ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛУННЫЕ ТАРХАНЫ
Сколько бы времени не проходило со дня моего визита в село Лермонтово, воспоминания о нём не стираются в моей памяти. Пожалуй, по ним можно написать целый роман. Но я ограничусь на сей раз очерком-портретом этого замечательного села, с которым связано детство нашего гениального поэта, юбилей трагической гибели которого в 2011 году. Первое, что приходит мне в голову, это сама дорога в Тарханы. Местность меня, честно говоря, даже немного пугала, казалась отрешённой, полудикой. В небе над маршруткой неспешно парила большая красивая птица с тёмно-каштановым опереньем. Толком разглядеть её не удалось, но это царственное пернатое навеки слилось с моей памятью и стало неотъемлемым воспоминанием о Тарханах. Погода в первый же день нашего пребывания выдалась, мягко говоря, не идеальной. Тучи сдвинулись над горизонтом настолько угрожающе, что с самого начала Лермонтово показалось мне не просто таинственным, но даже мистическим местом. Не смотря на то, что стояло раннее лето, холодный пронизывающий ветер сей факт тревожил мало. Местные жители встретили нас поначалу не очень ласково. Прибыв в обещанную «гостиницу» (хотя по моему критичному взору, она больше напоминала наскоро вылепленную домушку), мы обнаружили, что свободных мест нет, т.к. накануне приехала делегация московских туристов. Не буду скрывать спустя столько лет: я тогда забеспокоилась, тем более, что ночь надвигалась неумолимо, а ночевать нам было негде. В этом старинном странном селе я вдруг показалась самой себе малой песчинкой, которой так легко затеряться в нашем мироздании. Правда, я была не одна, со мной было двое взрослых, две поэтессы Диана Кан и Карина Сейдаметова. Но это меня утешало мало, потому что они тоже, как я видела, не на шутку забеспокоились. Старушки, божьи одуванчики, едва завидев нас, не особо спешили вступать с нами в разговоры. Видимо, понимали, что будет, как в том анекдоте: «Дайте, пожалуйста, водицы попить, а то так есть хочется, что и ночевать негде». Когда тревога внутри меня начала разрастаться как снежный ком, нам вроде как улыбнулась удача - встретилась молодая женщина, типичная сельская жительница, в простом платье и длинных высоких резиновых сапогах. Она стала первой, кто воспринял нас адекватно, сама спросила, кого мы ищем, выслушала наше лепетание по поводу того, что мы приехали из Самарской области, чтобы увидеть музей Лермонтова и вот остались без крова над головой. Видимо, сжалившись над нами, уже готовыми плакать, женщина предложила жильё – заброшенный дом своей знакомой, где, правда, как она честно сказала, нет света. «Как нет света? – возопила Карина, - А как же мы завтра будет укладывать феном волосы, чтобы фотографироваться в тарханской усадьбе?..». Моя мама достаточно здраво заметила ей, что выбор у нас невелик – либо ночуем в доме без света, либо в ближайшей лесопосадке. Карина, видимо, представив себя ночующей в лесополосе, притихла. И мы согласились ночевать даже в доме без электричества. Женщина куда-то удалилась, а мы в ожидании её возвращения набрели на какой-то заброшенный дом с большим заброшенным и уже отцветающим садом. Присели под деревьями. Как-то быстро темнело, а женщина не появлялась. Внутри меня крепло разочарование. В итоге, окончательно уверившись, что никто за нами не придёт, я ощутила на щеках колючие слёзы. Но взяла себя в руки: не хотела, чтобы кто-то видел моё раскисшее состояние, дабы мои впечатлительные и понурившиеся спутницы вовсе не впали в истерику. Они между тем о чём-то тихо переговаривались, но я видела, что они тоже мало верят в то, что в эту ночь мы добудем ночлег под крышей... А между тем начал моросить занудливый дождик, грозивший каждую минуту превратиться в ливень. Забавно вымокнуть под дождём, тогда хоть слёз не видно будет! И тут я решила обратиться к своей последней, но верной, надежде: молитве. Я уверена, что Бог поможет непременно, даже когда уже никто помочь не в силах. Убеждалась в том в своей жизни не раз. Когда, например, впоследствии стала сдавать экзамены в школе. Но тогда, в Тарханах, просто иного никакого выхода не было. Не помню, что именно я просила у Бога, так как ситуация в целом тянула на абсурд. Но не успела я несколько раз прочесть «Да воскреснет Бог, и да расточатся врази его…», как раздался чавкающий звук. По жирной тарханской грязи к нам приближался увалистый трактор. У меня отлегло от сердца. Спасение прибыло. Едва живые от холода и переживаний, мы проворно вскарабкались внутрь трактора и поехали в неизвестном направлении. Конечно, прокуренный тракторист не тянул на принца в белом Мерседесе, но мы ему обрадовались куда больше, чем принцу! Пыхтя, трактор подколесил к простенькому домишке. Типичный такой сельский домик, на меня поначалу если и произвёл впечатление, то не самое лестное. Дома на улице стояли практически впритык. Но внутри домик оказался гораздо лучше, чем снаружи. Уютнее! Впрочем, от одного ощущения долгожданной крыши над головой я уже была готова почувствовать облегчение. В этот маленький сельский домик я влюбилась позже – да так, что покидать его не хотелось! Женщина, столь любезно проводившая нас до пункта назначения на тракторе, таинственным образом исчезла. А нас оставила на попечение проворной улыбчивой пожилой женщины. Напоследок, правда, сказала, что привезла нас не в обесточенный дом, а к бабе Маше, у которой пустует дом умершей свекрови. Баба Маша уютно суетилась вокруг нас и чем-то напомнила мне моих оренбургских бабушек. Как потом выяснилось, мы, бесприютные, тоже напомнили бабе Маше её детей и внуков, живущих в Самарской области. Мы прошли в просторную комнату, настолько просторную, что её легко можно было поделить на две. На меня накинули нечто меховое и согревающее, что Мария Васильевна (так звали нашу хозяйку) именовала «шабол» (словцо, однако!). Комнату не захламляло избыточное количество мебели. Обстановка состояла из пары кроватей с никелевыми шарами (антиквариат, однако!) да старенького продавленного диванчика. Мария Васильевна затопила печь – включила газовое печное отопление, и мы поняли, что жизнь не так плоха, как казалась нам ещё пару часов назад. Градус моего настроения резко подпрыгнул. Привыкши к городской жизни с ванной и тёплым туалетом, я впервые столкнулась с бытом сельской жизни. Туалет на улице, баня тоже. К ним надо ходить по мокрой, то от дождя, то от росы, траве. Но моя тоска по комфорту незаметно рассеялась. Во дворе у Марии Васильевны находилась баня. Не новая, но очень тёплая и уютная. Парясь в ней, я испытала настоящее, ни с чем не сравнимое удовольствие. Даже Карина, которая в то время ещё не была поклонницей бани, с радостью парилась в бане так долго, что мы, не дождавшись её, чтобы сказать «С лёгким паром!», уснули на перине, как на пуховом облаке. Хотя поначалу я решительно заявила маме, что собираюсь бодрствовать всю ночь. Таинственно мрачноватая атмосфера Тархан дала волю моей буйной фантазии, замешанной на просмотре триллеров. А вдруг, как в фильмах, едва мы заснём, в дом войдёт некто в маске с топором... Впрочем, при одном взгляде на Марию Васильевну, мне потом становилось стыдно за своё разгулявшееся воображение. Дом, в котором мы обосновались, был домом свекрови Марии Васильевны, а сама Мария Васильевна с мужем жила в доме по соседству.
Утро следующего дня началось с того, что баба Маша раскрыла перед нами настоящую лермонтовскую скатерть-самобранку - принесла на завтрак пирожки, сметану и трёхлитровую банку вкуснейшего парного молока. Мария Васильевна и сама чем-то источала теплоту парного молока, она была такая домовитая и приятная в общении. И всё больше напоминала мне моих оренбургских бабушек – Зою, Клаву, прабабушку Настю… Общаясь с Марией Васильевной, мы узнали, что она умеет косить траву не хуже мужчин. А потом любовались её огородом – на нём невозможно было найти ни одного сорняка! Завтрак был столь сытным, что мы разленились настолько, что пришлось взять себя за шиворот и отправляться всё же в лермонтовскую усадьбу, ради чего, собственно, мы и приехали в такую даль. При дневном свете, хотя денёк выдался пасмурным, а ночью прошёл сильнейший дождь, село уже не казалось таким мрачным и мистичным. Мы знали, что у нас есть крыша над головой и добрейшая баба Маша, которая не даст нам умереть от голода и холода. Тарханы мерцали малахитовой зеленью. Такой зелени у нас в Самарской области я не встречала. Деревья, трава, даже пруд сливались в единое зелёное целое. Это был не просто зелёный цвет, а невероятно яркий, малахитово-изумрудный оттенок, такой насыщенный, что это даже глаза резало с непривычки. Цветовой зелёный ансамбль дополнила встреченная нами громадная ленивая жаба на берегу старинного пруда (в нём, наверное, ещё купался мальчиком Лермонтов!). Нам чудом удалось не заметить красавицу-жабу, она особо и не пряталась на правах коренной местной жительницы. Что удивительно, жаба не была обычного грязно-жёлтого оттенка. Она была изумрудного цвета – такого же, как и природа в этом необыкновенном селе. Этой лягушке-жабе не хватало только короны, чтобы стать царевной! Путь наш в лермонтовскую усадьбу пролегал мимо фамильного склепа, где веками покоятся многие представители старинного рода Лермонтовых. Гробница Поэта меня поразила. Она располагалась внизу, в полуподвальном помещении, куда мы спустились по узкой крутой каменной лестнице. Стены склепа были побелены и на ощупь влажноватые. А пламя свечей, что горели в нишах, подрагивало и бросало вокруг причудливые тени. Поверх тёмного лермонтовского гроба лежали кроваво-красные гвоздики. Одновременно прекрасное, жуткое и незабываемое зрелище!.. Когда мы вышли из часовни, из мокрых тяжёлых крон дубов раздалось соловьиное пение, такое странное и такое мистическое здесь, возле старинной часовни. Мы покинули усадьбу со смешанным чувством восхищения и мистического трепета. Пройдя пару сотен шагов, увидели саму родовую усадьбу Лермонтовых. Очень красивый музей, гораздо богаче и больше, чем пушкинское Болдино, где мне также доводилось бывать. Тарханская усадьба двухэтажная, со множеством красиво обставленных роскошной мебелью комнат. Прогуливаясь по такой усадьбе, невольно ощущаешь себя дворянкой!
Сказать должна, что Лермонтов – один из моих любимейших классиков. Уже хотя бы из-за одного Печорина, образом которого я впоследствии так сильно увлеклась. Впрочем, на тот момент я была ещё слишком мала, и фамилия Лермонтова для меня еще не ассоциировалась с Печориным. В цветах ухоженного усадебного парка тоже явно преобладала малахитовая зелень. Такими – малахитово-изумрудными - я и запомнила Тарханы. На фоне изумрудной зелени Тарханской усадьбы меня и сфотографировали сидящей в белой беседке…Гуляя по Тарханскому парку, мы наткнулись на замечательную ягодную поляну. Земляники, правда, не застали, было слишком раннее для неё время. Рассеявшиеся было тучи вновь сгустились, стоило нам вернуться домой – этот маленький сельский домик мы уже ощутили своим домом. Мы настолько романтически были настроены, что даже задумали сходить по грибы. Идя в Тарханскую усадьбу, мы видели, как местные жители несли из окрестных лесов полные корзины грибов. Но Мария Васильевна вместе со своим мужем энергично отговорили нас от затеи отправиться по грибы. Видимо, из опаски, что мы можем заблудиться. Чтобы мы навсегда оставили затею тихой охоты в Тарханах, Мария Васильевна вручила нам полведра великолепных свежесобранных грибов и банку густого растительного масла, по виду напоминавшего мёд. Мол, жарьте и ешьте, только никуда не ходите за пределы села, а то хлопот с вами не оберёшься... Весь вечер мои спутницы-поэтессы, снявшие свою модные «лягушачьи шкурки» и переодетые в роскошные тарханские «шабалы», жарили грибы – огромную сковороду грибов, ароматных и ядрёных. Я невольно отметила, что тарханские «шабалы» моим спутницам, которых я привыкла видеть в «кинематографических» одёжках, были весьма к лицу. И уж точно не выбивались из народной стилистики Тархан… Всю сковороду грибов мы так и не смогли осилить, как ни старались! И по пути в Самарскую область нет-нет да и вспоминали эти недоеденные грибы. Пока мои спутницы были заняты грибами и разговорами, я оказалась на время предоставленной самой себе. И использовала это время, чтобы завести знакомство с тарханскими сверстниками. Среди них был внук Марии Васильевны, чуть помладше меня, весёлый мальчик. Через какое-то время к нам примкнула девочка Ксюша. Мы гуляли по тихой улице Яшенке, пока по ней не погнали стадо коров. Стадо медленно и устало ковыляло с пастбища. Коров было много и самой разной масти. На нас они глядели равнодушно, устало плелись домой. Я невольно отметила, что коровы с полным выменем вели себя очень спокойно, даже равнодушно. Зато вовсю озорничала молодая корова с маленьким полупустым вымечком. Эта прыткая и нагло мычавшая рогатая особь, увидев нас, детей, вдруг завопила так, будто над ней навис нож говяжьего возмездия. Если бы Ксюша не топнула ногой и не крикнула что-то обнаглевшей скотине, то я даже не знаю, чем бы всё это кончилось, потому что прыткая коровёнка была настроена весьма решительно и агрессивно…
В последнюю нашу тарханскую ночь, когда я уже сладко спала на пушистой перине, мои спутницы, как потом выяснилось, отправились в полночь гулять по берегу тарханского пруда. Увы, пока ты ребёнок, самое интересное ускользает от тебя, потому что взрослые наивно уверены: ночью дети должны спать! Потом, когда мы ехали в поезде, мои спутницы с таинственно-заговорщическим видом делились впечатлениями и воспоминаниями от полуночной прогулки. Как я поняла, обстановка была лирическая и мистическая одновременно. Луна, блестящая гладь воды и мрачно расположившийся почти на берегу пруда фамильный склеп-часовня Лермонтовых. Судя по всему, именно это соседство и привлекло моих спутниц в полночь к пруду в поисках адреналина. Потому что подышать свежим воздухом можно было и не выходя со двора. Чем старше я становлюсь, тем больше жалею, что меня на этой прогулке не оказалось. Лермонтова надо постигать при луне, когда «ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит!..». Между прочим, именно эти лермонтовские строки и цитировали мои спутницы чаще всего, говоря о той мистической прогулке к Тарханской часовне. Уж не себя ли они имели в виду под «звёздами», говорящими друг с другом над гладью старинного пруда?.. Забавные эти взрослые!
На следующий день продолжилось пиршество живота. На завтрак Мария Васильевна принесла нам большой пирог-манник – солнечного жёлтого цвета, вкуснейший и тающий во рту. А ещё вкуснейший грибной суп, приправленный густыми сельскими сливками. Я, в обычное время весьма прохладно относящаяся к супам, умяла аж две тарелки… Между тем мы не без грусти готовились к отъезду. Утро в день нашего отъезда, в отличие от вечера, когда мы приехали, оказалось солнечным. Муж Марии Васильевны проводил нас на автобус и вручил тарханские подарки – молоко, сливки, творог... Карина взяла у Марии Васильевны номер телефона и грустно сказала, что не прочь бы пожить вот такой размеренной жизнью недельку-другую… Мы пообещали самим себе, что когда-нибудь обязательно приедем в Тарханы. Когда-нибудь я ещё приеду сюда, на свидание с родиной Лермонтова… обязательно приеду, не могу не приехать!..
Анастасия Устинова, лауреат всероссийских и международных литературных конкурсов, стипендиат Российского Фонда Культуры для одарённых детей
