Сочинение по литературе. Водевиль А. П. Чехова

Чехов-драматург не только автор больших пьес, но и непревзойденный мастер малых форм, водевилей. "Из меня водевильные сюжеты прут как нефть из бакинских недр", — говорил он в одном из писем. К тому времени уже были написаны "О вреде табака", "Медведь", "Предложение". За ними последовали "Трагик поневоле", "Свадьба", "Юбилей".

    Водевили — не отдельная часть наследия Чехова-драматурга. Можно сказать, что и большие и малые его пьесы принадлежат к одной целостной и неразрывной трагикомической стихии. Здесь, в малых жанрах, мы тоже встречаемся с некими общими особенностями его сценического творчества.

    "Медведь" — единственный водевиль, где все кончается благополучно. Помещик Смирнов и "вдовушка с ямочками на щеках" Елена Ивановна Попова после ссоры, скандала, даже попытки стреляться неожиданно кончают "продолжительным поцелуем". Но уже герои "Предложения" как будто говорят на разных языках. Они не через недоразумение приходят к любви, а наоборот: хотят объясниться, но кончают полнейшим разнобоем. Герои "Свадьбы" и вовсе как будто не обмениваются словами, а скорее отгораживаются ими друг от друга. Задуманная так торжественно "свадьба с генералом" завершается полнейшим скандалом, конфузом и безобразием.

    Но, может быть, ярче и комичнее всего проведен чеховский принцип неосуществленного действия в водевиле "Юбилей". Директор банка, предприимчивый и самодовольный делец Шипучин задумал пышно отпраздновать пятнадцатилетие вверенного ему учреждения. Кажется, он предусмотрел все: бухгалтер Хирин пишет для него и за него доклад. Шипучин сочинил поздравительный адрес самому себе, который будут читать сослуживцы. Купил серебряный жбан, который они ему подарят. Продумано все, вплоть до малейшей мелочи. Но весь ход водевильного действия состоит в том, что стройный шипучинский план рушится. Директор больше всего заботится о, как он выражается, "ансамбле" на предстоящем празднике. Но весь этот "ансамбль" разрушается от грубого поведения бухгалтера, от неожиданно врывающейся жены Шипучина, от "беззащитной" госпожи Мерчуткиной — она допекает и доводит Шипучина до беспамятства делом, которое и вовсе "неотсюда". И за всем этим каскадом недоразумений, неурядиц, срывов подспудно ощущается мысль автора о бессмысленности, пошлости маленьких людей с их фальшивыми прожектами, затеями, претензиями.

    В чеховской записной книжке есть заметка: "Тогда человек станет лучше..." Это определение, как всегда у Чехова краткое, вводит нас в самую атмосферу его духовных и художнических исканий. Явственно звучит здесь вера в то, что человек может измениться, способен к нравственному пробуждению. Чехов противостоял тем литературным современникам, которые на все лады расписывали извечно дурные, порочные свойства человеческой души, видели в ней одни лишь звериные, жестокие начала.

    Чеховская вера в человека не отрывается от правды: читатель должен увидеть себя в литературе таким, "каков он есть". Иначе говоря, не выдуманным, не сочиненным, не поставленным на ходули или еще какие-нибудь искусственные подпорки. Художник призван "показать" человеку, каков он есть. Это слово тоже весьма характерно. Чехов убежден, что подлинному писателю противопоказано навязчивое комментирование поступков своих героев. Он должен убеждать читателя и зрителя не рассуждениями, не декларациями, не уговариванием, но правдивым изображением, "показом" героев. Вот как много скрыто в чеховской заметке, состоящей из одной короткой фразы. Воедино слиты в ней вера в человека и художественная правда.

    Чехов больше всего боялся односторонности и заданное™ в изображении характеров. "Современные драматурги, — писал он брату, — начиняют свои пьесы исключительно ангелами, подлецами и шутами — пойди-ка найди сии элементы во всей России! Найти-то найдешь, да не в таких крайних видах, какие нужны драматургам".

    Вот против этих "крайних видов", против умозрительного высветления или, наоборот, неоправданного очернения героев последовательно выступал Чехов. Изображенные им характеры правдивы, а потому неисчерпаемы.