Сочинение по литературе. Любовь в поэзии маяковского

    Я свое, земное,

    не дожил,

    на земле

    свое не долюбил.

    В. Маяковский

    Жизнь В. В. Маяковского со всеми ее радостями и горестями, болью и отчаянием — в его стихах. Произведения поэта рассказывают нам о жизни поэта, о его любви, о том, когда и какой она была.

    В самых ранних стихотворениях (“Я”, “Любовь”, трагедия “Владимир Маяковский”) о любви говорится вне связи с личными переживаниями поэта. Но вот вы открываете поэму “Облако в штанах” — и вас сразу охватывает тревожное ощущение большой и страстной любви:

    Нежные!

    Вы любовь на скрипки лежите.

     Любовь на литавры ложит грубый.

     А себя, как я, вывернуть не можете,

     чтобы были одни сплошные губы!

    И дальше с той же трагической силой поэт рассказывает о своей безответной любви, жарким пламенем охватившей его сердце, причинившей ему мучительную, нестерпимую боль:

    Мама!

    Ваш сын прекрасно болен!

    Мама!

    У него пожар сердца.

    Эта трагическая любовь не выдумана. Поэт настойчиво убеждает нас в правдивости переживаний, описанных в поэме:

    Вы думаете, это бредит малярия?

    Это было, было в Одессе.

    “Приду в четыре”,— сказала Мария.

    Восемь. Девять. Десять...

    И вот,

    громадный,

    горблюсь в окне,

    плавлю лбом стекло окошенное.

    Будет любовь или нет?..

    Да! Любовь была, и он горел в ней ярким пламенем. Давид Бурлюк, вместе с Маяковским выступавший в 1914 году в Одессе, в своих воспоминаниях говорит, что первой любовью Маяковского была Мария, которую он встретил в Одессе. Поэт Василий Каменский, бывший вместе с ним в Одессе, рассказывает об этом гораздо подробнее: “Маяковский влюбился здесь в красавицу Марию Александровну... Взволнованный, взметенный вихрем любовных переживаний, после первых свиданий с Марией он влетал к нам в гостиницу этаким праздничным весенним морским ветром и восторженно повторял: „Вот это девушка! Вот это девушка!"”

    Василий Каменский же рассказывает о трагическом исходе первой любви Маяковского и о том, что позже, вспоминая, что было в Одессе, поэт с горечью сказал: “Любить нельзя — масса тяжелых неприятностей”.

    Из других источников известно, что между Маяковским и Марией встало препятствие, одно из тех, которые порождались тогдашней общественной жизнью, социальными условиями, основанными на неравенстве людей, на господстве материальных расчетов или обывательских предрассудков. В поэме этому дано очень краткое объяснение словами самой Марии, но мы почему-то надолго запоминаем эти убийственные строки:

    Вошла ты,

    резкая, как “нате!”,

    муча перчатки замш,

    сказала:

    “Знаете —

    я выхожу замуж”.

    Но вот еще что известно: после смерти Маяковского эта женщина (М. А. Щаденко, в девичестве Денисова) создала один из первых скульптурных портретов Маяковского.

    Пути любви неисповедимы, и приносит она поэту чаще всего боль и горе. В поэме “Флейта-позвоночник” (1915), как и в “Облаке...”, звучит не радость любви, а отчаяние:

    Версты улиц взмахами шагов мну.

    Куда уйду я, этот ад тая!

    Какому небесному Гофману

    выдумалась ты, проклятая?!

    И, обращаясь к Богу, поэт требует:

    ...слышишь!—

    убери проклятую ту,

     которую сделал моей любимой!

    О том, что поэт не нашел в любви своего счастья, с горечью говорит он и в поэме “Человек”:

    Гремят на мне

    наручники, любви тысячелетия...

    Любовь предстает здесь в образах,

    выражающих одно лишь страдание:

    И только боль моя острей — стою,

     огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви.

    В стихах, обращенных к любимой, столько страсти, нежности и вместе с тем сомнений... В них слышится даже протест, даже отрицание любви:

    Любовь! Только в моем

    воспаленном мозгу была ты!

    Глупой комедии

    остановите ход!

    Смотрите —

    срываю игрушки-латы

    я,

    величайший Дон-Кихот!

    В начале 1929 года в журнале “Молодая гвардия” появляется стихотворение “Письмо т. Кострову из Парижа о сущности любви”: в сердце поэта родилась новая любовь, “опять в работу пущен сердца выстывший мотор”. Это была встреча с Татьяной Яковлевой, и любовь была взаимной.

    “Письмо т. Кострову...” и опубликованное много лет спустя “Письмо Татьяне Яковлевой” несут в себе новые настроения, новые интонации. В них уже нет надрыва и тоски. “Письмо т. Кострову...” радостно, проникнуто счастливым ощущением большой, настоящей любви:

    ...как на свиданье,

    простаивая, прислушиваюсь:

    любовь загудит — человеческая,

    простая...

    Вместе с тем это философское произведение, где любовь рассматривается и оценивается не только с личной, но и с общественной точки зрения. К такому глубокому осмыслению любви Маяковский пришел еще в пору работы над поэмой “Про это”. Тогда он писал: “Исчерпывает ли для меня любовь все? Все, но только иначе. Любовь — это сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может проявляться во всем... если нет “деятельности”, я мертв... Любовь не установишь никакими “должен”, никакими “нельзя” — только свободным соревнованием со всем миром”.

    В самой же поэме он мечтал об огромной, всеохватывающей любви:

    Чтоб не было любви — служанки замужеств,

    похоти,

    хлебов. Постели прокляв,

    встав с лежанки,

     чтоб всей вселенной шла любовь.

    Теперь эта идея возвышенной любви несколько “приземлена”, и само определение ее стало конкретнее:

    Любить — это с простынь,

    бессонницей рваных, срываться,

    ревнуя к Копернику, его,

    а не мужа Марьи Иванны, считая

    своим соперником.

    Любовь поэта — это не только личное. Она вдохновляла его на борьбу и творчество, воплощаясь в поэтические шедевры:

    Нам любовь

    не рай да кущи, нам любовь

    гудит про то,

    что опять в работу пущен

     сердца

    выстывший мотор.

    Гордость и ласка звучат в строках “Письма Татьяне Яковлевой”:

    Ты одна мне

    ростом вровень, стань же рядом

    с бровью брови...

    И даже конец стихотворения, в котором чувствуется конфликт, звучит без отчаяния. Здесь лишь обида и уверенность в том, что любовь в конце концов победит:

    Ты не думай,

    щурясь просто из-под выпрямленных дуг.

    Иди сюда,

    иди на перекресток моих больших

    и неуклюжих рук. Не хочешь?

    Оставайся и зимуй, и это

    оскорбление

    на общий счет нанижем. Я все равно

    тебя

    когда-нибудь возьму — одну

    или вдвоем с Парижем.

    Маяковский был по складу своего характера лириком. У него было слишком ранимое сердце. Он сам говорил об этом в поэме “Люблю”:

    У прочих знаю сердца дом я

     Оно в груди — любому известно!

     На мне ж с ума сошла анатомия.

    Сплошное сердце — гудит повсеместно...

    Больше чем можно,

    больше чем надо —

    будто

    поэтовым бредом во сне навис —

    комок сердечный разросся громадой:

    громада любовь,

    громада ненависть...

    Эти строки написаны в 1916 году, но и спустя десять — двенадцать лет, до самых последних дней жизни, он жаждал любви.

    “У такого человека,— с грустью писала художница Е. А. Лавинская,— не было места, где бы ласковые руки жены или близкого друга освободили его хоть немного от него самого”. Он надеялся найти такого друга в Татьяне Яковлевой. Но... увы.

    В предсмертном письме, написанном за два дня до рокового выстрела и адресованном “Всем”, поэт в последний раз говорит о любви: “В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил...”

    Как говорят —

    “инцидент исперчен”, Любовная лодка

    разбилась о быт. Я с жизнью в расчете,

    и не к чему перечень взаимных болей,

    бед

    и обид...

    Этими словами сказано очень многое о страстной, мятущейся, одинокой душе, о жизни, прекрасной и трагической, и о разбивающем сердца черном слове “быт”, за которым просматривается страшная действительность несбывшихся надежд, ведущая к еще более страшному времени тридцать седьмого года.