Сочинение по литературе. Повесть об армии

    Михаил Попов — автор многочисленных рассказов, повестей и романов "Народный театр" и "Пир". Это молодой прозаик, и этим прежде всего он близок нашему поколению.

    Мое внимание привлекла повесть Михаила Попова "Солдат ребенка не обидит". Это повесть об армии. В эпоху гласности отворились створки шлюзов, и со страниц журналов хлынула жесткая проза "натуральной школы" об отношениях в армии. Здесь и "Стройбат" С. Каледина, и повесть Ю. Полякова "Сто дней до приказа". Естественно, тут нельзя обойтись и без мысленного возвращения к "Поединку" А. Куприна.

    Но произведение Михаила Попова— самостоятельное и первичное. Оно не столько об особенностях армейской жизни, сколько о нашей жизни вообще. Оно прежде всего об уровне нравственности общества.

    Александр Драчев, помкомвзвода, завтрашний филолог — основной персонаж повести. Он отслужил в армии полтора года, до дембиля ему чуть-чуть. Он сержант и "дедушка". Но человек он непорядочный. Именно свойства его натуры в сочетании с обстоятельствами армейской жизни приводят к беде, к драме других персонажей.

    Итак, Александр Драчев — "авторитетный" сержант. Молодым солдатам он представляется "обходительным, но безжалостным удавом". А вот капитан Гусенко уважает Драчева за командирский раж, за то, что тот не мямля. Сам же Драчев отбывает армию недурно. Другое дело, что ему часто бывает скучно. Но это разговор особый. А так Драчев благополучен. И прежде всего от того, что догадался, каким макаром надо соответствовать ходу житейских событий.

    "Драчев понимал, — сообщает автор, что традиции непобедимы, потому что выгодны начальству. Он не только никогда не позволял себе рукоприкладства, но старался не повышать голос на беззащитных подчиненных и обходиться без мата, что в армейских условиях сделать было трудно". Впрочем, из текста повести выходит, что Александр Драчев ничем не лучше сержантов, уважающих мордобитие и мат.

    Но ведь герой не в армии родился, и не здесь сложилась его натура. Кто же он, сын библиотекарши из приволжской провинции? Он не мямля и вовсе не желает "демонстрировать наличие бессмертной души, как недотепа и неудачник Семенчук, а человек крепкий, жестко ступающий по земле, с трезвым умом, циничный в меру возрастного опыта. На прочих людей, нам предъявленных в повести, он смотрит высокомерно, с чувством превосходства, а на иных и с брезгливостью. Никто ему не близок. Даже от будто бы терпимого им прапорщика Чайковского он отчужден.

    Такой солдат обидит и ребенка, и старуху. Детей, потому что их судьбы безразличны ему, как и судьбы других людей. А старухи, в особенности на лавочках у подъездов, просто раздражают Драчева. Однажды он вспоминает о своей чувствительной душе. Да, нечто в мире действительно волнует Александра. Это луна, движение трав и деревьев, апельсиновый сок. Остро фиксирует свои ощущения Драчев во время шальной прогулки на танцы. Как-то ночью он бросается звонить забытой на месяц матери. Почему, и сам не знает А вот в трагические минуты о погибших по его вине Семенчуке и Чайковском вовсе не думает. Что они ему? Главное, выкрутиться и жить дальше в спокойствии. И он выкручивается.

    Александр Драчев — вовсе не продукт "вне уставных отношении". В армию он пришел уже “с царем в голове". Как он рос, кто его окружал, какой человек его мать, мы не знаем. Можем предположить, что его формировали время и наблюдения над жизнью людей. Человек неглупый и замкнутый на себя, он вынужден был сообразить, как следует вписаться в систему, чтобы не оказаться в ней последним. И пришлось надеть бронежилет отчуждения, пришлось охлаждать в себе чувства сострадания и тем более любви.

    Идеалов у Драчева нет, — они обременительны. Он последовательный житейский практик. Он переступит через многое, что станет преградой в его дороге. В армии при его доктрине и душевном холоде служить было можно. Надо было лишь приспособиться. Поначалу Драчев проявил себя политически грамотным знатоком, и дело пошло. К тому же он стал шефвос-питателем в колонии подростков. Для собственного спокойствия он устранился от душевных связей с ребятишками, передоверив "пахану" Сидору управлять делами во взводе по правилам уголовного мира.

    Устранение — одно из непременных состоянии Драчева. И еще скука. Не командирская, а глубинная, человеческая скука: и от того, что на службе порой делать нечего, и от одиночества. Тут Драчев обречен. В частности, из за гордыни. Конечно, он не Манфред и не Демон. Гордыня его куда мельче и досадней. Развлечения себе Драчев придумывает мелкие, шкодливые. Бьет лежачего, зачитывает с издевками наивный, но с жаждой людского добра и братства дневник рядового Семенчука. Восстание Семенчука приводит к гибели его и прапорщика Чайковского А Драчев отправляется домой в "новую удивительную" жизнь.

    Герой не создан армией, но оказался очень нужным ей человеком, "опорным" младшим командиром. Правда, автор подчеркивает, что речь ведет об армии бездействующей, да еще и о подразделении полутыловом, где нравы особенные. Может быть, в действующей армии Драчев стал бы защищать подлинное и повел бы себя достойно. Однако пока мы получили представление о малоприятном человеке.

    Увы, такие люди не редки. Сказано, что герой рассказа — филолог. Он произвел даже большое научное исследование. Среди объектов исследования — курьезные солдатские конспекты ленинских работ, приводящие к абсурду. Тон исследования Драчева не совсем серьезный. Драчев и прежде проявлял себя иронистом. Запомнились иронические его чтения дневника Семенчука. Теперь ирония, возможно, нужна ему как защита и самооправдание. Ехидничая над слабостями и огрехами других, такие люди пытаются возвысить себя. Их слабости и пустоты при этом прикрыты. Впрочем, что нынче на душе гуманитария Драчева неизвестно...

    При первом чтении меня несколько озадачил финал повести. Не перестарался ли автор с погибелью Семенчука и Чайковского? Финал "Стройбата" С. Каледина тоже заставлял думать: может, автор не знал, чем кончить очерк нравов?

    Но перед нами не очерк нравов. "Меня толкает какая-то высшая сила", — объясняет Драчев свой порыв незамедлительно бежать с дежурства и звонить матери. При втором чтении я последние главы принял, но мысль об авторском принуждении все же осталась.

    Мощные социальные перемены и общественные катаклизмы обостряют и без того сложную нашу жизнь. Современная проза раскрывает новые грани даже в темах, казалось бы, давно разработанных литературой. Такой “новый” взгляд характерен для Михаила Попова, чем и привлекают меня его произведения на злободневные темы.