Министерство образования и науки Российской Федерации
Министерство образования Ставропольского края
Государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
«Ставропольский государственный педагогический институт»
Историко-филологический факультет
Кафедра русского языка
КУРСОВАЯ РАБОТА
по дисциплине «Современный русский язык»
Особенности адъективации и адвербиализации частей речи
в современном русском языке
студентки 3 курса
группы ИФ3Р
Зенкиной Виктории Игоревны
Научный руководитель:
канд.филол.наук, ст.преподаватель
Черкашина С. П.
Дата защиты
«____»_____________2016г.
Оценка:________________
Ставрополь, 2016
СОДЕРЖАНИЕ
Введение………………………………………………………………………....3
Глава 1. Процесс адъективации и его результаты
1.1. Характер адъективного признака членных форм…………………………..5
1.2. Состояние как элемент процесса……………………………………………9
Выводы по 1-ой главе…………………………………………………………...13
Глава 2. Общая характеристика процесса адвербиализации
2.1. К определению термина «адвербиализация»……………………………...14
2.2. Процесс адвербиализации как образование от имён существительных.. 18
Выводы по 2-ой главе………………………………………………………...…23
Заключение……………………………………………..……………………….24
Список используемой литературы…………………………………………...25
ВВЕДЕНИЕ
В современной русистике особой актуальностью обладают исследования, направленные на изучение переходных зон в языке. Подобный интерес обусловлен тем, что переходность, являясь одним из следствий и форм проявления ассиметрии языкового знака, расширяет его номинативные возможности и играет большую роль в устройстве и функционировании языка.
Актуальность исследования определяется, прежде всего, тем, что адвербиализация описана в меньшей степени, чем переход в существительные, прилагательные, местоимения. Кроме того, процесс адъективации – один из самых продуктивных и живых в современном языке; активность его обусловлена как историческими факторами, так и современными языковыми процессами. Необходимость комплексного описания грамматических явлений – не только в статистике, но и в динамике – является одной из важных задач современной грамматической науки.
Объектом исследования являются адъективация и адвербиализация.
Цель исследования состоит в описании процесса адъективации и адвербиализации как высокопродуктивного типа функциональной транспозиции в аспекте её системно-языкового и прагматико-стилистического потенциала.
Задачи исследования:
1) определив адвербиализацию как переход в наречие словоформ, принадлежащим другим частям речи, выявить его специфику;
2) представить адвербиализацию как процесс исторический, в результате которого сформировались существующие в русском языке наречия;
3) описать основные типы адъективации;
4) рассмотреть особенности функционирования адъективации в разных типах современной русской речи.
Теоретическая значимость работы заключается в существенном дополнении тех работ, которые отражают затронутую тему. Материалы исследования могут быть использованы при разработке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам, связанных с адъективацией и адвербиализацией, а также на уроках русского языка в старших классах специальных и общеобразовательных учебных заведений или на внеклассных занятиях.
Методологическая база исследования. Работа выполнена в рамках комплексного подхода. Используются сравнительно-исторический, герменевтико-интерпретационный методы исследования, а также применяются стандартные процедуры литературоведческого анализа: наблюдение, анализ, сопоставление, описание, обобщение.
Теоретической базой исследования послужили труды таких учёных, как В. В. Виноградов, Л. В. Щерба, Н. М. Шанский, А. А. Потебня, Л. П. Калакуцкая, Л. Л. Буланин, В. В. Лопатин, Е. С. Кубрякова, В. В. Бабайцева и А. Я. Баудер.
Структура. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
ГЛАВА 1
ПРОЦЕСС АДЪЕКТИВАЦИИ И ЕГО РЕЗУЛЬТАТЫ
Характер адъективного признака членных форм
Адъективация причастий – один из частных вопросов общей теории переходности в области частей речи, которая начала активно развиваться в XX веке. Предметом исследований были такие основополагающие вопросы, как сущность перехода одних частей речи в другие, соотношение синхронии и диахронии в этом процессе, связь со словообразованием, а также конкретные проявления переходности: субстантивация, прономинализация, адъективация, адвербиализация, препозиционализация и др.
Вопрос об адъективации причастий напрямую связан с тем, как рассматривается причастие: как форма глагола, самостоятельная часть речи или как процессуальное прилагательное.
Об адъективации имеет смысл говорить только в том случае, если рассматривать причастие как форму глагола или как самостоятельную часть речи. Если же считать причастие прилагательным, то вопрос об адъективации не может быть поставлен, так как образование причастий и есть уже адъективация глагольной основы. Являясь адъективными образованиями, причастия в процессе своего семантического развития переходят не из глагола в прилагательное, а из процессуальной разновидности прилагательного в разряд качественных прилагательных, аналогично тому, как относительные прилагательные переходят в качественные.
Лингвисты рассматривают причастие как особую форму глагола, которая в своем категориальном значении (процессуальный признак предмета) содержит предпосылки для перехода в разряд прилагательных.
Говоря о причинах адъективации, многие лингвисты называют следующие:
1) наличие в основном грамматическом значении причастия противоречия «между действием как процессом, движением и признаком, свойством как относительно устойчивой величиной». Это противоречие – исходный пункт адъективации, которая зависит от борьбы двух компонентов плана содержания (действия и свойства);
2) наличие грамматических категорий вида, времени, залога и падежа, которые не совмещаются более ни в каких других морфологических формах; 3) употребление причастий (как и прилагательных) в препозиции и без зависимых слов [5; 160].
Бесспорно то, что переходность связана с различными уровнями языка, она характеризуется лексико-семантическими изменениями, проявляющимися в большей или меньшей степени; производное слово утрачивает какие-то исконные и приобретает новые морфологические признаки; переходные явления в морфологии обусловлены синтаксическими условиями функционирования, хотя применительно к адъективации эти условия проявляются иначе, чем по отношению к другим процессам переходности, Если субстантивация, адвербиализация, предикативация, модаляция и все процессы перехода знаменательных частей речи в служебные во многом обусловлены синтаксической функцией, то для адъективированных причастий такой обусловленности нет, так как и подлинные причастия и адъективированные выполняют одинаковые синтаксические функции; и, говоря о влиянии синтаксических условий функционирования словоформ, мы имеем в виду наличие/отсутствие распространителей и особенности сочетаемости.
Неоднозначно рассматривается в лингвистической литературе и вопрос об отношении адъективации к словообразованию. Можно ли в этом случае говорить о морфолого-синтаксическом способе словообразования?
Осторожно высказывается на этот счет В. В. Виноградов, относя к морфолого-синтаксическому словообразованию прежде всего случаи субстантивации имен прилагательных и адвербиализации форм разных частей речи, а также образование слов категории состояния в результате перехода наречий и кратких форм прилагательных: «Гораздо более семантически сложны и активны явления перехода причастий в имена прилагательные и связанные с ними процессы образования омонимов на этой почве (ср.: спертый, сдержанный, воспитанный и т.п.)» [5; 164].
Н. М. Шанский в своей работе «Очерки по русскому словообразованию и лексикологии» отвечает на данный вопрос утвердительно и приводит примеры прилагательных, образованных от причастий: открытое (лицо), взволнованный (вопрос), возбужденное (состояние), сдавленный (голос), сушеный, граненый, знающий (инженер), подходящий (момент), руководящая (работа), колючий, трескучий, живучий и т. п. [11; 44]. М. Ф. Лукин считает подлинную адъективацию образований типа угасшее желание, надорванный голос, знающий инженер, обитаемый остров и др. результатом морфолого-синтаксического словообразования, отделяя от них факты ложной адъективации: работящий, неутомимый, густонаселенный, несгораемый и др., которые представляют продукт морфологического или лексико-синтаксического словообразования [11; 48].
Остановимся также на точке зрения В. В. Лопатина, рассматривающего адъективированные причастия с синхронных позиций: «Адъективация причастий ... – это прежде всего наличие некоторых адъективных значений в рамках категории причастия, не приводящее к появлению новых слов –прилагательных. Постепенное же обособление новых омонимов на почве развития адъективных значений отдельных причастий – явление лексическое и носящее диахронический характер» [7; 505]. Такими омонимами, развившимися из причастий, являются, по мнению автора, например, следующий (день, год), текущий (счет, интересы), вызывающий (тон), выдающийся (ученый), начинающий (учитель, писатель), блестящий (доклад), квалифицированный (работник), одушевленный (как грамматический термин) и др. Из числа адъективированных причастий В.В. Лопатин исключает целый ряд производных образований, которые по разным причинам в современном русском языке должны рассматриваться как прилагательные:
1) лексемы, лишь генетически являющиеся причастиями, а в современном языке они обособлены от системы причастий: летучий, облезлый, лежачий и др. подобные;
2) также образования типа сушеный, крытый, колотый и др., результативное, перфектное значение которых не соответствует видовому значению несовершенности структурно мотивирующих их глаголов;
3) кроме того, лексемы с суффиксом страдательных причастий -ем/-им, которые или не соответствуют правилам образования причастий: устранимый, неуловимый, невыносимый (образованы от глаголов совершенного видя) или значение их, как и у вышеназванных производных, не соответствует видовому значению производящих глаголов: неузнаваемый (тот, которого нельзя узнать), незабываемый (тот, которого нельзя забыть) и др.; или они не имеют страдательного значения (а оно сигнализируется суффиксами) и фактически синонимичны действительным причастиям настоящего времени – это образования главным образом от непереходных глаголов, от которых страдательные причастия вообще невозможны: неиссякающий, несгорающий, несмолкающий и т.д.
В.В. Лопатин рассматривает и другие многочисленные, но изолированные образования, характеризующиеся в современном русском языке отсутствием словообразовательной связи с производящими глаголами (чаще всего из-за исчезновения самих этих глаголов): предыдущий, неимущий, предвзятый; или таких глаголов вообще никогда не было: долгоиграющий, металлорежущий, дорогостоящий и др. [7; 128].
Таким образом, все образования, внешне похожие на причастия (то есть имеющие причастные суффиксы), представляют собой образования двух типов: находящиеся вне системы современных причастий прилагательные и обособившиеся от системы причастий омонимы, путь образования которых –лексико-семантический (ср. точку зрения Н. М. Шанского, рассматривавшего морфолого-синтаксический способ как разновидность лексико-семантического) [11; 49].
Об адъективации как лексико-семантической деривации пишет И. К. Сазонова в своей работе «Причастия в системе частей речи и лексико-семантическая деривация» [10; 90]. Как грамматический, а не словообразовательный процесс рассматривают адъективацию причастий Л. П. Калакуцкая и Л. Л. Буланин в работе «Грамматические условия адъективации причастий в современном русском языке» [3; 215]. Безусловно, все эти наблюдения полезны, с разных сторон отражают сущность процесса адъективации и примыкающих к нему образований, к которым мы относим ложные адъективаты, выделяемые М. Ф. Лукиным [8; 77], или образования третьей группы в работе В. В. Лопатина [7; 383].
Итак, субстантивируются причастия только со значением лица (любимая, подчиненный, убитый). Причастия, определяющие неодушевленные предметы, не субстантивируются. Исключения составляют лексемы, которые предварительно прошли стадию адъективации (секущая линия), так как субстантивируются прилагательные, определяющие и одушевленные, и неодушевленные существительные. Поэтому можно говорить о том, что субстантивация причастий осуществляется двумя способами: непосредственно или через опосредствующую её ступень – адъективацию.
Состояние как элемент процесса
Мы рассматриваем адъективацию как арену взаимодействия синхронных и диахронных процессов, семантических и грамматических факторов, как сложное взаимодействие и морфолого-синтаксического и лексико-семантического способов словообразования. В своем анализе фактов адъективации мы опираемся на разработанную В. В. Бабайцевой шкалу переходности, которая, во-первых, отражает дифференциацию синхронии и диахронии в явлениях переходности и, во-вторых, демонстрирует связи между ними:
А – Аб – АБ – аБ – Б
А и Б, «крайние» точки шкалы, – это типичные для каждого синхронного состояния языка явления; в нашем случае А – бесспорные причастия, Б – завершившийся процесс адъективации – прилагательные. Зоны Аб, АБ и аБ представлены синкретичными явлениями, в которых признаки причастия и прилагательного так или иначе совмещаются [1; 11].
Рассмотрим вначале зоны «крайних» точек.
К бесспорным причастиям, в полной мере выражающим свои глагольные и адъективные признаки, относятся образования, удовлетворяющие следующим требованиям:
1)они образованы от таких глаголов, от которых могут быть образованы в принципе, и соответствуют правилам образования данных причастий;
2)они семантически соотносятся с производящими глаголами;
3)они обладают присущими причастиям глагольными категориями;
4)они имеют управляемые и/или примыкающие формы, образуют причастный оборот, который стоит после определяемого слова.
Приведем примеры.
1.Естъ свое тайное очарование и нежность в первых проявлениях весны, проникающих в душу незаметно, не внешними признаками, а какой-то извечной, древнейшей связью, охватывающей все живое при наступлении весны с незапамятных времен...
2. Когда последний луч солнца падал на Батум, то город каждый раз казался нагромождением ржавого дымящегося железа, брошенного к подножию сумрачных гор (К. Паустовский).
Выделенные причастия образованы в соответствии с действующими в языке моделями; семантически соотносятся с производящими глаголами; обладают глагольными категориями вида, времени и залога; их глагольность поддерживается распространителями, и, кроме того, они способны к семантико-грамматическим преобразованиям.
Зона Б представлена диахронными образованиями нескольких типов:
1) бывшие причастия, ныне прилагательные, с суффиксами -уч-, -ач-: дремучий, зыбучий, колючий, стоячий, висячий, горючий, зрячий, текучий, горячий, трескучий и др. подобные. Некоторые из них сохраняют семантику действия и трансформируются в глагольные конструкции: стоячий – тот, который стоит; висячий – тот, который висит; вонючий – тот, который воняет и т.д. Другие полностью утратили такую связь, и она восстанавливается только путем этимологического анализа: дремучий – по происхождению причастная форма к дремати, горячий – по происхождению причастная форма к горети и др. Значение такого прилагательного уже не может быть передано глагольной перифразой: дремучий – тот, кто дремлет, горячий и горючий – тот, который горит.
В отдельных случаях мотивирующий глагол вообще ушел из языка: зыбучий – образовано от зыбатъ «качать», известного в древнерусском языке.
Многие из прилагательных этой группы обладают фразеологически связанным значением, сочетаются с одним-двумя словами и образуют фразеологические сочетания: стоячий воротник, висячий замок, дремучий лес, горючие слезы, трескучий мороз, зыбучие пески. При дальнейшем развитии семантической структуры таких прилагательных сочетаемость их расширяется, но в рамках каждого лексико-семантического варианта синтагматическая несвобода значений сохраняется.
Покажем это на примере слова стоячий:
Стоячий: 1.Такой, который стоит, находится в вертикальном положении. Стоячий воротник. Стоячая лампа.
2. С непроточной нетекучей водой. Стоячие пруды. Стоячее болото.
3. Застоявшийся, несвежий – о воздухе. Стоячий воздух;
2) бывшие причастия полной формы на -л: спелый, зрелый, горелый, дряблый, дряхлый, кислый и др. Связь их с глаголом в большинстве случаев еще ощущается, хотя и не является непосредственной: структурно они мотивированы глаголами несовершенного вида, а с точки зрения грамматической семантики – формами совершенного вида, так как имеют результативное, перфектное значение, и это демонстрируют глагольные перифразы: спелый – тот, который поспел; зрелый – тот, который созрел; горелый – тот, который сгорел.
Отдельные лексемы этой группы также уже не имеют мотивирующих глаголов, утратили их в ходе исторического развития, выражают значение только качественное: кислый (от кысати); или они образованы от глаголов, имеющих в словаре помету разг.: дряблый (от дрябнуть); или вообще имеют неясную этимологию: дряхлый, квелый.
Прилагательные обеих групп обособлены от современных причастий и формально-несвойственными причастиям суффиксами;
3) образования с суффиксами страдательных причастий -н-/-енн-/-т-: сушеный, вареный, золоченый, колотый, рваный, крытый и др. В отличие от двух предыдущих групп, образования этого типа характеризуются структурной близостью с современными причастиями, при наличии распространителей некоторые из них функционируют в качестве причастий, и это получает отражение в орфографии (причастия пишутся с -нн-; жареный картофель – жаренный на масле картофель; груженая машина – груженная песком машина, крытая машина – крытая шифером крыша, но ср. отсутствие соотносительных причастных форм у прилагательных золоченый, рваный, что, возможно, свидетельствует о постепенной утрате соотносительности.
С прилагательными второй группы их сближают особенности мотивации: структурно они мотивированы глаголами несовершенного вида, грамматическая их семантика (результативность, перфектность) свойственна формам совершенного вида.
Часто высказывается мысль о том, что результатом диахронной переходности являются функциональные омонимы. Описанные факты адъективации, относящиеся к зоне Б, показывают, что это не всегда так. Если из языка ушла исходная морфологическая форма (или целая парадигма), то о функциональных омонимах говорить не приходится. Приведем высказывание В. В. Бабайцевой: «...при диахронной переходности обязательно что-то во что-то переходит в процессе исторического развития языка, и источник преобразований обычно исчезает, ...при синхронной переходности наблюдаются оппозиционно противопоставленные явления и явления зоны синкретизма» [1; 9].
Опираясь на эту идею, можно говорить о том, что рассмотренные нами адъективные образования зоны Б располагаются в разных ее «точках»: слева, ближе к зоне аБ, – прилагательные типа жареный, затем – стоячий, и крайнюю правую точку занимают лексемы типа спелый.
ВЫВОД ПО 1-ОЙ ГЛАВЕ
Таким образом, во многих случаях адъективированное причастие обогащается грамматическими признаками прилагательного, в частности, приобретает способность к образованию аналитических форм степеней сравнения.
В первой главе для иллюстрации процессов адъективации использовались лишь те причастные единицы, которые способны к преобразованиям, в противном случае анализ их в терминах шкалы переходности теряет всякий смысл.
Язык, безусловно, богаче всяких схем, и явления переходности пронизывают всю его систему, скрепляя отдельные ее звенья, и это является изучением одного из самых сложных вопросов переходности – вопрос об адъективации причастий.
ГЛАВА 2
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПРОЦЕССА АДВЕРБИАЛИЗАЦИИ
2.1. К определению термина «адвербиализация»
Одним из активных путей пополнения наречной лексики является адвербиализация – переход слов из других частей речи в наречия (от лат. adverbum – наречие). Адвербиализация – переход, характеризующийся разнообразием и многоаспектностью. При адвербиализации, или онаречивании форм и слов отдельных частей речи, языковые единицы переходят в наречия и являются лексико-грамматическими омонимами исходных форм и слов. Лексико-грамматические классы наречий непрерывно пополняются за счет других частей речи, притом чаще знаменательных.
Вслед за В. В. Виноградовым мы определяем наречия как грамматическую категорию, «под которую подводятся несклоняемые, неспрягаемые и несогласуемые слова, примыкающие к глаголу, к категории состояния и к именам существительным, прилагательным и производным от них (например, к тем же наречиям) и выступающие в синтаксической функции качественного определения или обстоятельственного отношения. Наречия морфологически соотносительны с именами существительными, прилагательными, глаголами, с местоимениями и именами числительными» [5; 158].
Наречие – открытая система, а адвербиализация существительных, прилагательных, деепричастий, причастий и предложных сочетаний – один из способов пополнения этой системы, т. е. о тесной связи наречия с другими частями речи свидетельствует их переход в наречия, их адвербиализация. При этом переходе, полученные наречия омонимичны исходным частям речи (ЛГО-д) и характеризуются отсутствием форм словоизменения и словообразовательной соотносительностью с именами и с глаголами.
Сущность процесса адвербиализации состоит в том, что некоторые формы выпадают из системы словоизменения своей части речи, утрачивая её грамматические признаки, и приобретают грамматическое значение наречия, а также нередко особое лексическое значение. При переходе в наречия формы утрачивают и синтаксические свойства бывшей части речи – способность сочетаться с прилагательным или управлять другими словами, ср.: Смотрю на высокий дом – Что вам задали на дом?; лез наверх – на верх горы; подойти важно и не спеша – Он споткнулся, спеша нам навстречу. В истории языка наречия возникали из различных форм имён и глаголов (чаще всего из падежных форм существительных, в т. ч. из сочетаний с предлогом: плестись шагом, знать назубок, попасть впросак). По образцу адвербиализованных форм далее появлялись наречные образования, часто не имевшие синтаксических аналогов, не проходивших ступени адвербиализации, создававшиеся по формировавшимся в языке словообразовательным моделям. Таким образом, одноструктурные наречные образования имеют разное историческое происхождение. В современных диахронических исследованиях границы и формы адвербиализации уточняются с учётом разных синхронных состояний системы в области лексики, синтаксиса, морфологии (системы частей речи). Начато исследование (в работах О. П. Ермаковой) такого фактора, влияющего на адвербиализацию существительных, как референциальная характеристика имени в тексте, характеристика его с точки зрения категории определённости – неопределённости. Некоторые наречия сохраняют в своём составе исторические формы (поделом, сгоряча) или лексемы (впросак), уже исчезнувшие из языка. В современном языке наречия типа впросак являются немотивированными, отношения между словами типа шаг – шагом, сухой – досуха при синхронном подходе рассматриваются в аффиксальном словообразовании [6; 143].
Адвербиализация происходит двояким способом: а) путем изоляции беспредложной формы от системы склонения и ее окостенения и б) путем изоляции падежной формы при слиянии с предлогом.
Переход в разряд наречий происходит под влиянием новой функции слов, становящихся выражением обстоятельства. В первом случае наблюдается полная лексико-грамматическая омонимия с полными ЛГО-д, а во втором – неполная лексико-грамматическая омонимия – с неполными ЛГО-д (в них наблюдаются изменения во внешней структуре: наличие префиксов – предложного происхождения и наличие суффиксов – бывших по происхождению флексиями).
Сюда относятся следующие наречия:
1) от формы родительного падежа с предлогами без, из, с, до, от: (бестолку, без умолку, без удержу, без устали, без спросу; издали, изнутри; искони, исстари (устар.); исподлобья, исподтишка; сразу, снизу, сбоку, сверху, сзади, спереди, со зла, сначала, спросонья, доверху, донизу, до зарезу, до упаду, досыта, отроду. Напр.: Работала она без устали; Издали белеет пароход; Бабушка недовольна внуками и смотрела исподлобья; Девушка танцевала до упаду;
2) от формы дательного падежа с предлогами к, по: кверху, книзу, поблизости, посредине. Напр.: Весьма кстати дедушка выбранил отца за либерализм; Рыбак жил поблизости от реки;
3) от формы винительного падежа с предлогами в, на, за: набекрень, наспех, на смех, наперекор, нарасхват, нараспашку, назло, набок, напролет. Напр.: Ты у больных две ночи просидела напролет; Здесь будет город заложен; Назло надменному соседу (А. Пушкин); вверх, вниз, вбок, вслух, вновь, вдаль, вглубь, вприкуску, всмятку. Напр.: Читать вслух на иностранном языке полезно; за границу - На днях они уехали за границу;
4) от формы творительного падежа с предлогом с:
с оглядкой, с ленцой, с прохладцей (без большого усердия). Напр.: Он жил летом с ленцой;
5) от формы предложного и местного падежей: вдали, вблизи, внутри; на ходу, на боку, навыкате, на лету, накануне. Напр.: Накануне с колодца возвращались девушки, песни пели, танцы играли, а днем в работе родным помогали (нар. песня).
Адвербиализация возможна у словоформ, выражающих обстоятельственное значение: падежных и предложно-падежных форм существительных и склоняемых слов (ср. шагом, вскачь, сбоку, слегка, вслепую) и деепричастных форм некоторых глаголов (ср. походя в значении «непринужденно, нехотя, молча»).
Наречия, образованные путем адвербиализации, могут сохранять в своем составе вышедшие из употребления слова (ср. босиком, украдкой, без умолку, до упаду) и грамматические формы, например, формы косвенных падежей кратких прилагательных (ср. досуха, навеселе, смолоду).
Адвербиализация представляет собой постепенный процесс отрыва словоформы от системы словоизменения данного слова и ее уподобления в грамматическом отношении наречию. В результате адвербиализации формы существительных становятся самостоятельными неизменяемыми словами, а их состав функционально преобразуется: падежные окончания становятся суффиксами наречий, а предлоги, сливаясь с существительными в одно слово, – префиксами. Помимо того, существительные, подвергшиеся адвербиализации, утрачивают способность определяться прилагательными, а деепричастия – управлять зависимыми словами.
Адвербиализация отражается на письме в тенденции к слитному написанию бесспорных наречий, возникших из предложно-падежных форм (ср. влез наверх и влез на верх горы), и в отсутствии обособления адвербиализованных деепричастий (ср. шел молча и осторожно). Понятие адвербиализации сформировалось в рамках исторического подхода к словообразованию. В синхронных описаниях словообразовательных отношений оно обычно не используется. Наречия типа набекрень, чересчур, не имеющие живых формально-семантических связей с другими словами, трактуются как непроизводные с современной точки зрения. Наречия же, сохранившие такие связи, рассматриваются как образованные суффиксальным или префиксально-суффиксальным способом: босиком - от босой, досуха – от сухой, вслепую – от слепой, ощупью – от ощупать, до упаду – от упасть.
Таким образом, предпосылки образования одной части речи на базе другой кроются прежде всего в значении слов – лексическом и грамматическом, – а также в факте их функционального совпадения в какой-либо точке. В наречия могут переходить существительные, в значении которых есть обстоятельственные семы, например, сема времени.
2.2. Процесс адвербиализации
как образование от имён существительных
В кругу наречий, восходящих к беспредложным формам имени существительного, обнаруживается тесная связь с функциями таких именных падежей, которые склонны к выражению обстоятельственных отношений. Таким падежом является преимущественно творительный падеж. В самом деле, беспредложных наречий, соотносительных с формами творительного падежа имени существительного, больше всего в современном русском языке. Этот разряд беспрефиксных наречий особенно продуктивен: кубарем, кувырком, живьем, авансом, чудом, рядом, градом, даром, летом, утром, гужом, порожняком, разом, ничком, бочком, молчком, пешком, торчком, рывком, шагом, битком, ползком, силком, целиком, дыбом, нагишом, босиком, калачиком и т. п. (в этом случае иногда различие между формой творительного падежа существительного и наречием обозначается перемещением ударения: бегом, верхом, кругом); женского рода: зимой, весной, порой, рысью, волей-неволей, гурьбой, украдкой, стороной и т. п.
С необыкновенной остротой охарактеризовал своеобразное положение творительного падежа в ряду других падежей акад. А. А. Шахматов:
«Дополнение в творительном падеже вообще, за немногими исключениями, означает независимое от глагола представление, не объект, испытывающий на себе действие, влияние глагольного признака, а, напротив, представление, способствующее развитию этого признака, видоизменяющее или определяющее его проявление; в этом существенное отличие творительного падежа от родительного, винительного и дательного» [12; 546].
Еще раньше А. А. Потебня, характеризуя разнообразные функции творительного падежа, особенно выделял творительный падеж образа действия по его близости к адвербиальному значению: «Для творительного образа, – писал Потебня, – характерна именно его разносоставность по происхождению: в него втекают различные творительные при легком изменении своего значения по направлению к потере субстанциональности; он есть момент, предшествующий переходу дополнения в наречие, так что предполагается и наречиями места и времени» [9; 99]. В силу этой малозаметной или фиктивной субстанциональности творительного образа он становится основной категорией, производящей беспредложные наречия [9; 317].
Широта семантического объема формы творительного падежа облегчает процесс ее изоляции и адвербиализации. Так как категория творительного падежа представляет замкнутую систему грамматических значений и отношений, то замутнение в какой-нибудь конкретной форме творительного падежа ее основных функций, закрепление за этой формой только одного из присущих ей значений равносильно отпадению ее от системы склонения данного существительного (например: отдать даром, уцелеть чудом и т. д.). Исключение формы из системы склонения (например, употребление градом только в значении образа действия: наподобие града) означает лексикализацию данной формы, превращение ее в особое обстоятельственное слово. Выпадая из системы форм имени существительного (например, градом из комплекса форм слова град; ср.: гусем или гуськом; прахом и т. п.), эта форма становится отдельным словом и подводится под категорию наречия.
Процессы превращения падежных форм имен существительных в наречия протекают в современном языке очень активно. Разные именные формы, вступившие на путь адвербиализации, находятся на разных этапах этого пути. По отношению ко многим словам трудно решить вопрос, осуществят ли они с течением времени весь путь адвербиализации или же сразу перейдут в предлоги, минуя наречия. Например, бывшее слово ведомо в выражениях без ведома, с ведома не имеет форм ни числа, ни склонения, ни даже рода в собственном смысле, хотя оно явно не женского рода (ср.: с моего ведома, без нашего ведома). Но признать выражения без ведома, с ведома наречиями невозможно. Этому противоречит их способность иметь при себе в качестве определения местоименное прилагательное и возможность отделения от них предлога посредством вставки определяющего слова (ср. с их ведома). Так как выражения с ведома и без ведома сочетаются только с родительным падежом (с ведома начальства, без ведома родителей) и согласуемые формы родительного падежа местоименных прилагательных здесь равносильны родительному определительному падежу имен существительных (ср. с моего ведома, но с его ведома), то, по-видимому, перед нами – обороты, застывшие на промежуточной стадии между именем существительным и предлогом.
Синтаксическое ограничение области употребления того или иного существительного или отдельной его падежной формы выражается в сужении круга согласующихся с ним определений. Полная утрата способности определяться именем прилагательным означает переход формы существительного в наречие. Резкое понижение этой способности является симптомом переходного состояния. Ср.: во всеуслышание, до востребования, во всеоружии, со всячинкой, на ощупь, ощупью и т. п.
Уже А. А. Потебня указывал, что все вообще формы творительного падежа имени существительного в функции сравнения и образа действия находятся на полпути к адвербиализации (ср., например, нестись стрелой) [9; 95]. Еще ближе к наречию формы творительного времени. Но и здесь двойственность очевидна. Например: рано утром и ранним летом; поздно вечером и румяным вечером; ночью и темной ночью и т. п.
Полунаречные формы предложного-местного падежа единственного числа мужского склонения на -у с предлогами в и на (типа на носу, на корню, в ладу) находятся на разных стадиях адвербиализации. Некоторые формы на -у, сочетаясь с именами прилагательными, заменяют окончание -у обычным окончанием предложного падежа -е и приобретают иную семантическую окраску (например, на свету, но на ярком свете; в роду, но во всем роде Пушкиных и некоторые другие). Другие формы на -у вообще не допускают вставки определяющего слова между предлогом и именем, решительно примыкая, таким образом, к наречиям (например: на корню, на виду, на весу; на дому, ср. иной смысл: на доме; на носу – близко, но ср.: на носе; не в ладу, в ладу, но также: в полном ладу; в цвету, яблони в цвету; во хмелю и другие подобные).
Кроме того, степень лексической употребительности отдельных падежных форм имени существительного не одинакова. Поэтому какое-нибудь слово может вымереть, исчезнуть, а те или иные формы его в определенных сочетаниях продолжают жить. Понятно, что случаи предложного употребления таких форм – при наличии подходящих условий – превращаются в наречия. Именно таким образом складываются продуктивные морфологические типы образования наречий. Например, наречие вприпрыжку, относящееся к продуктивному типу наречных образований из предлогов в и на с винительным образа действия, представляет собой остаток имени существительного припрыжка.
Эти простейшие грамматические случаи, позволяющие проследить весь ход адвербиальной изоляции именной формы, конечно, не уясняют происхождения разнообразных типов наречия. Но общие закономерности, которые вытекают отсюда, помогают раскрыть образование и других видов наречия. Так, например, понятно, что распад системы именного склонения прилагательного не мог не оставить следов и отложений в категории наречия. Предложные и беспредложные формы кратких прилагательных (спроста, ср.: с проста ума; смолоду, ср.: молодо-зелено; на босу ногу; средь бела дня и т. п.) застревают здесь как остатки старой системы. Таким образом, наряду с выпадением формы какого-нибудь падежа из системы склонения (например: со смеху, на дому), наряду с обособлением какой-нибудь функции падежа (например, творительного образа действия), образованию наречий содействует разрушение всей системы склонения какого-нибудь именного типа (пример – именное склонение кратких прилагательных).
Метафорическое переосмысление одной падежной формы слова, связанное с определенным фразеологическим контекстом, превращает эту форму в отдельное слово, если новое значение не распространяется на все прочие формы слова. Так, под влиянием шутливо-метафорического применения военной терминологии и фразеологии к выпивке (ср.: на втором взводе, зарядиться и т. п.) слово залпом тесно связывается с глаголом выпить. По-видимому, это сближение первоначально наметилось в жаргонах военной среды. Форма залпом в функции приглагольного обозначения образа действия приобретает значение: сразу, разом, без передышки. Это переносное значение отрывает форму залпом от слова залп и превращает ее в отдельное наречие. Ср. «Она залпом хватила стакан водки» (Писемский, «Тысяча душ»).
Фразеологические сочетания обычно не уничтожают раздельности компонентов, и наречие может вырваться из плена одной фразы или серии фраз, отделиться от своего тесного фразеологического окружения и стать самостоятельной свободной или фразеологически связанной лексемой с новым значением. (Ср., например, просторечное выражение до чертиков в значении усилительного наречия – очень, в высшей степени (устал до чертиков), оторвавшееся от фразы напиться до чертиков.) Кроме того, необходимо помнить, что множество наречий является продуктом тех семантических изменений, которым подверглись слово или группа слов в процессе калькирования или перевода чужеязычной, преимущественно западноевропейской лексики и фразеологии. Таковы, например: разбить наголову, на дружеской ноге, раз навсегда, подшофе и т. п.
Таким образом, синтаксическое ограничение области употребления того или иного существительного или отдельной его падежной формы выражается в сужении круга согласующихся с ним определений. Полная утрата способности определяться именем прилагательным означает переход формы существительного в наречие. Резкое понижение этой способности является симптомом переходного состояния. Например: во всеуслышание, до востребования, во всеоружии, со всячинкой, на ощупь, ощупью и т. п.
ВЫВОДЫ ПО 2-ОЙ ГЛАВЕ
Итак, с типологической точки зрения, явление адвербиализации в современном русском языке имеет сложный характер в виду его неоднородности: в нём с различной степенью активности участвуют разные части речи; каждый из типов адвербиализации характеризуется особыми признаками; переход в наречие может проходить на фоне столкновения противоположных, действующих в современном русском языке тенденций и т.д. И поэтому, в тех случаях, когда в определённой синтаксической позиции снимаются лексические ограничения на употребление существительного, происходит функциональный сдвиг, позволяющий говорить о метафоризации существительного в творительном падеже, выводящей его на путь адвербиализации.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Для выполнения поставленной цели мы обратились к трудам русских лингвистов, изучили предлагаемые ими теории адъективации и адвербиализации, рассмотрели различные лингвистические подходы этих процессов. Вопрос о процессах адъективации и адвербиализации до сих пор остается актуальным в современной лингвистике.
Подводя итоги исследования, можно выделить основные положения процессов адъективации и адвербиализации:
1. Адвербиализация имеет отношение к лексико-грамматической или межчастеречной омонимии. Она является доказательством активного перехода частей речи в наречия в русском и других языках.
2. Обозначение адъективации как качественного признака лица по совершаемому им действию на базе мотивирующего действительного причастия настоящего времени с приобретением причастием переносного лексического значения и утратой им функций грамматических категорий.
3. Наречия, полученные при процессе адвербиализации, являются реже полными и чаще частичными лексико-грамматическими омонимами.
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бабайцева, В. В. Место переходных явлений в системе языка (на материале частей речи) [Текст] / В. В. Бабайцева. – М.: Прометей, 1991. – С. 3-14.
2. Баудер, А. Я. Лексико-семантический аспект явлений переходности в системе частей речи [Текст] / А. Я. Баудер. – М.: Прометей, 1991. – С. 22-31.
3. Буланин, Л. Л. 0 соотношении переходности и залога в русском языке. [Текст] / Л. Л. Буланин. – М.: Русский язык, 1970. – С. 213-219.
4. Валгина, Н. С., Розенталь, Д. Э., Фомина, М. И. Современный русский язык. [Текст] / Н. С. Валгина., Э. Д. Розенталь., И. М. Фомина. – М.: Логос, 2002. – 205 с.
5. Виноградов, В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике [Текст] / В. В. Виноградов. – М.: Наука, 1975. – 155 – 165с.
6. Ермакова, О. П. Грамматика русского языка. О некоторых общих вопросах словообразования наречий [Текст] / О. П. Ермакова. – М.: Русская грамматика, 1966. – С. 105-150.
7. Лопатин, В. В. Транспозиция. [Текст] / В. В. Лопатин. – М.: Дрофа, 1997. –570 с.
8. Лукин, М. Ф. Трансформация частей речи в современном русском языке. [Текст] / М. Ф. Лукин. – Донецк, Наука. 1973. – 100 с.
9. Потебня, А. А. Из записок по русской грамматике. Т.З: Об изменении значения и заменах существительных. [Текст] / А. А. Потебня. – М.: Учпедгиз, 1968. – 551 с.
10. Сазонова, И.К. Причастия в системе частей речи и лексико-семантическая деривация. [Текст] / И. К. Сазонова. – М.: Наука, 1975 с. 87 – 98.
11. Шанский, Н. М. Правописание наречий. Вопросы русской орфографии. [Текст] / Н. М. Шанский. – М.: Наука, 1964. – С. 43 – 50.
12. Шахматов, А. А. Синтаксис русского языка. [Текст] / А. А. Шахматов. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. – 624 с.
13. Щерба, Л. В. О частях речи в русском языке. Избранные работы по русскому языку. [Текст] / Л. В. Щерба. – М.: Учпедгиз, 1957. – С. 63 – 84.
27
