Сочинение по литературе. Военная лирика твардовского

    Война — жесточе нету слова.

   Война — печальней нету слова

    Война — святее нету слова

    В тоске и славе этих лет.

    И на устах у нас иного

    Еще не может быть и нет.

А. Т. Твардовский

    С июня 1941 года Александр Твардовский начинает работу в редакции газеты Юго-Западного фронта “Красная Армия”. Он пишет стихи, очерки, фельетоны, статьи, песни, заметки. К сожалению, тетрадка с записями Твардовского о первых месяцах работы пропала. Но остались строки, запечатлевшие первые дни войны, — самого страшного и горестного периода Великой Отечественной.

    То была печаль большая,

    Как брели мы на восток.

    Шли худые, шли босые

    В неизвестные края,

    Что там, где она, Россия,

    По какой рубеж своя?

    Памятником тех лет стала книга “Василий Теркин”. Это книга о “правде сущей, правде, прямо в душу бьющей”. В одной из глав, “Переправа”, поэт пишет о том, что “бой идет не ради славы — ради жизни на земле”, вселяя в бойцов сознание святости и правоты их дела.

    Работая над поэмой, Твардовский ставил определенную цель: помочь фронтовику преодолеть трудности войны, облегчить и хоть как-то скрасить его суровый быт, вселить чувство веры в свои силы и возможности.

    Весной 1942 года Твардовский пишет стихотворение “Партизанам Смоленщины”. Народ воспринял его как весть об освобождении, первую искру надежды. Смоленщина — родина поэта, и можно понять, чего стоили эти строки Твардовскому. Каждое слово — крик души, боль сердца:

    Я б вовеки грабителям

    Не простил бы твоим,

    Что они тебя видели

    Вражьим оком пустым;

    Что земли твоей на ноги

     Зацепили себе;

     Что руками погаными

    Прикоснулись к тебе;

    Что уродливым именем

    Заменили твое;

    Что в Днепре твоем вымыли

    Воровское тряпье...

    Поэма Твардовского “Дом у дороги” начинает печататься со 2 декабря 1943 года. После вступления, завершившегося грозной строкой: “Гром грянул - началась война...” — следовала глава “Голошение”. Строки этой главы напоминали давний плач-голошение, когда вся деревня Черново огласилась воплями женщин. В главе “Беженцы” рассказано о бесконечном людском потоке, что “на восток от фронта гнал колеса”. Глава “Гостинчик” повествует о тех же горестных воспоминаниях страшных дней отступления. Поэт говорит о невозможности забыть те муки: “Нет, мать, сестра, жена, И все, кто боль изведал, Та боль не отмщена И не прошла с победой”. Закончена была поэма уже после войны. И заканчивает ее поэт страстным призывом: “Не Забывать!”

    Прошла война, прошла страда,

    Но боль взывает к людям:

    Давайте, люди, никогда

    Об этом не забудем.

    В творчестве Твардовского военной поры очень примечательна детская тема. С особой пристальностью вглядывается поэт в женские и детские судьбы, с невыразимой болью и с нескрываемой печалью думает о них. Это и “жена командира, бежавшая из Минска с детьми в ночь первой жестокой бомбежки”; и “мальчик, везущий на саночках мать, тяжело раненную, когда шел бой за их деревню”; и “девочка с ребенком на руках у трупа матери”. Великое множество строк в стихах и прозе написано о войне, но ничего пронзительнее, чем строки “Возмездия” Твардовского, читать не доводилось:

    И суд наш праведный суров,

    И места нет пощаде.

     И не у нас ее проси,

    Мы будем мертвых глуше.

     Проси у тех, чьи на

    Руси Сгубил безвинно души.

     Проси у девочки у той,

    Что, в дула ружей глядя,

    Спросила с детской простотой: —

    Чулочки тоже, дядя? —

    У той, худое тельце чье

    У края рва поставил.

    Проси пощады у нее,

    А мы щадить не вправе.

    В стихотворении “Я убит подо Ржевом” поэт выбирает форму написания от первого лица. Это наиболее соответствует идее стихотворения, воспевающего единство павших и живых. Монолог воина, с нарастающей эмоциональностью повествующего о собственной гибели “летом, в сорок втором”, достигает наивысшего накала в таких строках:

    Нет, неправда. Задачи

    Той не выиграл враг!

     Нет же, нет! А иначе

    Даже мертвому — как?

    Погибший солдат видит себя лишь “частицей народного целого”, и его волнует все, что свершилось потом, после него. Он говорит:

    Я вам жить завещаю, —

    Что я больше могу?

    Эту высокую ответственность перед памятью погибших, ответственность за то, как человек распорядился своей судьбой, выкупленной у Смерти ценой жизни другого, поэт ощущает очень остро. Не в этом ли исток той гражданской позиции, за верность которой кто-то из писателей назвал Твардовского “совестью послевоенной литературы”.

    До конца своих дней Александр Трифонович Твардовский пронес как бы чувство смущения своей судьбой и судьбой тех, кто вернулся живыми из страшной круговерти войны. Он писал:

    Я знаю, никакой моей вины

    В том, что другие не пришли с войны,

    В том, что они — кто старше, кто моложе —

    Остались там, и не о том же речь,

    Что я их мог, но не сумел сберечь, —

    Речь не о том, но все же, все же, все же…