Литературная гостиная в 11 классе
«...Этот мир очарований, этот мир из серебра»
Участники (учащиеся 11 класса):
Ведущие 3 человека
А.Блок
В.Брюсов
С.Есенин
Н.Гумилев
А.Ахматова
М.Цветаева
Французская поэтесса Анна де Ноай
Певица Александрийского театра
Д.Бурлюк
В.Маяковский
А.Крученых
З.Гиппиус
В.Мережковский
Л. Зиновьева – Аннибал
В.Иванов
А.Дункан
Л.Брик
Молодые люди начала ХХ века
1. Уважаемые гости, дорогие ребята, сегодня мы собрались в литературном салоне. Тема сегодняшней встречи «Серебряный век русской поэзии» Эпиграфом я взяла слова В.Жуковского «Жизнь и поэзия – одно». Позавчерашний день мы помним лучше вчерашнего. Девятнадцатое столетие мы знаем подробнее двадцатого. К этому были веские исторические основания. Поэтому ясен сегодня необычный интерес к так называемым «белым пятнам», одним из которых и является «Серебряный век». Именно в это время мы с вами сегодня погрузимся. «Дух запустения царит над современной русской литературой – вот мнение, ставшее избитым: и если оно справедливо, то, конечно, прежде всего, по отношению к стихотворной поэзии».
2. И вдруг на рубеже веков – неожиданный взлет поэзии. Характер, который приняло возрождение поэзии в конце XIX века, свидетельствовал о том, что в истории поэзии наступила новая эпоха, требовавшая новых принципов поэтической изобразительности, нового соотношения поэтического слова и жизни. «Серебряный век» русской литературы конца XIX – начала XX вв. это был довольно короткий период, но напряженный и очень важный, самостоятельный по значению. Русское искусство всегда тяготело к духовному пробуждению личности, этическому совершенствованию человеческих отношений.
3. Как «Золотой век» немыслим без философских и социально-политических битв, без 1812 и 1825 годов, без триумфа и снежной России, немецкой философии романтизма, так и поэзию «Серебряного века» невозможно представить вне исторического контекста. Возникновение новых эстетических явлений происходило на фоне сильного подъёма философской мысли и социальной практики. Этот фон составляли соловьёвская теория сверхчеловечества, русско-японская война…
1. “Серебряный век …” Эти слова взывают к памяти того поколения, которое пережило культурный взлёт, духовное возрождение в России в эпоху войн и революций. Поэтому так и называют первую четверть XX столетия, что по созвучию блестящих имён и творческому накалу она вместила – век. Творческое вдохновение, вспыхнув ярким пламенем, не погасло в 1917 году, а ушло вглубь, скрылось в пепле от урагана истории. Прерванная душа, пресечённое слово, недопетая песня …
В новом XXI столетии поэты Серебряного века вновь с нами. Они открывают свой сезон … Они приглашают …
А.Дункан. (Читает стихотворение А. Ахматовой):
Я пришла к поэту в гости.
Ровно полдень. Воскресенье.
Тихо в комнате просторной,
А за окнами мороз.
И малиновое солнце
Над лохматым сизым дымом …
Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня!
У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен,
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.
Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.
(Появляются неожиданно несколько молодых людей, одетых в стиле 20-х годов XX века, ведутразговор.)
Музыка.
1-й. – Господа, вы вечером будете на "башне" у Вячеслава Иванова или в “Бродячей собаке”, а может, в Политехническом?
2-й. – Я бы предпочёл Мережковских. Любопытно, кого обласкает своей демонической улыбкой хозяйка салона Зинаида Николаевна?
3-й. – Вы хотите знать, какого новичка срежет Гиппиус?
4-й. – Да, господа, похоже, Зинаиде Николаевне доставляет удовольствие обнаруживать
“ахиллесову пяту” своих оппонентов.
1-й. – Надо же, Блока, господа, самого Александра Блока обвинила в измене. Видите ли, он не вписался в её тоталитарный унисон.
2-й. – Полноте, господа, Зинаида Николаевна и Дмитрий Сергеевич – прекрасная пара. Знаете, они в жизни не расставались.
3-й. – Жаль, но сегодня Мережковские не принимают. Может, пригласим их “на башню”.
(Уходят и садятся за столики у сцены)
Гиппиус и Мережковский на сцене справа. В течение их беседы за столики перед сценой
садятся гости: литераторы, герои, читатели….
(З. Гиппиус, развалясь в кресле, читает свои стихи …)
Не ведаю, восстать иль покориться,
Нет смелости ни умереть, ни жить.
Мне близок Бог – но не могу молиться,
Хочу любви - и не могу любить.
(“Бессилие”, 1893)
З. Гиппиус. Это должно понравиться Дмитрию.
(Входит Мережковский).
Д. Мережковский. Дорогая, ты вся в творчестве?
З. Гиппиус. Уже закончила. А ты уже завершил статью о социализме?
Д. Мережковский. Да, я принёс тебе рукопись, но речь о другом. Знаешь, я задумал трилогию “Христос и Антихрист”.
З. Гиппиус. Дмитрий, ты гений!
Д. Мережковский. Спасибо, дорогая … Сегодня среда, У Иванова, как всегда, собирается
многочисленное общество. Должен признать, это первоклассная школа стиха.
З. Гиппиус. А как тебе новое название его квартиры “башня”.
Д. Мережковский. Что ж, необычно! С претензией на оригинальность: последний этаж углового дома на Таврической, причудливые комнаты, коридорчики: не то музей, не то сараище …
З. Гиппиус. Кстати, я слышала, “на башне” сегодня гость – Валерий Брюсов. Конечно, он не петербуржец, а москвич, но главное не в этом. Он явно стремится в лидеры. Любопытно было бы послушать … Наверняка, Иванов с привычной язвительностью вынесет свой приговор … Да и открытие сезона не хотелось бы пропустить.
Д. Мережковский. Что ж, едем! Сейчас одиннадцать, в полночь будем на “башне”. Как раз все гости соберутся.
(подсаживаются к посетителям “башни”.)
За сценой (ведущие): З.Гиппиус встречала гостей, лежа на ковре возле камина, с выбеленным лицом и румянами на щеках, со словами: "Ну и что декадентского Вы сделали сегодня?" От кого-нибудь другого это могло звучать пошло, пафосно, глупо, но только не от нее. И вот почему. Да, Гиппиус любила эпатировать публику, чудачить, дразнить, но все это внешнее, напускное терялось в сравнении с глубиной ее личности, ее исключительным умом, талантом. Для меня Гиппиус это вообще женщина-парадокс, я давно восхищаюсь ее творчеством, и была рада на лекции вновь встретиться с ней, и хоть образно посетить ее салон. Зинаида Гиппиус была необразованной женщиной, в смысле она нигде не училась и не получила никакого систематического образования, при этом ее начитанности и глубине познаний мог бы позавидовать любой профессор. Она была необыкновенно, дьявольски красива, завораживала своей красотой мужчин, при этом сама считала себя бесполой, и чувственные отношения с мужчинами не интересовали ее. Она была язвительна, очень часто могла обидеть собеседника, при этом она же очень тонко чувствовала людей.
Музыка
(На “башне” Вячеслава Иванова.)
Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал :Это было в Башне Вячеслава Иванова. Читали стихи. От стихов мы тогда пьянели больше, чем от вина. Башня выходила на крышу соседнего дом, (звучит нежная музыка – Дворжака «Розовое облако»), и было видно бледно-серое, без луны и звезд ночное небо, каким оно бывает в белыe петербургские ночи.
За сценой:Мы привыкли связывать творческие среды на "Башне" с именем Вячеслава Иванова, и забыли, а может и не знали, что душой, Психеей, как выразился Н. Бердяев, этих вечеров была жена поэта Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал, и кто знает, вошел бы в историю этот литературный салон, если бы не его хозяйка. Древнегреческой жрицей, гетерой в античной тунике с подведенными черной краской глазами представала она перед гостями, и это не было позерством, Лидия Дмитриевна и ее муж страстно увлекались античной историей, верили, что возврат к культу Диониса поможет людям вновь обрести потерянное чувство сопричастности природе и космическому разуму. В то сложное время рубежа веков они пытались выстроить свою систему отношений с окружающей действительностью, где главным связующим фактором должна была выступить любовь. Кроме общих встреч, где собирались известные художники, поэты, писатели, хозяева устраивали закрытые мужские и женские вечера. Мужские - "вечера Гафиза", женские - "вечера Фиас". Во встречах "Фиас", например, участвовала жена Блока, ее имя в кружке было "Беатриче". Лидия Дмитриевна во всех своих начинаниях всегда имела благородный мотив, она стремилась помочь тому, кому нужна была ее помощь, этот кружок не исключение, его цель была помочь женщине раскрыться, найти себя, развить свой потенциал. Свой потенциал Лидии Дмитриевне развить удалось, она стала не только музой для своего мужа, но и реализовалась как творческая личность, занявшая достойное место в драматургии Серебряного века.
Вс. Иванов. Господа, позвольте начать мне на правах хозяина (читает стихотворение “Любовь”.)
Мы – два грозой зажжённые ствола…
(После чтения – аплодисменты, реплики …)
- Блистательно!
- Как выдержана форма сонета!
- И никакого “я”, всё “мы” – 5 раз! Как символично! Каков союз!
- А образы! Крест … Сфинкс … Божественный гроб … Как всё личностно …
- Браво!
Вс. Иванов. (Обрывает реплики.) Благодарю! Увольте от разбора моих стихов. Позвольте представить нашего московского гостя Валерия Брюсова. Просим!
В. Брюсов. (Поднимается, читает “Юному поэту”, 1896):
Юноша бледнеет со взором горящим…
Вс. Иванов. Недурно! Как вам, господа?..
(Реплики из зала):
- Когда говорят об искусстве, я смиренно опускаю голову …
-Что может быть выше красоты?
-Выше божественного идеала?
Сцена IV.
Вс. Иванов. Друзья! У нас еще гости: Николай Степанович Гумилёв с женой Анной Андреевной
Ахматовой. Анна Андреевна! Говорят, вы тоже пишете?
Н. Гумилёв. Ну, разумеется, жёны писателей всегда пишут, жёны художников возятся с красками,
жёны музыкантов играют…
Вс. Иванов. Ну, что вы, Николай Степанович, так реагируете? Ваша жена, кажется, не лишена способностей. Это ведь её:
И для кого эти бледные губы
Станут смертельной отравой?
Негр за спиною, надменный, грубый,
Смотрит лукаво.
Мило, не правда ли?
(Гумилёв недовольно стучит сигаретой о портсигар…)
Вс. Иванов. (А Ахматовой): Анна Андреевна, вы что-нибудь прочтёте сегодня нам?
А. Ахматова. Я прочту.
(Гумилёв хмыкает, отворачивается.)
А. Ахматова. (Гордо.) Я прочту! (или другое)
Музыка
Читает стихотворение «Песня последней встречи»
-Что скажете, Вячеслав Иванович?
(Иванов молчит, подходит к Ахматовой …)
Вс. Иванов. Анна Андреевна, поздравляю Вас и приветствую. Это стихотворение событие в русской поэзии. (Целует руку Ахматовой)
За сценой: Тогда, в далёком 1911 Анна Андреевна и не предполагала, что спустя полвека станет поистине великим поэтом, а это её стихотворение войдёт в золотую сокровищницу русской литературы . Её собрат по перу, поэт-акмеист Георгий Адамович вспоминал:- Анна Андреевна поразила меня своей внешностью. Теперь, в воспоминаниях о ней, её иногда называют красавицей, нет, красавицей она не была. Но она была больше, чем красавица, лучше, чем красавица. Никогда не приходилось мне видеть женщину, лицо и весь облик которой повсюду, среди любых красавиц, выделялся своей выразительностью, неподдельной одухотворённостью, чем-то сразу приковывавшим внимание. Когда она, стоя на эстраде, со своей “ложноклассической”, спадавшей с плеч шалью, казалось, облагораживала всё вокруг.
Музыка
Вс. Иванов: Николай Гумилев, вы недавно вернулись из путешествия по Африке.. В вашей поэзии мы находим экзотические пейзажи и обычаи Африки. Вы глубоко проникаете в мир легенд и преданий Абиссинии, Рима, Египта.
Ну что же, а теперь я попрошу вас, Николай Степанович, прочесть что-нибудь из ваших перлов… ну, например, познакомьте публику с вашим прелестным «Жирафом».
Н. Гумилёв : С удовольствием. Спасибо….Читает стихотворение “Жираф», обращаясь к А.Ахматовой.
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный ходит жираф…
Иванов. Ну, как, господа?
1-й:- Стихотворение экзотично. Вы, Николай Степанович, - романтик, мечтатель. Как вы сказали про своего жирафа?
Гумилёв:- Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полёт.
2-й: - Действительно, изысканный получился жираф. Но кто, интересно, та, чей “особенно грустен взгляд и руки особенно тонки”?
Иванов. Господа! Давайте же дадим слово дамам. Марина Ивановна (Цветаева), просим!
Вы не любите слово “поэтесса”, вы – поэт. Что это, вызов нам, мужчинам?
М. Цветаева. Что вы?! Что вы?! Я люблю вас всех.
За сценой: Марине Цветаевой всегда была чужда салонная, богемная жизнь Серебряного века с его изломом и игрой. Для нее важны отношения – диалог личностей, подлинная дружба, обнаженность и предельная искренность чувств. Ее совершенно не волновала бурная общественно- литературная жизнь начала века. Она не вписывалась ни в одно из существовавших направлений, да и не стремилась к этому. Романтизм и особая чистота были свойственны ее поэтическим строкам.
М.Цветаева: Но сегодня я читаю только для одного (обращает свой взор на А. Блока.) Музыка -
Имя твоё – птица в руке,
Имя твоё – льдинка на языке,
Одно – единственное движение губ….
3-й . Да что же это?! Опять все лавры Александру Александровичу. Неужели мы не заслуживаем Вашего внимания?
А.Блок: Ну чтовы. Я вас уважаю всех. И сегодня я прочту одно из любимых моих стихотворений «Незнакомка»
Звучит танго. Во время чтения стихотворения на заднем плане танцует пары
Цветаева. Слова и строки выстраиваются в ряд и как бы уносятся на музыкальной волне. В беззвучной тишине возникают образы, в которых сливались горечь и восторг, безысходная тоска и радостное изумление перед чудом красоты.
А.Ахматова: Вся кровь во мне остановилась, когда после знаменитой строчки «Дыша духами и туманами Она садится у окна», это обволакивающее А сменилось волшебным Э. «И веют древними поверьями Ее упругие шелка»…
М. Цветаева. Да для вас даже я попросила спеть свою подругу, певицу Александрийского театра. Исполняется романс.
(“Мне нравится, что вы больны не мной”, 1915)
Аплодисменты
Гиппиус. Позвольте вам представить скромного, но очень талантливого крестьянского поэта Сергея Есенина. Он вернулся из Америки. Попросим его почитать свои стихи.
Есенин: Я прочту вам моё новое «Хулиган»
Маяковский (из зала) Почему вы таскаетесь по салонам, Есенин?
Есенин. Глядишь, понравлюсь, и в люди вывeдyт .
Есенин сходит со сцены и садится рядом с Дункан
(На последнем аккорде появляются из зала футуристы и выкрикивают лозунги.)
Крученых. (С диванной подушкой на шнурке, перекинутом через плечо.) Довольно! Довольно этих тельячьих нежностей! Довольно пережитков прошлого! Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов.
Давид Бурлюк. (С рисунком дерева на щеке) Читающим наше Новое Первое Неожиданное. Только мы – лицо нашего времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Вл. Маяковский. (Со стаканом чая в одной руке и с портфелем – в другой, одет в жёлтую кофту с большим бантом.) Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих и прочее с Парохода Современности.
Велимир Хлебников. (На шее висит большая ложка вместо галстука. Его лицо украшено геометрическими фигурами разного цвета.) Всем этим Куприным, Блокам, Сологубам, Аверченкам и Буниным нужна лишь дача на реке … С высоты небоскрёбов мы взираем на их ничтожество.
За сценой. Вот так броско, ярко, скандально и весело в начале XX века заявили о себе футуристы. Новое, свежее, очень смелое литературное направление, пришедшее на смену символизму и акмеизму. Тогда, 100 лет назад, это странное, мягко говоря, искусство было понято и принято единицами, а сейчас их поэзия считается едва ли не классической…
(Поэты проходят на место. Маяковский вступает в диалог с залом.)
Вл. Маяковский. Знакомьтесь: Алексей Крученых, Давид Бурлюк, Виктор (Велимир) Хлебников и я – Владимир Владимирович Маяковский.
(Шум в гостиной, движение.)
Маяковский (в зал): - Вы там, в третьем ряду, не размахивайте так грозно золотым зубом. Сядьте!
(3-й демонстративно достаёт газету и читает. Маяковский - Человеку с газетой. )
- А вы положите сейчас же свою газету или уходите вон отсюда: здесь не читальный зал. Здесь слушают меня, а не читают.
(Шум в зале: “Неинтересно!”, «Скучно!» «Что вы себе позволяете!»)
В.Маяковский: Что? Неинтересно вам? Вот вам… вот вам трёшка за билет. (Достаёт из кармана и протягивает три рубля.) Идите, я вас не задерживаю. (Ходит по сцене или залу, снимает пиджак, подтягивает брюки.)
1-й . Маяковский, что вы подтягиваете штаны? Смотреть противно!
Вл. Маяковский. А если они у меня свалятся …
2- й: Слушайте, до нашего понимания ваши шутки не доходят.
Вл. Маяковский. Ещё бы, ведь Вы жирафа.(язвительно) Только жирафа может промочить ноги в понедельник, а насморк почувствовать лишь к субботе.
Иванов. Маяковский, вы что, полагаете что все мы идиоты? Что тянете время?
Вл. Маяковский.. Ну что вы! Почему все? Пока я вижу перед собой только одного. Ладно! Нате! ( Читает стихотворение «Нате!»)
3-й. Маяковский – ты труп и ждать от тебя в поэзии нечего. Ваши стихи умрут раньше вас!
Вл. Маяковский. Вот странно. Труп я, а смердит он.
Иванов. Да бросьте, Маяковский. У вас же есть хорошие, очень лиричные стихи.
Лиля Брик: я помню рассказ современницы Маяковского Шавардиной, как она возвращалась с Маяковским после какого-то концерта-вечера, они возвращались на извозчике: «Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснет звезда. И вот тут же в извозчичьей пролетке стало слагаться стихотворение «Послушайте!»
За сценой: Лиля Юрьевна Брик — российский литератор, любимая женщина и муза Владимира Маяковского, старшая сестра французской писательницы Эльзы Триоле.
Лиля Брик читает «Послушайте!»
Вл. Маяковский. Спасибо, я и не догадывался, что мои стихи могут звучать так божественно!.(3-му) А вы говорите: стихи умрут.
За сценой: Лиля Брик прославилась как «Муза русского авангарда» и, по словам ее многочисленных недоброжелателей, как «злой гений русской поэзии». Ею восхищались, ее ненавидели, ей завидовали и стремились подражать. Она была красива, незаурядна, общительна. Она не кинозвезда, не поэтесса Серебряного века, не фотомодель. Ее вообще трудно назвать фотогеничной. А в нее влюблялись самые замечательные мужчины века. Маяковский, Леже, Ив Сен-Лоран. Даже в старости она была окружена влюбленными. Ей поклонялись Жерар Филипп и Сергей Параджанов. Говорят, она несла в себе некую порочность, поскольку открыто жила с двумя мужчинами. Но это не она, это они не могли уйти от нее, мужчины ее друг у друга вырывали.
Лиля тщательно культивировала свое женское начало. Говорили, что она и в 80 лет легко пленяла кавалеров, искусно меняя голос и выражение лица так, что каждому мужчине казалось — он главный в ее жизни. Биограф Маяковского Василий Катанян писал о ней: «У нее был «талант жить». В это понятие входили и уютный, красивый дом, радушное гостеприимство, умение угостить, собрать вокруг интересных людей, вести беседу так, чтобы собеседники опять и опять захотели ее увидеть». Женщина с талантом жить — такое определение подходило Лиле Брик как нельзя лучше!
Иванов: Прекрасно, Владимир Владимирович, стихи действительно очень интересны и необычны…
Гумилев: Я примерю вас, друзья. Посмотрите на замечательный танец
Из страны, где солнца свет
Льется с неба жгуч и ярок,
Я привез тебе в подарок
Пару звонких кастаньет.
Выводит на сцену Дункан. Испанский танец
(Маяковский разбирает записки, пьёт чай,
готовится отвечать.)
Голос из зала.
Читайте всё подряд, что вы там ищете?
Вл. Маяковский.Что ищу? Ищу в этой куче жемчужные зёрна. Вот … Спрашивают: Маяковский, сколько денег вы получите за сегодняшний вечер? А вам какое дело? Вам-то ведь всё равно ни копейкине перепадёт – ни с кем делиться не собираюсь. (Небольшая пауза.)
Вл. Маяковский.
(Читает) Маяковский, почему, вы себя так хвалите? Мой соученик по гимназии Шекспир всегда советовал: говори о себе только хорошее, плохое о тебе скажут другие.
Голос из зала.
Вы это уже говорили вХарькове.
Вл. Маяковский.
Вот видите, товарищ подтверждает. (Ему.) Я и не знал,что вы всюду таскаетесь за мной. (Снова читает.)
- Ваши стихи слишком злободневны. Бессмертие – не ваш удел.
Вл. Маяковский.
А вы зайдите через 1000 лет, там поговорим.
(Звучит музыка.)
За сценой: Провозгласив себя футуристами или будетлянами, они называли себя “лицом своего времени”, они претендовали на роль открывателей новых путей в жизни и в искусстве, творцов будущего в настоящем. С тех пор минуло почти 100 лет… Как же откликнулся конец 20 века на их поэзию будущего?
Ведущий:
Начало XX века. Это было особенное время – время экспериментов. И жили в нём особенные люди, движимые потребностью всё обращать в поэзию, стать целым миром, раствориться, разлиться в нём. Это была целая литературная планета, у которой был свой период младенчества, взросления, зрелости. Анна Ахматова, Константин Бальмонт, Валерий Брюсов,Сергей Есенин, Владимир Маяковский … Каждый изних оставил свой неповторимый след в литературной летописи, название которой “Поэзия Серебряного века”.
Ведущий: Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всём божьем свете.
(“Двенадцать”. А. Блок)
Ветер революции … Он не принёс желанной свободы, не разрешил противоречивых сомнений даже тех поэтов кто верил в спасительность самой мечты, надеялся и любил …
Зиновьева: Долгие годы проведут в эмиграции Иван Бунин, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Константин Бальмонт, Вячеслав Иванов, Владислав Ходасевич.
Но, живя на чужбине, русские поэты не предадут своей любви к родному Отечеству.
(Музыка.)
Ведущий 1. Уже прозвучал революционный набат. Разгорался пожар революции и гражданской войны. На улицах пели:
«Смело мы в бой пойдем
За власть Советов,
И как один умрем
В борьбе за это».
Пауза. Звучит «Реквием» Моцарта.
Поэты встают и выходят к сцене по очереди
Гиппиус :Умерла вдали от Родины. Зинаида Гиппиус.
Гумилев: Расстрелян. Николай Гумилев.
Цветаева: Покончила с собой. Марина Цветаева.
Блок: Умер от нервного истощения. Александр Блок.
Ахматова: Муж расстрелян, сын – узник ГУЛАГа, сама подверглась преследованиям после статьи Жданова в журналах «Звезда» и «Ленинград». Анна Ахматова.
Есенин. Покончил с собой. Сергей Есенин.
Маяковский: Застрелился. Владимир Маяковский.
«Реквием» смолкает.
Блок. Все мое творчество проникнyто одной большой любовью – любовью к Родине.
Россия, нищая Россия!
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые,
Как слезы первые любви.
Брюсов.
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Сестра моя и мать! Жена моя Россия ...
Мне не в чем каяться, Россия, пред тобой,
Не предавал тебя ни сердцем, ни душой.
Цветаева.
Облака вокруг, купола вокруг,
Надо всей Москвой сколько хватит рук.
И льется аллилуйя в бескрайние поля,
А в грудь тебя целует московская земля.
Есенин.
Если кликнет рать святая:
Кинь ты Русь, живи в раю;
Я скажу: не надо рая,
Дайте родину мою.
