Сочинение по литературе. Рецензия на роман В. В. Набокова «Машенька»

   ...Воспомня прежних лет романы,

    Воспомня прежнюю любовь...

    А. С. Пушкин

    Роман Владимира Набокова “Машенька” — произведение исключительное и необыкновенное. Он отличается от всех написанных им романов и пьес. Я прочла у Набокова множество произведений, но именно “Машенька” привлекала меня красотой языка, легкостью, философскими рассуждениями о роли любви на земле. Если кратко говорить о теме романа, то это повествование о необычном человеке, находящемся в эмиграции, в котором уже начинает угасать интерес к жизни. И только встретив случайно любовь своей юности, он пытается возродиться, вернуть свое светлое прошлое, вернуть молодость, во времена которой он был так счастлив.

    Главный герой романа — Лев Глебович Ганин, эмигрировавший в Берлин. На протяжении всего романа Набоков стремится подчеркнуть в нем его “особенность”, несхожесть с окружающими. Ганин живет в пансионе, где рядом с ним находятся еще шесть человек, оторванных от России, обитающих в атмосфере пошлости, косности, примирившихся со своим мирком. Этот пансион — своеобразный символ, который Набоков называет “убежищем для изгнанных и выброшенных”. Эти люди действительно выброшены, выломаны из жизни. Их судьбы разбиты, желания угасли. Набоков рисует их слабыми и безмолвными, исключая, разумеется, главного героя. Печальна судьба старого российского поэта Подтягина, смертельно больного, стремящегося вырваться из лап эмиграции и вернуться на родину, в Россию. Грустно читать и о Кларе — молодой девушке, безответно любящей главного героя, но не нашедшей в этой любви никакой отрады. (“...Она думала о том, что в пятницу ей будет двадцать шесть лет, что жизнь проходит и никогда не вернется, что любовь эта ее совсем ненужная, никчемная...”)

    Другой главный герой романа — Алексей Иванович Алферов, яркое воплощение того, что Набоков наиболее всего презирает в человеке, по злой иронии судьбы оказавшийся нынешним мужем Машеньки, любившей Ганина долгие годы. Все пошло в Алферове: слова (“бойкий и докучливый голос”), банальности, внешний вид (“было что-то лубочное, слащаво-евангельское в его чертах...”). Алферов — полная противоположность интеллигенту Ганину, не приемлющему пошлость ни в каких ее проявлениях. Отчасти Набоков придал Ганину черты своего собственного характера, вложил в него ту попытку вернуть потерянный рай, терзавшую его самого.

    Узнав о том, что Машенька, с которой он по воле случая расстался еще в далекой молодости, жива и приезжает на днях к мужу, Ганин буквально просыпается в своей берлинской эмиграции: “Это было не просто воспоминанье, а жизнь, гораздо действительнее, гораздо “интенсивнее”, — как пишут в газетах, — чем жизнь его берлинской тени. Это был удивительный роман, развивающийся с подлинной, нежной осторожностью”.

    Ганин принимает решительную попытку вновь обрести потерянный рай: отказывается от своей псевдоизбранницы Людмилы и собирается похитить Машеньку у Алферова. Он даже не спрашивает себя, любит ли его Машенька до сих пор, он уверен, что молодость вернется, а вместе и счастье. При этом для достижения своей цели он совершает неэтичные поступки (поит Алферова водкой в ночь перед приездом Машеньки и переставляет стрелку будильника, чтобы Алферов не смог ее встретить, а сам бросается на вокзал).

    Но лишь на вокзале Ганин осознает, что прошлое не вернуть, что оно утеряно безвозвратно, что нужно просто бежать из этого пансиона, из этой гнетущей, чужой и чуждой, пошлой атмосферы: “Он до конца исчерпал свое прошлое, свое воспоминанье, до конца насытился им, образ Машеньки остался... в доме теней, пансионе, который сам уже стал воспоминаньем ”. Переболев своим прошлым, герой отправляется на другой вокзал, уезжает в будущее, навстречу новой жизни.

    В своем романе Набоков философски размышляет о любви к женщине и к России. Две эти любви сливаются у него в одно целое, и разлука с Россией причиняет ему не меньшую боль, чем разлука с любимой. “Для меня понятия любовь и Родина равнозначны”, — писал Набоков в эмиграции. Его герои тоскуют по России, не считая Алферова, который называет Россию “проклятой”, говорит, что ей “пришла крышка”. (“Пора нам всем открыто заявить, что России капут, что “богоносец” оказался, как, впрочем, можно было догадаться, серой сволочью, что наша родина, стало быть, погибла”.) Однако остальные герои горячо любят родину, верят в ее возрождение. (“...Россию надо любить. Без нашей эмигрантской любви России — крышка. Там ее никто не любит. А вы любите? Я — очень”.)

    В целом Набоков сложен для понимания. Я впервые прочла его автобиографический роман “Другие берега”, когда мне было двенадцать лет. В нем он как бы осмысливает всю свою жизнь, размышляет о детстве, своих поисках собственного “я”, о поистине “земном рае” своего духовного воспитания. “Мое детство было совершенным”, — писал он в “Других берегах”.

    Находясь в эмиграции, Набоков был вынужден писать свои произведения на английском языке, отчего испытывал почти физическую боль. Его расставание с прекрасным и родным русским языком было мучительным, но это испытание он выдержал с честью.

    Читая произведения Набокова сейчас, я вспоминаю рассказ моей сестры, которая побывала в Швейцарии на его могиле. Он похоронен на берегу Женевского озера, в небольшой деревушке рядом с курортным городом Монтрё. По ее словам, более эстетской могилы она не видела: огромный голубой камень, простая надпись, цветущие фиалки вокруг... Именно о такой могиле мечтал его герой Цинциннат Ц. из прекрасного романа “Приглашение на казнь”. Снова в нем “потерянный рай”, снова ностальгия по прошлому, любовь. Снова герой находится в состоянии одиночества: “Нет в мире ни одного человека, говорящего на моем языке”. Но герой романа верит в собственное “я”, как, должно быть, не терял веры в себя сам автор. И именно эта вера не дала герою умереть даже после того, как ему отрубили голову. “Зачем я тут? Отчего так лежу? — И, задав себе этот простой вопрос, он отвечал тем, что привстал и осмотрелся...” “Меня у меня не отнимет никто, — сказал Цинциннат Ц. сам себе...”

    Размышляя над прозой Набокова, я поражаюсь тому, как его герои испытывают душевный подъем во время собственных неудач, а когда к ним приходит успех, они словно теряются, становятся косноязыкими, тусклыми, приниженными. Дар описания у Набокова развит до необыкновенных пределов, он обладал каким-то особым, словно отполированным языком, меткостью взгляда, способного при помощи художественных приемов и образов даже мелочам придать особое значение, подчеркнуть их.

    Читая его романы, я чувствую в них одиночество человека, не понятого многими, оторванного от того, что ему дорого. Боль и горечь едва слышны у него, он не подчеркивает их, а лишь скрывает за будничными картинами и фразами. В этом я вижу его сходство с Чеховым, который всегда говорил, что “в настоящей жизни люди обедают, только обедают, а в это время слагаются их судьбы и разбиваются их жизни”. Чехова Набоков всегда очень любил, считая его “нравственный пафос” образцовым для писателя. “Я и Чехов — вот два моралиста”, — говорил он. Особую близость Набоков ощущал и к Достоевскому, описывая ненавистный ему “мирок пошлости и гнили”, прикрытый псевдонравственностью.

    Сейчас, к моей большой радости, у нас в стране стали проявлять большой интерес к Набокову, многие и многие утверждают, что именно у него нужно учиться прекрасному русскому языку, благородному служению культуре. На Западе к нему, наоборот, относятся вяло, но ведь Россия, его Россия, набоков-ская Россия любит и признает его — это главное! Одиночество и ностальгия при жизни, но признание и поклонение после смерти. Ради этого, я считаю, стоило терпеть и страдания, и боль.

    И сейчас, читая Набокова, я обогащаюсь не только умственно, но и нравственно, духовно. Это чувство очищения со мной, пока я люблю и ценю прозу Набокова, его потрясающий дар слова.