Содержание.
1.Введение. (Адыгская свадьба)
2. Сватовство (лъыхъу)
3. Смотр дома (унаплъэ)
4. Регистрация брака (нэчыхьытх)
5. Поездка за калымом (уасэ Iых)
6. Привоз невесты (нысашэ)
7. Новобрачная в “ чужом доме ” (тешэ)
8. Ввод молодой в “ большой дом ” (унэишэ)
9.Кавказский застольный этикет
10. Свадебное застолье у адыгских молодожен
11. Раздел головы во время адыго-черкесского застолья
12.Заключение
13. Литература
[link]
1. Введение.
Много интересного и занятного в хабзэ, в обычаях и традициях народов, в том числе и в свадебных обрядах. Что такое свадьба? Как она стала таковой? Для того чтобы двое молодых людей объединили свою жизнь, имели детей, продолжали род человеческий, их родные, свойственники, знакомые собираются, организуют торжества, выполняют достаточно обременительные, трудоёмкие дела, а также определённые событием формальности, находят всё то, чего у них нет, желая пышнее, торжественнее, как можно лучше устроить всё, что связано с женитьбой сына или замужеством дочери. Почему? Не лишнее ли всё это? Обязательно ли соблюдать все условия?
Думать таким образом о свадьбе негоже, потому что люди это осудят, мало того – посчитают безнравственным поступком, нарушением хабзэ с вытекающими отсюда последствиями. Пока есть человек, пока существует семья, свадьба бессмертна, ибо она – основа жизни рода, начало новой семьи, часть бытия. Более того, свадьба – это один из основных ритуалов в любой национальной культуре, своеобразное зеркало, в котором отражаются многие стороны этнической сути народа, его истории.
Как было замечено, хабзэ, в том числе и свадебные ритуалы, не придуманы за уютным столом в тиши кабинета, не утверждены всенародным голосованием. Они – результат поиска не одного поколения, на них – зарубки далёкого прошлого, отметены социальных, экономических , формационных перипетий, через которые прошёл народ. О тои свидетельствует каждый эпизод, каждая деталь свадебного обряда. Прежде чем сделаться частью обычая, он имел реальную, магическую, религиозную основу.
Исходя из этого, адыгская свадьба стала иметь следующую структуру: сватовство, смотр дома, регистрация брака, поездка за калымом, привоз невесты, определение молодой в “чужом доме”, ввод молодой в “большой дом”, побег старухи, возвращение молодого в родной дом, малый повторный ввод невесты в “большой дом”, танец столика, вторичный привод молодого, девичий стол, кружение чашки и др.
Адыгская свадьба была красива и поучительна тогда. Когда с согласия заинтересованных сторон и лиц она проходила с соблюдением всех хабзэ. Она начиналась с взаимной любви молодых и заканчивалась одобрением этого высокого человеческого чувства старшими. Всё, что предпринималось на такой свадьбе, являлось гарантом создания крепкой, удачливой семьи, в которой царило бы согласие и росли счастливые дети.
2. Сватовство (лъыхъу).
Лъыхъу – буквально означает “поиск”. Прежде чем говорить о сватовстве, надо заметить, что все вышесказанные компоненты адыгской свадьбы, кроме лъыхъу, относятся к периоду, когда в семье стали главенствовать мужчины, то есть к так называемому патриархату. Однако лъыхъу, следует думать, имел место, видимо, и в те далёкие времена, когда род был материнским. Говоря иначе, поисками жениха занимались девушки, они решали. Какого молодого человека приводить в свой род. Родословие их детей шло по материнской линии. Это подтверждается примерами из древней истории многих народов.
Таким образом, лъыхъу стал компонентом адыгской традиционной свадьбы, и от девушек он, видимо, перешёл к парням, вернее к его фамилии. Если умыкание было никак не приемлемым хабзэ для адыгов, то большим проявлением адыгагъэ и намыс считалось, когда родные молодого человека, узнав о его избраннице, посылали к его родителям сватов. В нём участвовали только старшие роднящихся сторон через вторых лиц фамилии. Естественно, что все начиналось и исходило от молодых. Они знакомились на каких-то торжествах, узнавали друг друга, влюблялись, обменивались небольшими подарками. Пока парень не получал последнее, о женитьбе не могло быть и разговора. Да и после этого девушка не сразу давала своё согласие выйти замуж. Однако, спустя некоторое время, девушка как бы между прочим, вроде бы не придавая этому большого значения, говорила жениху, что он может прислать сватов к её родным. Что это означало, было ясно, и парень через друга или зятя извещал родителей о своём намерении и избраннице. Так начинались свадебные хлопоты.
Для адыгов никогда труда не стоило определить, что пришли сваты за их дочерью. Согласно хабзэ, войдя во двор и спешившись, они определяли лошадей у коновязи, но не направлялись ни в кунацкую, ни в дом, а становились где-нибудь под навесом или же в то место, где обычно рубят дрова. Кто-либо из хозяев, заметив их, естественно догадывался, что это не обычные гости, о чём сообщал старшим в доме.
Навстречу сватам выходил взрослый мужчина: брат девушки, её дядя или же сосед. Старший сватов, поздоровавшись с ним за руку, спрашивал о самочувствии, житье-бытье. Затем хозяин приглашал их в дом словом “фыкъеблагъэ” (добро пожаловать), на что без лишних комментариев сват отвечал, что они пришли, если род не возражает, с желанием быть гостями и родственниками. После этого вышедший встречать возвращается в дом известить о намерениях гостей.
Хозяева могли ответить: “Посоветуемся, наведайте в такой-то день”, “Такой-то старший рода отсутствует” и т. д. При третьем визите, если сторона девушки принимала такое родство, гостей приглашали в дом и для них накрывали стол на скорую руку, не особенно хлопоча, то есть не далая никакого жертвоприношения, обязательного хабзэ ля гостей.
3. Осмотр дома (унаплъэ).
Осмотреть дом старшие и родители девушки доверяли двум-трём мужчинам, которые пользовались уважением, отличались своей честностью и правдивостью. Не обязательно, чтобы они состояли в родстве с фамилией девушки. Смотрители не скрывали ни своих целей, ни намерений. Родители жениха были бы ради пригласить их и угостить. Однако, поблагодарив хозяев, они скрупулёзно осматривали всё: дом снаружи и внутри, двор, хозяйственные постройки, огород, живность и пр. Более того, обращали внимание на то, как жирна их собака, сухожилисты волы, как к ним относятся соседи, каким авторитетом пользуются их старшие, какие манеры поведения у будущей свекрови, какие запасы у семьи, чьими снохами являются их дочери, насколько гладки ручки их вил, остры топоры и т. д.
Если после всего этого старший из смотрителей поворачивался и уходил со двора, молодой и его родные не могли рассчитывать на успех. Было ясно, что он скажет по возвращении: они вам не чета, вашей дочери они не смогут обеспечить сносную жизнь. Но если он, прощаясь, подавал руку хозяевам и говорил, что их уполномочили “посмотреть дом” такие-то и они могут у них ещё раз справиться о деле, довольная сторона жениха приглашала смотрителей в дом, накрывала стол. Более зажиточные делали жертвоприношения в честь гостей, но обычно обходились курятиной или индюшатиной. Поднимали бокал махъсымэ за благополучное родство. Дня через два или три после отъезда унаплъэ родственники жениха с небольшими, чисто символическими подарками и фэнд (пищей всухомятку и кувшинчиком махъсымэ, чтобы с пустыми руками не идти к будущим родственникам) наведывались к родителям девушки, уверенные в том, что теперь им не дадут от ворот поворот. Разумеется, что всё происходило с полного согласия молодых, мнение которых старшие узнавали через их друзей, младших членов семейств.
Обычай “смотрины дома” главным образом действовал среди крестьян, свободных тхокотлов. К князям и уоркам посылать проверить, как они живут, не было никакой необходимости. Они это могли воспринять даже как оскорбление, потому что считали, что у них всегда будет на что содержать и чем ублажать свою невестку, лишь бы она была красива и воспитана по принципам адыгэхабзэ.
Надо заметить, что многим, не близко знакомым с адыгэхабзэ, психологически трудно уяснить отдельные его положения и принципы. Чтобы понять адыгов и их адыгэхабзэ, надо проникнуть им. Когда после унаплъэ сторона жениха наведывалась к родителям девушки, их угощали, но без особого размаха и без какой-либо торжественности, танцев, веселья. Тут же будущие родственники договаривались относительно нэчыхьытх – религиозного оформление брака.
4. Регистрация брака (нэчыхьытх).
Как стало ясно, понятие “наках” в адыгский язык вошло из арабского и, соединившись с исконно адыгским словом “тхын” (писать), образовало термин “нэчыхьытх”. И в самом деле, в прошлом брачные условия оформлялись по-мусульмански служителем ислама (ефэнды) письменно. Такой документ оставался в ломе родителей невесты. По сведениям женщин-информаторов, в брачном контракте специально оговаривалось, к примеру, какими будут – восьмиконечными или другими – погоны на праздничном костюме невесты, будут ли они с цепочками – балаболками, сколько будет желудоподобных золотых подвесок по обе стороны груди и т. д. Обычно женская свадебная одежда шилась из дорогой порчи красного, фиолотового, лилового и других “богатых” цветов с одной или тремя парами подвесок по обеим сторонам груди. Княжеских и богатых уоркских дочерей удовлетворяли только костюмы с большими звёздами-погонами на плечах и тремя парами подвесок на груди.
При оформлении регистрационного брака, кроме ефэнды и доверенных девушки и парня, присутствовали и свидетели. Все они должны были быть обязательно в шапках. Надо заметить, что вообще у мусульман брак заключали доверенный девушки и сам жених с благословения служителя культа. Они все сидели на полу. В этой связи следует думать, что другие свидетели на адыгской свадьбе и также то, что все они должны были быть в шапках и стоять при совершении обряда, являются реликтами традиционной адыгской свадьбы. Нэчыхьытх, как правило, происходил в доме родителей невесты, куда приезжали двое-трое мужчин со стороны жениха. Он не отличался особенной торжественностью. Не устраивались ни танцы, ни какое-либо другое веселье. Правда, после оформления брака накрывали стол, произносили тосты за счастливоепороднение, за молодых.
Во время регистрации брака ефэнды осведомлялся у доверенных (уэчыл) молодых, не передумали ли они, согласны ли их подопечные стать мужем и женой. Когда доверенные (сначала девушки, а потом парня) подтверждали решение молодых, они, доверенные, в шапках (как и все остальные) становились друг против друга, протянув правые руки. Ладони их рук едва касались друг друга, однако при этом большие пальцы доверенных упирались как можно плотнее один в другой на одинаковом уровне. При таком положении нельзя было сгибать другие пальцы, обхватывая ими руку партнёра. За этим следил ефэнды, который в свою очередь обхватывал правой рукой большие пальцы доверенных сверху.
После этого ефэнды трижды произносил молитву, спрашивая каждый раз доверенных по очереди: “Отдаёшь?” или “Женишь?” Доверенные отвечали: “Отдал”, “Женил”. Затем духовный служитель снова читал молитву, которую заключал словом “аминь”, и все присутствовавшие делали дыуа, воздев руки к Всевышнему. Представители жениха уплачивали ефэнды небольшую сумму за оформление брака. При этом регистрировавший брак ефэнды ни с кем не делил эту плату.
Казалось бы, этот метод регистрации мало чем отличался от общемусульманского оформления брака. Однако при более внимательном рассмотрении имелись и различия. Во-первых, на адыгской регистрации не было ни невесты, ни жениха. Во-вторых, все присутствовавшие надевали шапки, что не обязательно для других мусульман. В-третьих, обряд совершали стоя, тогда как в арабских странах присутствующие сидят, и, в-четвёртых, мусульманская регистрация совершалась между женихом и доверенными девушки без посторонних свидетелей.
Таким, образом можно предположить, что, хотя нэчыхьытх стал проходить по мусульманским правилам, в нём сохранились и древние хабзэ. Однако, к сожалению, ни в письменных источниках, ни в сведениях информаторов не упоминается о том, как заключался брак по-адыгски.
5. Поездка за калымом (уасэ I ых).
Итак, нэчыхьытх и уасэIых были самостоятельными обрядами. Первый совершался в доме родителей девушки, второй проходил у родных молодого человека. Ясно, что брак не мог быть оформлен без обоюдного согласования условий калыма. Но после заключения контракта между сторонами обговаривалась точная дата, когда родственники невесты смогут приехать за калымом, потому что в этот день весь скот семьи жениха не выгоняли на пастбище, а оставался в хлеву.
В прежние времена, вплоть до конца XIX века, калым состоял в основном из крупного рогатого скота и одной лошади. Калым (уасэ – букв.: цена) определяли в зависимости от сословно-классового происхождения, её родственников, их родовитости и т. д.
На свадьбе, в том числе и уасэIых, пили махъсымэ. Махъсымэ было добротным напитком из пшенной муки, мёда и ячменного солода. Оно, можно сказать, ни чем не вредило здоровью человека.
От того, какие гости у адыгов зависели способы сервировки стола и очерёдность подачи блюд. Для уасэIых, например, после встречи гостей сначала приносили какую-то скудную закуску, приготовленную на скорую руку, и махъсымэ. Под различными предлогами приглашали гостей пить махъсымэ: за их приезд, за старших, за знакомство, за родство, за молодых, чтобы согреться и т. д. Тост следовал за тостом. Конечно, знавшие об этих хитростях гости старались не попадаться на крючок, отшучивались, отнекивались, благодарили гостеприимных хозяев, вели себя благоразумно, как советовали старшие, которые направили их сюда. К тому же они – уасэIых, особо “наседать” на себя не должны позволять. Они могут, отказавшись от всякого угощения, направится в хлев, выбрать всё, за чем приехали, и распрощаться с хозяевами. Поэтому в таких случаях требовалась “тонкая дипломатия”.
Исходя из этого, за стол сажали со стороны жениха умеющих организовать компанию, остроумных, знающих адыгэхабзэ во всех подробностях мужчин. Тхамадой торжества мог быть близкий друг старшего в доме жениха или же родственник, но ни в коем случае не кто-либо из членов семьи. Потому что тхамада, ведя стол, должен был произнести тосты за счастье, за благополучие дома, где происходит свадьба. А член семьи, по адыгэхабзэ, не мог говорить благопожелания, адресованные самому же себе, своей семье. За столом не было места ни для отца молодого, ни для дядьев по отцовской линии, ни даже для деда. И тут считалось, что им непристойно выслушивать лестные, хвалебные слова, которые будут сказаны за столом по поводу их успехов, человечности, адыгагъэ и т. д.
Над свадебным столом царила атмосфера возвышенности, искренногохабзэ. У гостей, приехавших на уасэIых, был свой щхьэгъэрыт – молодой человек, который, сколько бы часов ни длилось застолье, не садился. Со стороны хозяев тоже выделялся бгъуэщIэс, обслуживающий стол. Если ему требовалось что-нибудь для стола, он имел помощников, которые находились неподалёку за дверью, на виду.
Адыги на свадьбах и других торжествах пили только только из общей большой чаши (фалъэ), которая обходила круг. За таким столом никогда не пользовались ни рогом для питья, ни какой-нибудь иной посудой.
Когда адыги обходились традиционными низкими столиками (Iэнэ) на трёх ножках, столик тхамады хозяев ставился в самый дальний угол от двери и, сидя за ним, он встречал гостей, если, конечно, ждали последних, чтобы не вводить их в пустое помещение. Кстати сказать, за адыгским низким столиком неудобно было сидеть развалившись, небрежно, на него даже при желании невозможно облокотиться. Поэтому, надо думать, он действовал на человека, сидящего за ним, мобилизующе и дисциплинирующе.
Торжественным столом руководил и заправлял старший из хозяев. Он же являлся тхамадой. Это происходило во всех случаях, включая и уасэIых. Таково было хабзэ. Приехавших за калымом старались напоить допьяна. Эту цель преследовал как тхамада, так и другие бысым (хозяева), сидевшие за столом. Естественно, что гости придерживались иного, противоположного мнения. Поэтому в компании верховенствовали острословие, шутки, знание и соблюдение адыгэхабзэ. В самом деле, адыгские обрядовые торжества были не столько местом, где наедались и напивались, сколько своеобразной школой, где учились хабзэ и адыгагъэ. На какие бы уловки и хитрости не шли бысым во время уасэIых, никто не мог гостей заставлять. Каждый пил столько, сколько хотел.
В былые века свадебные обряды, в том числе и уасэIых, происходили только днём. Участники уасэIых, посидев определённое время, изъявляли желание развеяться, потанцевать. Если они были из числа гостей со стороны невесты, то им добро давал их старший, остальным же – тхамада стола. Разгоряченные добрым махъсымэ молодые люди и мужчины умели веселиться. Члены уасэIых вели себя свободно, танцевали азартно. Не напрасно в языке адыгов осталось выражение: “Танцует, словно приехавший за калымом”. Не всякая девушка могла стать их партнёршей. В танце делали стремительные своеобразные па, старались плечом задеть плечо, грудь девицы, толкнуть её, неожиданно, выкинув какое-то обманное движение, заключить в свои объятия зазевавшуюся красавицу. Но и последняя была не промах. Она, воспользовавшись какой-нибудь оплошностью кавалера, могла, быстро танцуя, запросто обойти его вокруг, что являлось позором любого парня.
Сколько сидеть за столом, сколько танцевать и веселиться молодым, решал старший из гостей. Если он считал, что им торопиться не стоит, то и танцевали, и шутили, и развлекались вдоволь. Однако, как уже сказано, хозяевам было выгодно, чтоб гости выпили больше, не отвлекаясь. Поэтому их старались завести в дом и усадить за стол.
Время, сколько сидеть уасэIых, определял старший из гостей. Об этом он неоднократно намекал тхамаде стола. Однако последний делал вид, что не расслышал, отвлекался и т. д. требования повторялись в различных вежливых формах. Неприличным считалось, если тхамада сразу же откликался и исполнял желания гостей. Это означало бы, что ему надоели гости, что он их выгоняет. Поэтому тхамада придумывал различные причины: мол, есть хабзэ, погодите, всему свой срок, дайте насладиться вашей компанией, мясо жертвенной овцы ещё не сварилось и т. д. Но когда старший гость начинал упорно настаивать исполнить хабзэ, по велению тхамады в особой тарелке приносили сваренную правую половину головы жертвенного барана, отдельно престижные левую лопатку, бедренную часть или предплечье, крестовую часть позвоночника, пару-другую рёбер, тазовую кость – для старших, на небольших подносах – мясо для всех остальных. ...
Разделавшись с жертвенной овцой и запив мясо шурпой, члены уасэIыхотправлялись в хлев отобрать обусловленное количество скота. Как уже говорилось, в этот день животных не выгоняли на пастьбу. Если не набирали нужного количества упитанных, справных животных, они вместо одной головы требовали две. Таким образом завладев калымом, старшие поручали одному-двум молодым людям гнать животных не торопясь, давая им попастись, а сами отправлялись во двор родителей жениха, давая понять, что они не торопятся и покажут как умеют танцевать.
Вот тут-то и начинались настоящие уасэIыхкъафэкIэ. И хорошо, если веселье было искренним и завершалось благополучно...
6. Привоз невесты (нысашэ).
После оформления религиозного брака в доме родителей девушки и поездки за калымом то, что та или иная семья выдаёт свою дочь замуж, не составляло уже никакой тайны, и все с нетерпением ожидали, спрашивали и уточняли, когда же сторона жениха приедет за невестой. В этом нет никакого преувеличения. Жизнь в прошлом поистине была “для веселья мало оборудована”, и свадьбы являлись желанными не только потому, что образовывались новые семьи, но и потому, что старикам на них можно развеяться, блеснуть своей мудростью, потанцевать, продемонстрировать свою красоту, привлекательность, ловкость, удаль и т. д.
Свадьба – это место, где можно на людей посмотреть и себя показать.
Собственно, по-настоящему адыгская традиционная свадьба начиналась с нысашэ (поездки и привоза невесты). Это целый цикл обрядов, обычаев, ритуалов. Если не случалось несчастья, какого-то горя с той или иной стороны, обряд не откладывали. Обычно свадьбы (нысашэ) происходили в осенний период года, когда созвездие Вагоба находилось в кронах деревьев, т. е. Примерно спустя месяц после осеннего равноденствия. В это время, по народным приметам, устанавливалась сухая, прекрасная погода, было тепло, так что танцы, веселья и игры раздольно и с размахом устраивались под открыты небом.Немаловажным конечно же являлось завершение полевых работ. Изобилие, подросший молодняк воодушевляли людей.
За невестой отправляли в светлое время дня, с четверга на пятницу. Старший фамилии объявлял о торжестве родственникам, свойственникам, соседям, жителям села, своим друзьям заранее. Оно начиналось с “фызышэефэ” (застолье едущих за невестой). На него приглашались уважаемые мужчины не через кого-то, а с персональной просьбой от имени старшего. Приходили седобородые старики, но большинство составляли мужчины зрелых лет и молодые люди – отличные наездники, хорошо знающие хабзэ, надёжные во всех отношениях.
“Застолье едущих за невесткой” – громко сказано. На нём не было особо пышного угощения. Накрывали довольно скромно стол, чтобы провозгласить один-два тоста в честь предстоящих радостей. Главным являлось то, как лучше организовать торжества, а самым важным – выбор старшего. Затем распределяли обязанности и других едущих за невестой, чтобы избежать любые возможные недоразумения. Быть отобранными фызышэ шу (всадники, которые сопровождают повозку с невестой), мужчины и молодые люди считали за честь оказанное им доверие. Они делали складчину, т. е. Собирали небольшие деньги для исполнения разных обрядов.
Всадники не просто сопровождали свадебный кортеж: им приходилось преодолевать различные препятствия и испытания, показывать свою ловкость и бесстрашие. Помимо всего, они должны хорошо стрелять “по летящей мишени”, вести борьбу как с конными, так и с пешими, уметь петь песни и т. д. Словом, это было ответственно и опасно.
Так вот, если у отправляющихся за невестой – уважаемый тхамада, которого слушали все, если они помнили о том, как бы не нарушить хабзэ и не поставить в неловкое положение своего старшего и тех, кто остался дома, каждый старался вести себя подобающим образом. Как уже сказано, в фызышэ шу (всадники) брали не всякого. Это было и почётно, и ответственно. В то же время они должны были уметь шутить и понимать шутку, не забывая о своём достоинстве, не роняя его и не пасуя ни перед какими трудностями. Всё это, естественно, мобилизировало и дисциплинировало молодых людей, способствовало воспитанию смелых и ловких джигитов.
И этого мало. Сопровождающие свадебный кортеж должны уметь хорошо петь, не надеясь на других, быть готовыми ко всяким неожиданностям. Однако не любому дано одновременно и виртуозно танцевать, и мастерски развлекать компанию, и обладать красивым голосом. Всё это тоже учитывалось. А когда устраивались игры “конные и пешие”, “унос шапки” и другие, тут уже никто не мог дать себе поблажку, струсить, отступить.
В зависимости от сословного происхождения, состоятельности и уважения, которым пользовалась семья жениха, число всадников иногда достигало, по сведениям старожилов, слышавших об этом от родителей и прочих, ста и более. В пути они следовали за повозкой, в которой должны были привести невесту. Они пели, джигитовали, устраивали борьбу конников, подбрасывали шапку зазевавшегося товарища вверх и стреляли по ней. Повозка была покрыта красным материалом шатерообразно. Под ним сидели сестра или родственница жениха и гармонистка. Вокруг них увивались и кружились джигиты, выделывая всевозможные упражнения на лошадях.
В тех случаях, когда свадебный кортеж переезжал через населённые пункты, всадники делились на две группы, одна из которых ехала за повозкой, другая – впереди. Такие предосторожности были вовсе не лишними. Жители этих сёл перегораживали улицы арбами, брёвнами, катками и т. д. Когда всадники расчищали дорога, на них налетали подростки и сельская молодёжь, выхватывая у верховых плётки, стремясь перерезать подпруги, стременные ремни и пр. Но самой заветной мечтой нападавших было сорвать с повозки красное покрывало. Большим позором для сопровождающих являлось, если они не смогли уберечь полотно. Более того, тогда они вынуждены были вернуться за новым покрывалом, потому что в открытую повозку им никто не отдаст свою дочь.
Помимо всего, женщины и девушки села выносили на улицу небольшие вещицы (кисеты, платочки), а также яйца и раскладывали по пути следования картежа. Всадники на всем скаку должны были их подобрать или разбить из ружей. Оставлять целыми яйца и неподобранные вещи на дороге не полагалось.
Трудность представлял въезд во двор родителей невесты. Всадников с кольями и дубинами встречали местные молодые люди и доставалось всем, кроме тхамады гостей, без разбора – животным и наездникам, а иных сбивали с лошадей. Но если кому-нибудь из всадников удавалось прорваться во двор, все успокаивались, и приехавших встречали по всем правилам гостеприимства.
Знающийхабзэтхамада следил за тем, чтобы все обычаи были исполнены по порядку и своевременно. А в ото “все” входило немало. После одного-двух тостов за столом, старший гостей давал указание своим молодым людям приступить к обязанностям, обговоренным ещё до приезда.
Завершив все формальности, молодые люди сообщали своему тхамаде, что невеста готова отправиться в путь. Тогда старший гостей брал почётное блюдо “полголовы”, разламывал его по всем правилам этикета, раздавал кому что положено, говорил тост в честь этого хабзэ и породнившихся, желая всем счастья и здоровья. К этому моменту приносили горячую шурпу. Отведав её, гости вставали, чтобы поучаствовать в обряде вывода невесты из родительского дома.
Вывод невесты сопровождался красивой свадебной песней с замечательным припевом, которую исполняли мужчины. При выходе невесте не следует оглядываться, спотыкаться, порог надо переступать, не касаясь его, с правой ноги и т. д. Эти, казалось бы, малозначительные составляющие хабзэ были общеадыгскими, и им придавалось определённое значение для жизни молодой в новых условиях. Например, если учесть, что под порогом, как полагали адыги, могли иногда поселиться души умерших родных, то становится ясным, почему необходимо быть осторожным в таких случаях.
В повозку под непрекращающиеся песнопения садились слева от невесты гармонистка, а справа – девушка, которая приехала за новобрачной. Их в этот момент всадники плотно окружали, чтобы местные ребята не изорвали на них платья.
Сторона невесты вручала тхамаде всадников знамя (нып) красного цвета без какой-либо атрибутики. Оно символизировало девичью чистоту, невинность, воспитанность. Отныне её безопасность и честь в руках участников нысашэ со стороны жениха. Символом девственности являлся и красный материал на повозке, в которой повезут новобрачную.
Получив знамя, откупившись от стражей ворот, кортеж всё равно не выпускали на улицу. Местные ребята трижды пытались повозку с невестой развернуть во дворе против движения солнца (против часовой стрелки), а всадники оказывали сопротивление. Имелась дикая примета: если повозку удаётся развернуть, невеста будет верховенствовать в новой семье, и что самое нелепое – она переживёт своего мужа намного.
Когда от кортежа отставали местные и больше можно было не опасаться, всадники затягивали песню. Более шустрые опять же срывали шапки уже со своих товарищей, подбрасывали вверх, а другие, наезжая, стреляли по ним, разбивая их в клочья. Всадник, которому тхамада вручил знамя, пытался ускакать ото всех. Тому, кто его догнал, он без всякого сопротивления уступал знамя. Так испытывали резвость лошадей. Когда на пути встречался верховой или пеший, за ним устраивали погоню. Иногда встречным удавалось убежать, но чаще они быстро пробивались к повозке, где сидела невеста, и представлялись: “Я твой гость, милая невеста”. Этого было достаточно, чтобы их дальше не трогали. Верховой мог присоединиться к кавалькаде, нет – так его отпускали с миром.
7. Новобрачная в “чужом доме ” (тешэ) .
Этот обычай адыги соблюдали в прошлом достаточно строго. Молодую никогда не везли прямо в дом родителей жениха. Её определяли в “чужом доме”. Им обычно мог быть дом дяди новобрачного по матери, а впоследствии и другие.
Когда молодую привозили в “чужой дом”, её сопровождал хор как участников фызышэ шу (всадники), так и сельских ребят. Играли музыканты на национальной гармонике, на шичепшине, трещотках, стреляли из ружьев и пистолетов, хлопали в ладоши. В Малой Кабарде, когда невесту под руки вели женщина справа и девушка слева, молодые люди с размаху метали в землю кинжалы и начинали танцевать. Тут останавливали невесту, парни танцевали вокруг неё и кинжалов до тех пор, пока хозяйка дома не преподносила им чашу махъсымэ. Танцующих могло быть сколько угодно, но чашу им давали только одну. Правда, молодые люди это требовали два-три раза. Невесту вели дальше только тогда, когда парни вынимали из земли кинжалы.
Новобрачная находилась в “чужом доме” две, а то и более недель. Её регулярно навещали родственники новобрачного, его друзья, товарищи. Как правило, они при себе имели техьэпщIэ (подарок за то, чтобы войти в помещение, где находится молодая). Он состоял из небольших вещиц для самой виновницы торжества или парни давали деньги на сладости девушкам, находящимся с новобрачной. Такое хабзэ существует и сейчас.
В “чужом доме молодую” не только развлекали. Зачастую ей устраивали своеобразные испытания. К слову, в помещение, где находилась новобрачная, нарочно запускали сопливых мальчишек с грязными лицами, нерасчёсанных девочек. Если она их умывала, приводила в порядок, девочкам в косички вплетала ленты, всем, естественно, ото нравилось. О такой заботливости, между прочим, становилось известно и будущей свекрови. Когда же за новобрачной замечали, что она брезглива, нечутка, невнимательна, равнодушна, ей тактично советовали следить за своей репутацией, но иных испытаний не устраивали.
8. Ввод молодой в большой дом (унэишэ).
Самым значительным и красивым как по своей композиции, так и по иным параметрам, унэишэ являлось наиболее интересным и примечательным обрядом в адыгской свадьбе.
Во-первых, это торжество напоминало радостное событие в жизни единомышленников, благожелателей. Во-вторых, на обряд приглашались все многочисленные родственники, свойственники и друзья-товарищи. И если у гостей не было повода печалиться, они умели и веселиться, и развлекаться, и радоваться, и проявлять друг к другу адыгагъэ.
На унэишэ раньше стреляли из ружья холостыми патронами по той причине: “злые духи” боялись запаха серы. Стреляли также по дымоходным трубам, дабы туда, “не залезла нечисть”.
Под свадебную песню и игру на гармошке молодую, прежде чем ввести в “большой дом”, останавливали во дворе: тут ненадолго организовывались танцы. Затем песнопение возобновлялось. Перед тем как ввести в “большой дом”, молодую осыпали орехами, сладостями, монетами, которые азартно собирали детишки.
Переступив порог, новобрачная становилась на шкуру жертвенного животного. Считалось, молодая в доме будет иметь столько счастья и радости, сколько шерстинок на шкуре.
В “большой дом” новобрачную встречали пожилые и старших лет женщины за столом. Одна из женщин поднимала покрывало новобрачной, старухи и молодухи подходили к ней, поздравляли, обнимали. Но новобрачная сама стояла неподвижно, не обнимала и не подавала никому руки. Об и предупреждали её тогда, когда с оформлением наках она оставалась у родителей. Если новобрачная в этот момент здоровалась за руку, то это воспринималось как проявление своенравия, каприза, легкомыслия, как желание подчинить себе всех, верховодить в семье и т. д.
Когда приветствие заканчивалось, женщина, которая подняла покрывало, делала новобрачной IурыцIэлъ (мазала губы смесью свежетопленого масла и мёда). Молодая обязана проявлять осторожность: она ни в коем случае не должна облизывать губы. В противном случае это означало бы, что новобрачная обжора, объедала.
Пока всё это происходило, молодёжь устраивала во дворе танцы. Парни “ловили” замужних сестёр жениха и заставляли танцевать, за что с женщин требовали пхъужьыбжьэ (пхъужь – замужняя родственница, сестра, бжьэ - бокал).
После этих обрядов новобрачную в сопровождении свадебной песни, игры на гармошке, хлопая в ладоши и стреляя из ружей, выводили из большого дома.
Адыгская свадьба так же включала в себя множество других обрядов и ритуалов, таких как: “Побег старухи”, “Возвращение молодого”, “Взаимные визиты” и т. д.
9. КАВКАЗСКИЙ ЗАСТОЛЬНЫЙ ЭТИКЕТ
У народов Кавказа большое значение всегда придавалось соблюдению застольных традиций. Основные предписания традиционного этикета сохранились и сейчас. В пише полагалось быть умеренным. Осуждалось не только обжорство, но и "многоядение". Один из бытописателей народов Кавказа отмечал, что осетины довольствуются таким количеством пиши, "при котором европеец едва ли может сколько-нибудь продолжительное время существовать". Тем более это относилось к спиртным напиткам. Например, у адыгов считалось бесчестьем напиться в гостях. Употребление алкоголя когда-то было сродни священнодействию. "Они пьют с большой торжественностью и почтением... всегда с обнажённой головой в знак наивысшего смирения", - сообщал об адыгах итальянский путешественник XV в. Дж. Интериано.
Кавказское застолье - своеобразный спектакль, где в деталях расписано поведение каждого: мужчин и женщин, старших и младших, хозяев и гостей. Как правило, даже если трапеза проходила в домашнем кругу, мужчины и женшины за один стол вместе не садились. Сперва ели мужчины, за ними женшины и дети. Впрочем, на праздниках им разрешалось есть одновременно, но в разных помещениях или за разными столами. Старшие и младшие тоже не садились за один стол, а если садились, то в установленном порядке - старшие в "верхнем", младшие в "нижнем" конце стола, В старину, например, у кабардинцев младшие только стояли у стен и обслуживали старших; их так и называли - "подпиратели стен" или "стоящие над головами".
Распорядителем застолья был не хозяин, а старший из присутствовавших- "тамада". Это адыго-абхазское слово получило широкое распространение, и сейчас его можно услышать за пределами Кавказа. Он произносил тосты, предоставлял слово; за большими столами тамаде полагались помощники. Вообше трудно сказать, что больше делали за кавказским столом: ели или произносили тосты. Тосты отличались пышностью. Качества и заслуги человека, о котором говорили, превозносились до небес. Торжественная трапеза всегда прерывалась песнями и танцами.
Когда принимали уважаемого и дорогого гостя, обязательно совершали жертвоприношение: резали или корову, или барана, или курицу. Такое "пролитие крови" было знаком почтения. Учёные видят в нём отголосок языческого отождествления гостя с Богом. Недаром у адыгов есть поговорка "Гость - Божий посланник". У русских она звучит ешёопределённее: "Гость в дом - Бог в дом".
Как в торжественном, так и в обыденном застолье большое значение придавалось распределению мяса. Лучшие, почётные куски полагались гостям и старейшим. У абхазов главному гостю преподносили лопатку или бедро, старейшему - полголовы; у кабардинцев лучшими кусками считались правая половина головы и правая лопатка, а также грудинка и пупок птицы; у балкариев - правая лопатка, бедренная часть, суставы задних конечностей. Другие получали свои доли в порядке старшинства. Тушу животного полагалось расчленять на 64 куска.
Если хозяин замечал, что его гость из приличия или стеснения переставал есть, он подносил ему ешё одну почётную долю. Отказ считался неприличным, как бы тот ни был сыт. Хозяин никогда не прекращал есть раньше гостей.
Застольный этикет предусматривал стандартные формулы приглашения и отказа. Вот как они звучали, например, у осетин. Никогда не отвечали: "Я сыт", "Я наелся". Следовало сказать: "Благодарю, я не стесняюсь, я хорошо попотчевал себя". Съедать всю поданную на стол пишу также считалось неприличным. Блюда, оставшиеся нетронутыми, у осетин назывались "доля убирающего стол". Знаменитый -исследователь Северного Кавказа В. Ф. Мюллер говорил, что в бедных домах осетин застольный этикет соблюдается строже, чем в раззолоченных дворцах европейской знати.
В застолье никогда не забывали о Боге. Трапеза начиналась молитвой Всевышнему, а каждый тост, каждое благопожелание (хозяину, дому, тамаде, присутствующим) - с произнесения его имени. У абхазов просили, чтобы Господь благословил того, о ком идёт речь; у адыгов на празднестве, скажем, по поводу постройки нового дома говорили: "Пусть Бог сделает это место счастливым" и т. д.; у абхазов часто употреблялось такое застольное благопожелание: "Да благословят тебя и Бог, и люди" или просто: "Пусть благословят тебя люди".
Женшины в мужском застолье, по традиции, не участвовали. Они могли только обслуживать пирующих в гостевом помещении - "кунацкой". У некоторых народов (горных грузин, абхазов и др.) хозяйка дома иногда всё же выходила к гостям, но только для того, чтобы провозгласить в их честь тост и тут же выйти.
10. Свадебное застолье уадыгских молодожен.
Над свадебным столом адыгов всегда царила атмосфера возвышенности и утонченности. У гостей, приехавших на свадьбу, обязательно имелся своего рода помощник — молодой человек, который в независимо от длительности застолья, не садился.
Со стороны самих хозяев тоже был особый человек, который обслуживал стол. Если ему требовалась, какая-то помощь, он мог позвать своих помощников, находящихся на виду.
На свадьбах у адыгов было принято пить из общей чаши — «фальэ», которая обходила круг. Пользоваться какой-то иной посудой было запрещено.
В старину местные жители обычно обходились традиционными низкими столиками на трех ножках, столик самих ставился в дальний угол от двери, оттуда глава семьи приветствовал гостей.
Что уж тут говорить, ведь за адыгским столиком было неудобно сидеть, развалившись, да и даже при всем желании было невозможно облокотиться. Поэтому вся атмосфера застолья была достаточно дисциплинирована. Хотя есть, и пить дозволялось гостям сколько душе угодно.
Свадебный обряд происходил только днем. Гости, посидев уже длительное время, проявляли желание развеяться и потанцевать. Вот тут то и начинается самое веселье!
Азартные танцы и шумные молодецкие забавы не оставляли равнодушными никого.
Парни в танцах вели себя раскрепощенно — они могли делать своеобразные движения, слегка задевать плечо партнерши или грудь и даже заключить в свои объятия.
Однако и девушки были совсем не промах. Они могли подловить такой момент, воспользовавшись оплошностью кавалера и обойти его вокруг, такой жест являлся большим позором для парня.
Самый старший из гостей решал, сколько сидеть за свадебным столом, танцевать и веселиться, поэтому все веселье могло продолжаться и до самого утра.
11. Раздел головы во время адыго-черкесского застолья.
У кабардинцев голова барана - престижнейшая часть, которую необходимо подать в конце пиршества и разделить между участниками застолья. Но подают даже не целую голову, а лишь ее треть, поэтому прежде всего нужно сказать о том, как готовится данное блюдо.
Сначала от головы отделяют нижние челюсти с языком - пай, предназначающийся женщинам. Оставшуюся верхнюю часть подпаливают со всех сто-! рон на огне, тщательно очищают от гари и аккуратно разрубают топором по вертикали на две симметричные половины. Затем обе половины варят в котле, обмотав нитками, чтобы при варке не выпали мозги. Правую из этих половин и подают старшему за столом в отдельной чаше. Как правило, это старший из гостей.
Ему, как самому почетному члену застолья, предлагают исполнить ритуал дележа головы, то есть выступить в роли своего рода жреца. Однако он отказывается от такой чести и передвигает тарелку старшему из хозяев - тхамаде стола. Тот, в свою очередь, тоже отказывается, доказывая, что барана зарезали в честь гостей и только они вправе распоряжаться головой. Эта церемония, являющаяся демонстрацией традиционной адыгской вежливости и почтительности, так и называется: щхьэ зэхуэгъэк1уатэ - передвижение головы друг для друга.
У кабардинцев говорят, что при живом отце - из уважения к нему - мужчинам не рекомендуется есть и делить голову барана. И это еще одна причина, сославшись на которую гость или хозяин могут отказаться от исполнения ритуала. Однако в конце концов один из них - в Большой Кабарде чаще всего старший из хозяев - уступая просьбам другого, берется делить голову. Он делает это в соответствии с общими правилами, но в каждой местности имеются свои особенности. Приведу пример одного из наиболее полных и сложных вариантов ритуала, зафиксированный мной в 1977 году в Верхнем Куркуржине.
1) Тхамада срезает с головы ухо и протягивает кому-либо из младших, например, кравчему.
2) Затем снимает с головы кожу, разрезает ее на куски и раздает сидящим справа и слева младшим.
3) Далее следует операция разламывания головы.Исполнитель ритуала кладет ее на ладонь своей левой руки мозгами «низ, носом вправо, правой рукой отламывает носовую часть и отдает сидящему справа.
4) От оставшейся передней части головы он отламывает кость с глазницей и передает налево, самому старшему из гостей.
5) Затылок с мозгами «жрец» оставляет себе.
6) Затем старший из гостей произносит речь в честь поданного угощения и хозяев. Это последний тост, подводящий итог застолью, отсюда его название: тост выхода из-за стола - тэдкыжьыбжьэ.
Таков общий порядок ритуала, который могут исполнить и в сокращенном виде - исключив операции с кожей головы. Вообще же полная картина данной традиции складывается из множества деталей и прецедентов. Будучи в гостях, некто БалкаровТего обратил внимание на то, что ему подана не правая, а левая часть головы. Возмутившись таким нарушением порядка, он сказал: «Я не «левый», я пришел сюда «правым» (то есть почетным гостем), принесите мне правую часть головы барана». Незадачливым хозяевам, израсходовавшим эту часть, пришлось зарезать еще одного барана. К всеобщей радости застолье, подходившее к концу, началось заново, пока уважаемому старшему не принесли положенное блюдо.
Нужно знать также, что носовая часть головы должна быть направлена в сторону гостя, но не прямо, а слегка наискосок. Если же голову поставят носом прямо в грудь старшего гостя, то присутствующие могут сделать замечание: «Поставили так, что обнюхивает нашего старшего». Еще хуже - поставить голову затылком к нему. В этом случае со столь же шутливым укором говорят: «Поставили так, чтобы нашего старшего боднула».
Если у тхамады, приступившего к исполнению ритуала, не оказывалось под рукой ножа, то его предлагал ему кто-либо из младших. В этом случае, отрезав ухо барана, «жрец» насаживал его на кончик ножа и в таком виде отдавал назад его владельцу. Отсюда метафорическое обозначение уха: сапэпылъ или сэIыхьэ - пай ножа.
Согласно общему правилу, принимать ухо следует стоя, протянув ладонь правой руки, поддерживаемую снизу ладонью левой руки. Протянув по ошибке одну руку и, не дай бог, левую, можно получить нарекание: «По-плебейски не протягивай, брат мой». В таком же шутливом тоне делают иногда замечания даже самому исполнителю ритуала разламывания головы. Замечания типа «душишь», «выкалываешь глаза», «отрываешь уши» могут быть сделаны ему, если он грубо и неумело хватает голову, долго и прилагая большие усилия отламывает ту или иную часть. Движения должны быть легкими и артистичными. Поэтому после срезания ушей советуют захватить голову аккуратно не всей ладонью, а лишь двумя пальцами правой руки, чтобы, положив ее таким образом на ладонь левой руки, действовать дальше.
Процедура дележа головы предусматривает речевое сопровождение, позволяющее понять глубокий смысл ритуала. Например, протягивая младшему ухо, старший может сказать ему: «Пусть даст тебе бог дожить до того возраста, когда удостоишься есть голову. А пока слушай старших и развивай свой ум». Парень, в свою очередь, благодарит «жреца»: «Старцем счастливым будь». Отдавая сидящему справа носовую часть, тхамада желает ему хорошего чутья и такта -свойств, необходимых для действенного контроля за поведением младших. Вручая височную кость с глазницей старшему из гостей, он обыгрывает новую тему: «Будь зорким и проницательным, чтобы ничто не ускользнуло от твоего взыскательного внимания и взгляда». В ответ на это следуют новые слова благодарности: «Почтенным старшим ты да будешь, долго возглавлять нас пусть даст тебе бог».
Наконец, оставляя себе затылочную часть с мозгами, старший говорит: «А это я оставляю себе, чтобы думать о настоящем и предвидеть будущее». И опять раздаются возгласы одобрения и благодарности.
Все это совершается не спеша, как священнодействие и постижение тайн успешного, продуктивного восприятия и анализа окружающего мира, благодаря которым сознание выходит за пределы первого слоя реальности. Съедание различных частей головы барана имело магическое значение, укрепляло веру в возможность повышения эффективности всех наиболее важных познавательных процессов: слуха, обоняния, зрения, мышления. Кульминация застолья превращается вследствие этого в символ перехода к новым, более развитым формам осмысления бытия.
Конечно, в истоках своих рассматриваемый обычай связан с распространенным во всем мире представлением о голове как о самом важном органе человека и животных. У адыгов голову козла приносили в жертву богу, установив на вершине креста, на который натягивали также шкуру пожертвованного животного. Практиковалось и коллективное съедание головы барана как форма причащения к божеству - и отсюда перенесение культа головы в праздничное застолье в виде самого почетного блюда. В этом качестве голову барана подают, как мы знаем, на пиршествах монголов, бурят, алтайцев, ногайцев, на празднествах многих кавказских народов и народов Средней Азии. Однако нет сведений, что при этом практикуется описанная выше сложная процедура ее подготовки, раздела, дележа. Нечто подобное наблюдается, как утверждают очевидцы, лишь в Южной Норвегии на острове Остерой у потомков древних викингов. В канун рождества праздничное застолье ознаменовывается у них съеданием головы барана почти в полном соответствии с ритуалом, бытующим у кабардинцев и балкарцев. Даже словесные формулы, произносимые при вручении участникам застолья различных частей головы, повторяют те, что практикуются в Кабарде, с акцентом на активизации, на расширении и углублении процессов познания.
В заключение отметим, что у кабардинцев и по сей день предосудительным, даже греховным считается выбросить голову барана или съесть ее, не исполнив описанный ритуал. Такова традиция, и я вспоминаю в этой связи эпизод из жизни писателя АскербиШортанова. Однажды он как тхамада угощал группу писателей, гостивших в республике. Но когда застолье подошло к концу, оказалось, что голову не доставили к месту пиршества. «Я оставил голову барана, там, где мы его зарезали», - сказал виновато призванный к ответу младший. Аскерби, говорят, помрачнел, опустил с досадой плечи и сказал: «Лучше бы ты свою голову там оставил».
12. Заключение.
В данной проектной работе речь идет не про все традиции,а про основные.. Про остальные обряды не стоит писать, потому что они уже очень редко встречаются в сегодняшних свадебных обрядах адыгов. Это и блэгъэфакIо – первые взаимные визиты родителей молодых, и мэхъулъэгъашIо – первый визит зятя к родственникам жены.
Эти мероприятия раньше сопровождались застольем, отмечались как мини свадьбы.
Во все времена весь мир держится на семье, потому что от неё зависят многие аспекты нашей жизни. Как гласит известный афоризм: « Главное в жизни – это семья. Карьера – не ждет тебя дома, деньги – не вытрут слёзы, а слава – не обнимет ночью».
Для девушки свадьба – это чудо, мечта родом из детства, а для юноши – это серьезный шаг становления, когда он должен заботиться о жизни жены и детей. О семье.
Адыги относятся к наиболее древним этносам нашей земли – его этногенетические корни уходят в глубь тысячелетий. Так уж случилось, что народ этот был рассеян по земле - едва ли не девять из десяти в ходе кавказской войны оказались на чужбине, подвергшись там жесткой ассимиляции. И все равно в памяти людей осталось то, что объединяет всех адыгов, где бы сейчас они не жили, даже пустив корни в новой земле. Это то, что называется культурой народа. И именно ей отводится едва ли не главенствующая роль в качестве этнического определителя. Особенности культуры, как материальной, так и духовной, а также язык, выступают, наряду с самосознанием (сюда же можно отнести и самоназвание), в качестве важнейших признаков, отличающих ту или иную нацию. Обще адыгская этническая специфика проявляется в народном искусстве и фольклоре, традициях и обычаях, поселениях, жилище, пище, обрядах, этикете, в одежде.
Свадебный обряд – важное действо в культуре любого народа, поскольку в нем сохраняются традиции, утраченные во многих других церемониях. Традиционный свадебный обряд адыгов представляет собой устоявшийся веками ритуал, состоящий из определенного набора обрядов, уходящих корнями в домусульманскую эпоху. Брачный цикл адыгов прошел проверку веками и расстояниями; рассеянные по всему миру, вдали от родины, адыги сохраняют и сегодня свою самобытность.
Вот как отзываются о современных свадьбах, устраиваемых в адыгейских поселениях в Палестине: «Адыгейская свадьба - совершенно особая. Это свадьба, на которой гости гуляют в отсутствие новобрачных. Жених находится в "изгнании" (скрывается в доме близкого друга), невеста же сидит в окружении подруг в "доме невесты". На второй-третий день жених в сопровождении друзей едет забирать невесту и вручает своему отцу деньги, подаренные молодоженам родственниками и гостями, после чего отец прощает сына и отменяет его изгнание. Но и после свадьбы молодожены, согласно обычаям, не могут появиться вместе на глаза "князю" - отцу молодого супруга. Это возможно (да и то не всегда) лишь после рождения ребенка, когда "князь" как бы удочеряет свою невестку. "Князя" не принято навещать всем семейством - ни сыну с женой, ни сыну с внуком. С каждым "князь" беседует отдельно - с глазу на глаз» Как видно, современная свадьба, проходящая в другой части света не отличается от старинных церемоний, описанных пару веков назад. Отмечается, что исламские традиции не оказали значительного влияния на уже сформированный брачный цикл адыгов, регламентируемый, как и вся жизнь народа, особой адыгской этикой. Форумы в Интернете говорят о все возрастающем интересе самих адыгов к свадебному обряду как к одной из важных составляющих самосознания народа. Современные свадьбы в той или иной степени используют старинные обряды и традиции, в частности, обряд похищения «флага» у поезда невесты трансформировался в похищение приданого. Важное значение придается народным песням, танцам, исполняемым на свадьбе, вызывающим у современного наблюдателя такое же восторженное отношение красотой и грацией движений, как и 140 лет назад.
Главное, что осталось неизменным в свадебном обряде – традиционное адыгейское гостеприимство, щедрость, дружеская поддержка, особое отношение к старшим, вера в незыблемость семейных ценностей – то есть те качества народа, которые ставятся адыгской этикой во главу угла в любых жизненных ситуациях.
13. Литература.
1. Мафедзев С. Х. Адыги. Обычаи, традиции (Адыгэхабзэ) // Эль – фа, Нальчик, 2000 г.
2. Мамхегова Р. Очерки об адыгском этикете // Эльбрус, Нальчик, 1993 г.
3. Мафедзев С. Х. Обряды и обрядовые игры адыгов. Нальчик, 1979 г.
4. Бгажиноков Б. Х. Мир культуры // Эльбрус, Нальчик, 1990 г.
28
