Исследовательская работа по литературе Эволюция архетипа отцы и дети в русской классической литературе

Автор публикации:

Дата публикации:

Краткое описание: ...


Муниципальное общеобразовательное учреждение

«Шерагульская средняя общеобразовательная школа»






Эволюция архетипа «отцы и дети» в русской классической литературе




Выполнила Грищенко Виолетта,

ученица 10 класса



Руководитель Автушко Г.А., учитель

русского языка и литературы,

Iквалификационная категория




















Шерагул, 2014



Содержание

  1. Введение

  2. Основная часть

2.1. Соотношение отцов и детей как гармоническое единство в

«Поучении» Владимира Мономаха

2.2. Развитие темы благотворного влияния нравственных устоев

старших на молодое поколение в пушкинской «Капитанской

дочке»

2.3. Пагубность наследственной философии в сказке

М.Е. Салтыкова-Щедрина «Премудрый пискарь»

2.4. Молчалинская «формула успеха» в комедии А.С. Грибоедова

«Горе от ума»

2.5. Проявление духовного оскудения в наставлении Чичикова-

старшего сыну в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

2.6. Конфликтность взаимоотношений «отцов» и «детей» как

противостояние «века нынешнего» с «веком минувшим»

в романе И.С. Тургенева «Отцы и дети»

2.7. Патриархальный уклад семьи, авторитет отцов и их забота о детях

в романе Л.Н. Толстого «Война и мир»

2.8. Тема распада семейных связей в условиях классовой борьбы

в рассказе М.А. Шолохова «Родинка»

2.9. Развитие темы возвращения к исконным человеческим

привязанностям в рассказе М.А. Шолохова «Судьба человека»

2.10. Тема отчуждения «отцов» и «детей» в рассказе В. Г. Распутина

«Женский разговор»

  1. Заключение

  2. Литература и Интернет-ресурсы

  3. Приложение


















  1. Введение

В отечественной литературе тема «отцов и детей» берет своё начало в книгах, написанных во времена Киевской Руси, и остается одной из самых актуальных в современном литературоведении.

Именно в семье от отца и матери человек получает первые знания о жизни, об отношениях между людьми, поэтому от этого, зависит то, как в будущем человек будет относиться к другим людям, какие нравственные принципы изберет для себя, что для него будет самым главным в жизни.

Рассматривая данную тему, нельзя не обратиться к понятию архетипа, которое ввел швейцарский психоаналитик и исследователь мифов К.Г.Юнг. Вслед за ним обращались к проблеме архетипа ученые (даже биологи), исследователи религий, мифов, такие деятели искусства, как Т.Манн, великие режиссеры кино Ф.Фелинни, И.Бергман и другие.

К одному из древнейших архетипических образов и относится архетип «отцы и дети». По мнению исследователей, все важнейшие архетипы сформированы в древности и связаны с фольклорными текстами. Таким образом, занимаясь исследованием проблемы эволюции архетипа «отцов и детей» в русской классической литературе, нам показалось интересным сказать об особенностях взаимоотношений поколений на раннем этапе развития человеческого общества, что нашло свое отражение в сказках и фиксирует остатки прежней морали. Примером может служить сказка о мертвом теле, в которой говорится о сыне, заработавшем на теле мертвой матери (см.Приложение). Современному читателю мораль этой сказки может показаться жестокой, но она таким образом отражала суровый быт того времени, когда старые родители становились обузой для племени и ставили под угрозу жизнь молодого поколения. Существовал ряд обычаев избавления от стариков. Приведем один из них.

В один из дней сын сажал на специальные санки старого отца и вез его к краю крутого обрыва, а затем сбрасывал его с высоты вместе с санками.

Этот обычай нашел свое развитие в одной из сказок, когда отцу вызвался помочь маленький сын и предложил оставить санки, ответив на вопрос отца, что они пригодятся ему, когда тот тоже станет стареньким. Такое поведение сына в рамках прежней морали не осуждается и позволяет ему выжить.

С развитием цивилизации, появлением первых литературных памятников понятие архетипа «отцы и дети» меняется, наполняясь новым содержанием в каждом историческом времени.

Целью нашей работы является изучение эволюции архетипа «отцы и дети» в русской классической литературе. Исследование проведено на основе следующих художественных произведений:

  • «Поучение» Владимира Мономаха

  • А.С. Пушкин «Капитанская дочка»

  • М.Е. Салтыков-Щедрин «Премудрый пискарь»

  • А.С. Грибоедов «Горе от ума»

  • Н.В. Гоголь «Мертвые души»

  • И.С. Тургенев «Отцы и дети»

  • Л.Н. Толстой «Война и мир»

  • М.А. Шолохов «Родинка», «Судьба человека»

  • В.Г. Распутин «Женский разговор»

Исследуя данную проблему, мы поставили перед собой задачи:

  • выяснить смысл и сущность архетипических образов «отец» и «сын» на основе учения К.-Г. Юнга, швейцарского психолога и философа

  • проследить связь архетипа «отцы и дети» с конкретной исторической эпохой на примере определенного художественного произведения

  • выявить актуальность одной из «вечных» проблем взаимоотношений «отцов и детей» для моих сверстников

В научной литературе встречаются различные определения архетипа (от греч. аrche- начало и typos – образ), раскрывающие различные смысловые грани этого сложного явления. Развернутую трактовку его дал в 1942 году немецкий писатель-классик Томас Манн, говоря о существовании некоего «изначального образца, изначальной формы жизни, вневременной схемы, в которую укладывается осознающая себя жизнь, смутно стремящаяся вновь обрести некогда предначертанные ей приметы» [220, с.175]. Более лаконичное определение архетипа дает современный исследователь литературы С.С. Аверинцев: «Архетипы – это не сами образы, а схемы образов, их психологические предпосылки, их возможность» [2, с. 110]. Вместе с тем подлинным «отцом» учения об архетипах по праву считается швейцарский психолог и философ К.Г. Юнг с его концепцией «глубинной психологии». [394].

По Юнгу, архетипические образы всегда присутствовали в человеческом сознании, являясь источником мифологии, религии и искусства. Такие общие «праформы» бытия, воспринимаемые на подсознательном, интуитивном уровне, получили у Юнга определение «архетипов коллективного бессознательного». В соответствии с концепцией Юнга, человек первобытного общества ощущал себя органической частью природного мира, а дальнейший процесс формирования индивидуального сознания сопровождался стремлением вернуть утраченную целостность, что нашло свое закрепление в разного рода ритуалах и мифах. По мере углубления расхождений между «общим» и индивидуальным сознанием, между осознанной и бессознательной сферами бытия перед человеком всё острее вставала проблема приспособления к собственному внутреннему миру, сущность которого определяет соотношение личностно эмоциональных комплексов и «коллективного бессознательного», т.е. архетипов. В итоге мифологизация бытийных процессов в представлении Юнга – «не столько аллегория явлений объективной действительности, сколько символическое выражение внутренней и бессознательной драмы души» [394]. Характеристики различных архетипических образов представлены в работах ученого разных лет. Среди множества образов Юнг выделяет важнейшие архетипические образы, отражающие первоосновы бытия:

  • «мать»: вечная и бессмертная бессознательная стихия, образ Великой Матери, несущий в себе глубокий эмоциональный смысл;

  • «отец»: духовное начало бытия, не отожествляемое с интеллектом, человеческим разумом;

  • «дитя»: начало пробуждения индивидуального сознания из стихии коллективного бессознательного;

  • «тень»: оставшаяся за порогом сознания бессознательная часть личности, могущая выступать в качестве демонического двойника;

  • «мудрый старик» («старуха»): высший духовный синтез, гармонизирующий в старости сознательную и бессознательную сферы души.

Применительно к изучению литературы архетипы рассматриваются как сюжетообразующие и мотивообразующие элементы, которые, видоизменяясь и обогащаясь новыми смыслами, составляют «общий» язык мировой литературы («сюжетные архетипы», «архетипические значения», «мифологемы», архетипические мотивы» и т.п.).

В работах Е.М. Мелетинского раскрывается роль « литературно-мифологических сюжетных архетипов» как важнейших единиц «сюжетного языка» мировой литературы: «На ранних ступенях развития эти повествовательные схемы отличаются исключительным единообразием. На более поздних этапах они весьма разнообразны, но внимательный анализ обнаруживает, что многие из них являются своеобразными трансформациями первичных элементов. Эти первичные элементы удобнее всего было бы назвать сюжетными архетипами»[227, с.5]. Опираясь на учение Юнга, а в ряде случаев оспаривая его, ученый отмечает тот факт, что Юнг оперирует архетипическими образами в «снятом» виде, тогда как свою подлинную реализацию и оправдание они получают в разного рода сюжетных схемах:

« В мифологии само описание мира возможно только в форме повествования о формировании элементов этого мира и даже мира в целом. Это объясняется тем, что мифическая ментальность отожествляет начало (происхождение) и сущность, тем самым динамизируя статическую модель мира» [там же, с.13]. Рассматривая творчество русских писателей XIXXX веков, исследователь выявляет особенности воплощения и трасформации сюжетных архетипов в поэтике А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, А. Белого (соотношение космоса и хаоса, стихии и гармонии, темных сил и светлого начала, героя и его демонического двойника и т.п.).

Для данного исследования весьма важным представляется традиционный взгляд ученых на русскую литературу как наиболее наглядное отражение судьбы литературных архетипов в словесном искусстве: русские писатели-классики всегда претендовали на широкий, глобальный охват философских, мировоззренческих проблем, что отличало их от многих западных художников. Размышляя о роли и месте человека в мире социальных отношений, писатели XIX века выводили злободневную проблематику на уровень «вечных», надмирных вопросов бытия. [http://alcyone.ucoz.ru/blog/2009-05-14-30]


Важнейшим свойством архетипа является способность видоизменяться, сохраняя при этом свое значение и функции неизменными на разных исторических этапах. Современный исследователь литературы А. Большакова называет это «вариативностью инвариантности» (Большакова А. Литературный архетип // Литературная учеба. 2001. №6). Архетип может до неузнаваемости изменяться, воплощаясь в творчестве разных авторов, но при этом он сохраняет «некое ценностно-смысловое ядро, в своей неизменности обеспечивающее высокую устойчивость архетипической модели» (Большакова А. Литературный архетип // Литературная учеба. 2001. №6).

Современное отечественное литературоведение обратилось к проблеме архетипа сравнительно недавно. Одним из первых это сделал В.А. Марков (Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов (к постановке вопроса) // Тыняновский сборник. Четвертые тыняновские чтения. Рига, 1990). Он, во-первых, установил связь между мифом и литературой через архетип, а во-вторых, сосредоточил внимание на трех особенностях архетипов: всеобщности, универсальности и репродуцирующем характере. Вслед за Юнгом исследователь утверждает, что архетипы, как «золотые слитки человеческого опыта – нравственного, эстетического, социального», хранятся в коллективном бессознательном. Итоговая мысль Маркова: «Общечеловеческие императивы и ценности имеют архетипическую основу. Здесь символы вечности и вечность символов. Здесь миф, искусство и человек». Таким образом, архетипы можно считать вневременным и всеобщим средоточием общечеловеческих ценностей во всех сферах жизни.

Проблему архетипа исследует и Б. Парамонов в своей статье «Согласно Юнгу» (Парамонов Б. Согласно Юнгу // Октябрь. 1993. №5). Он не только делает попытку введения концепции Юнга в русское литературоведение, но и показывает, как она преломляется в конкретном художественном произведении на примере анализа стихотворения И. Бродского «Похороны Бобо».


Интересные наблюдения над архетипом принадлежат С.С. Аверинцеву. Анализируя основные положения юнговского учения, исследователь считает, что архетипы придают художественному творчеству способность исцеляющего воздействия на психику реципиента. В соответствии с этим, функцию художника можно определить как целительскую. Вторая функция архетипов – предостерегающая, «сигнальная», а «дело художника состоит в том, чтобы в силу своей особой близости к миру коллективного бессознательного первым улавливать совершающиеся в нем необратимые трансформации и предупреждать об этих трансформациях своим творчеством» (Аверинцев С.С. «Аналитическая психология» К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // Вопросы литературы. 1970. №3).

Таким образом, познание архетипов, подчеркивает ученый, необходимо «с двоякой целью: чтобы их культивировать и чтобы лишить их злой силы» (Аверинцев С.С. «Аналитическая психология» К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // Вопросы литературы. 1970. №3).

А.Большакова в статье «Литературный архетип» утверждает, что слово «архетип», употребляемое в современном литературоведении, полисемантично, и выделяет следующие его значения:


1. Писательская индивидуальность с точки зрения ее роли в формировании дальнейшего литературного процесса. Так, исследователи говорят об архетипичности Пушкина как очень важной стороне творчества этого классика.


2. То, что иначе называют «вечными образами» мировой литературы (Дон-Кихот, Гамлет, Дон-Жуан и др.).


3. Христианско-библейская тематика, рассматриваемая в качестве источника литературных образов и сюжетов.


4. Античная мифологическая традиция.


5. «…Основная ситуация, характер или образ, который постоянно появляется в жизни и, следовательно, в литературе» (Большакова А. Литературный архетип // Литературная учеба. 2001. №6).


В литературоведении архетип понимается как универсальный прасюжет или праобраз, зафиксированный мифом и перешедший из него в литературу.

Итак, в мировой и отечественной науке сложились разные концепции архетипа, каждая из которых, бесспорно, заслуживает внимания. И следует признать, что они принимаются не всеми исследователями.

Архетипы дают возможность увидеть глубинные содержательные стороны произведений: «преемственность в жизни человеческого рода, неразрывную связь времен, сохранение памяти о прошлом, т.е. архетипической памяти, в чем бы она ни проявлялась» (Введение в литературоведение. Литературное произведение. Основные понятия и термины / ред. Л.В.Чернец. М., 19

Архетипический Отец вовсе не тождественен личному опыту взаимоотношений со своим отцом, равно как и личному опыту отцовства. Как и в случае с архетипической Матерью, за реальным отцом (или даже отцовской фигурой, которой может быть и дед, и другой близкий родственник, а позже учитель или авторитет) стоит архетип Отца, и реальный опыт общения накладывается и подтверждает или не подтверждает определенные черты архетипа. У каждого архетипа есть светлая и темная сторона и реальная отцовская фигура будет соответствовать каким-то свойствам одной и другой из этих сторон. Впечатление от жизненного опыта взаимодействия со старшими близкими родственниками всегда накладывается на ощущение – представление о родительском архетипе. Потому мы воспринимаем отца через его качества сильного или слабого архетипического Отца, поддерживающего или пожирающего, может быть также - соперничающего.

Аналитические психологи склонны различать архетипический образ Отца от отцовской архетипической структуры. Потому что структура может быть внутренней или заимствованной, а образ – обычно то, что дает нам господствующая культура с ее представлениями и ожиданиями. Опыт личного взаимодействия с реальным отцом оказывается при этом наиболее продуктивным, чем более родитель способен выразить отцовский архетип наиболее человечным образом. Это означает избегание крайностей спектра характерных качеств: не всегда быть сильным, но и не слишком слабым, не всегда лояльным и поддерживающим, но и не слишком обесценивающим. Слишком сильный отец способен урезать ребенку индивидуальность характера и поступков. Слишком слабый – сделает его беззащитным и, кроме того, слабомотивированным. Все поощряющий отец – не лучшая подготовка к реальной жизни, в то время как исключительно ограничительная роль родителя повлечет за собой психосексуальные и социальные проблемы. Также важно то, что, не ощущая контакта с человеческим, личным, эмоциональным пластом бытия своего отца, ребенок будет воспринимать его лишь через архетипический образ.

Образ и архетип отца влияет на формирование внутреннего «отцовского голоса». Известный британский юнгианский аналитик Эндрю Самуэлс указывает, что он заключается в вопросах личных и социальных приоритетов; эволюции идей и ценностей; развитии сексуальной и психосексуальной идентичности; а также в социальной и культурной роли человека. Пространство, разделяющее или соединяющее, объединяющее или сковывающее индивидуальность и ее «внутреннего отца» (включающего и отцовский образ, и опыт взаимодействия, и архетип) становится территорией взаимодействия индивидуума и СуперЭго, аспектом психического функционирования, связанным с общепринятой моралью и культурными нормами как непререкаемой данностью.

Во взаимоотношениях с дочерью, роль отца интересна тем, что именно он показывает ей, что можно быть феминной, отличаясь при этом от материнского клише и роли. Отец воспринимает дочь как девочку и самостоятельную индивидуальность, а она ценна (или не ценна) для него в этой роли. Разумеется, в ряде случаев отец равнодушно или отрицательно относится к любым женским ролям, отличным от всеублажающих материнских. И тогда психосексуальное развитие дочери будет иметь собственные изломы. В отношениях с сыном, отец выступает образцом для подражания, другом и соперником, старшим и опытным учителем жизни. Соперничество между отцом и сыном имеет смысл как игровой опыт социализации мужчины. Если его нет, то социальную роль сыну также придется постигать самостоятельно, на своих пробах и ошибках, без поддержки опыта зрелости, руководствуясь большей частью слепыми инстинктами и примитивными защитами. Если имеет место быть реальное соперничество, то это будет борьба за бессмертие: если выиграет сын, то оно – в продолжение рода и мужской линии – случится, если победит отец, присвоив вечность себе самому, то рано или поздно он проиграет окончательно, от беспомощности и бессилия, а смерть станет ему унижением.


2.1. Соотношения отцов и детей как гармоническое единство в «Поучении» Владимира Мономаха.


В отечественной литературе тема «отцов и детей» берет своё начало в книгах, написанных во времена Киевской Руси. Одним из ярчайших произведений той эпохи является «Поучение» Владимира Мономаха детям. В контексте произведения слово «дети» является многозначным и употребляется как в отношении подданных, так и наследников. Нас интересует в связи с анализом темы поучение князя своим сыновьям. Именно благодаря этому историческому документу, современный читатель узнает об особенностях воспитания детей на Руси в одиннадцатом веке. Духовная преемственность между поколениями, верность нравственным установкам в русле христианских традиций составляет главное содержание «Поучения»Владимира Мономаха («Старых почитай, как отца, а молодых — как братьев<…>Чего умеете хорошего, того не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь. Как и отец мой, дома сидя, выучил пять языков — оттого и честь от иных земель. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что доброе, прежде всего к церкви: да не застанет вас солнце в постели. Так ведь поступал отец мой блаженный и все добрые мужи свершенные<…>Как отец, любя дитя свое, бьет его и снова привлекает к себе, так же и Господь наш показал нам победу над врагами, как тремя добрыми делами избавиться от него [от врага] и победить его: покаянием, слезами и милостынею. И это вам, дети мои, не тяжкая заповедь Божия, как теми тремя делами избавиться от грехов своих и Царствия [небесного] не лишиться. Бога ради, молю вас, не ленитесь, не забывайте трех дел тех, ибо не тяжки они: не затворничество это, не чернечество, не голод, что иные добродетельные претерпевают, — но малым делом можно улучить милость Божию»).

Стоит заметить, что все произведение проникнуто религиозной тематикой, и это не случайно. Основополагающими принципами воспитания в ту эпоху были заповеди церкви. В одной из научных статей историка

В. О. Ключевского «О воспитании детей на Руси» говорится: «Отношения между родителями и детьми в древнерусских семьях регулировались нормами христианской морали». Великий князь показывает необходимость послушания Господу, обращаясь с мольбой о том, чтобы читатель не забыл о Всевышнем. Владимир Мономах просит: «Пролейте слезы о грехах своих», «Не соревнуйся с лукавым, не завидуй творящим беззаконие, ибо лукавые будут истреблены, послушные же господу будут владеть землёй».

Хотим представить ещё несколько отрывков из «Поучения Владимира Мономаха», в которых отражена вся суть воспитания в эпоху Киевской Руси. «Паче же всего гордости, но имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а заутра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на несколько дней. И в земле ничего не сохраняйте, это нам великий грех. Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев».

Основными заповедями в отношении к старшим князь называет почитание, а к молодым – любовь и уважение. Здесь Мономах учит отроков не жить одним днем, думать о будущем и не забывать, что любой из нас смертен и кончина может настать в любой момент, то есть Великий князь говорит о земной жизни как приготовлении к жизни небесной. Сюда же можно отнести и слова о прямой зависимости душевного состояния от телесного: «Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело».Д.С.Лихачев, один из ведущих исследователей древнерусской литературы, дает такое объяснение содержанию «Поучения»: «Очевидно, что жизнь свою Владимир Мономах строил по христианским заповедям, памятуя о смерти и Судном дне, на котором ожидал воздаяния по делам своим»

Великий князь утверждает, что ни в коем случае нельзя лениться, так же объясняя это роковыми последствиями на Страшном суде: «Бога ради, не ленитесь, молю вас, не забывайте трех дел тех, не тяжки ведь они; ни затворничеством, ни монашеством, ни получить милость божию». О делах бытовых Князь также не забывает и пишет: «На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью; ни еде не предавайтесь, ни спанью…». Таким образом, Мономах учит молодых трудолюбию и умеренности во всем.

Можно предположить, что Владимир Мономах в своем «Поучении» проводит параллель между детьми и русскими князьями, тем самым давая наставление своим подданным. Он советует, как правильно вести государственные дела, не нарушая порядка. Академик Д.С. Лихачев высказывается так по этому поводу: «Именно к князьям обращено «Поучение»» и другие примыкающие к нему «писания». Он учит князей искусству управления землёй, призывает их отложить обиды, не нарушать крестного целования, довольствоваться своим уделом…"

Делая вывод о воспитательной роли «Поучения», необходимо обратитьсяк утверждению Д.С. Лихачева: «Письмо Мономаха должно занять одно из первых мест в истории человеческой Совести, если только эта История Совести будет когда-нибудь написана». «Поучение» иллюстрирует не отношения «отцов и детей» как таковые, а показывает незыблемость нравственных заповедей старшего младшим, призывая не к простому послушанию, а взаимоуважению и любви.


1 Ключевский В. О /Ключевский О. В.–М.: Наука 1974- Т. 3.




2 Лихачев Д. С. Введение к чтению памятников древнерусской литературы/ Лихачев Д.С. М.: Русский путь, 2004



2.2. Развитие темы благотворного влияния нравственных устоев старших на молодое поколение в пушкинской «Капитанской дочке».

Проблема нравственного воспитания молодого человека глубоко волновала и А.С.Пушкина. С особой остротой она встала перед писателем после поражения восстания декабристов, которое в сознании Пушкина воспринималось как трагическая развязка жизненного пути лучших его современников. В этих условиях Пушкин ощутил настоятельную необходимость сопоставить нравственный опыт разных поколений, показать тесную связь между ними. Представителям «новой знати» Пушкин противопоставляет людей, нравственно цельных, не затронутых жаждой чинов, орденов и наживы.

Во вступлении к «Капитанской дочке», которое не вошло в окончательный текст, Пушкин писал: «Любезный внук мой Петруша! Часто рассказывал я тебе некоторые происшествия моей жизни и замечал, что ты всегда слушал меня со вниманием…. На некоторые вопросы я никогда тебе не отвечал, обещая со временем удовлетворить твоему любопытству. Ныне решился я исполнить мое обещание. — Начинаю для тебя… искреннюю исповедь, с полным уверением, что признания мои послужат к пользе твоей. Ты знаешь, что, несмотря на твои проказы, я все полагаю, что в тебе прок будет, и главным тому доказательством почитаю сходство твоей молодости с моею. Конечно, твой батюшка никогда не причинял мне таких огорчений, какие терпели от тебя твои родители. — Он всегда вел себя порядочно и добронравно, и всего бы лучше было, если б ты на него походил. — Но ты уродился не в него, а в дедушку, и по-моему это еще не беда. Ты увидишь, что завлеченный пылкостию моих страстей во многие заблуждения, находясь несколько раз в самых затруднительных обстоятельствах, я выплыл, наконец, и, слава богу, дожил до старости, заслужив и почтение моих ближних и добрых знакомых. То же пророчу и тебе, любезный Петруша, если сохранишь в сердце твоем два прекрасные качества, мною в тебе замеченные: доброту и благородство». Так, в черновой редакции Пушкин планировал связать три поколения: деда, его сына и внука. «Облик их приобретает историческую многозначность, насыщаясь любимыми идеями поэта и принимает обобщенно-типический смысл». Отсутствие этого фрагмента, возможно, было восполнено тем, что вся художественная ткань произведения пронизана пословицами, как нельзя лучше воплощающими эту связь поколений.

Читая произведение, сразу обращаем внимание на то, что пословица, взятая Пушкиным в качестве эпиграфа ко всей повести, указывает на идейно-нравственное содержание произведения: одна из важнейших проблем «Капитанской дочки» — проблема нравственного воспитания, формирования личности Петра Андреевича Гринева, главного героя повести.

Эпиграф представляет собою сокращенный вариант русской пословицы: «Береги платье снову, а честь смолоду». Полностью эту пословицу вспоминает Гринев-отец в важнейшем эпизоде, когда он напутствует сына, отправляющегося в армию, и дает ему родительский наказ.

В словаре В.И. Даля, — пишет исследователь пушкинского произведения С.Алпатов, — эта пословица звучит так: «Береги платье снову, а здоровье и честь смолоду». Пушкин выносит в эпиграф только ключевую тему чести, однако прячет между строк рассказа второй и третий компонент пословицы: «Батюшка сказал мне: “Прощай, Пётр. Служи верно, кому присягнёшь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду”». (Слово «честь» во всех своих значениях имеет положительный нравственный смысл, которым и должна быть наполнена жизнь человека). «Матушка же в слезах наказывала мне беречь моё здоровье... Надели на меня заячий тулуп, а сверху лисью шубу».

В эпизоде отцовского наказа (здесь необходимо обратить внимание на эпиграф к первой главе, синтаксически выделенный (следующий после многоточия) вопрос которого «Да кто его отец?», символически подсказывает, что в нем заложены основные нравственно-религиозные нормы поведения христианина: благословение – крестное осенение иконой как знак защиты Господней и следования заветам Христа; верность присяге; смирение и послушание; скромность; исполнительность; чувство собственного достоинства в силу осознания себя образом и подобием Божиим. Отсюда и важность сохранения чести. Родительское благословение Гринёва в воде не тонет и на огне не горит. Оно воплощается прежде всего в виде пословицы.

То, что автор использует все три компонента русской народной пословицы, подтверждает сюжет повести: Гринёв последовательно рискует своим имуществом (азартная игра с Зуриным), здоровьем (дуэль со Швабриным), жизнью (поездка в буран), честью (сношения с мятежниками).

Обратимся к анализу ключевых эпизодов повести «Капитанская дочка» и остановимся подробнее на том, насколько точно выполняет Пётр Гринёв наказ своих родителей и следует их воле.

Одним из важнейших в этом смысле эпизодов является, несомненно, первая встреча вырвавшегося из-под опеки семьи Петруши с опасностями взрослой и самостоятельной жизни. Кстати, можно отметить, что сам факт поездки в «сторону глухую и отдалённую» главным героем повести воспринимается одновременно и как «тяжкое несчастие» и как неизбежность: «Спорить было нечего!» Петруша Гринёв смиренно выполняет волю отца, это и есть поступок в контексте православного воспитания: послушание и смирение по отношению к родителям. Но сможет ли герой вне родительского дома следовать родительскому наказу? Чему научит его «свободная жизнь»? Эпизод, описывающий произошедшее в трактире вскоре после начала «вольной жизни», повествует о том, как Петруша получает первые «уроки», чтобы «привыкнуть к службе». Следствием такого «беспутного» поведения становится карточный долг, за который требуется платить, и «безмолвное раскаяние» Гринёва. Наиболее ярко в данном эпизоде воплощают тему родительского наказа слова Савельича, обращённые к Петруше: «И в кого ты пошёл? Кажется, ни батюшка, ни дедушка пьяницами не бывали; о матушке и говорить нечего…»

Таким образом, поведение главного героя, вырвавшегося на свободу, кажется, на первый взгляд, не соответствующим родительскому представлению о законах чести. Однако внимательное прочтение этого эпизода не позволяет усомниться в том, что по своей сути Гринёв - человек нравственно прочный, не пытающийся избежать расплаты за свои поступки, понимающий порочность своего легкомысленного поведения. В этом нас убеждает его желание рассчитаться с долгом, а не хитрить и изворачиваться.

Несомненно, понимание сути пословицы «Долг платежом красен» - также один из аспектов христианского мироощущения.

Тема долгов оборачивается темой платежа, вовлекая в своё смысловое поле остальных персонажей. Долг платежом красен, и все, на кого растратил Гринёв не только свое имущество, но и самую душу свою, отплачивают ему тем же: впоследствии Зурин подбирает Гринёва с Машей в степи, Пугачев милует пожалевшего его барчука, Екатерина II возвращает Маше и Петру долг перед их отцами. Чем дальше мы наблюдаем за Гринёвым, тем всё более убеждаемся, что такова черта его характера: не беспокоиться за судьбу свою, вверяя её Всевышнему. Но это не пассивность вялой воли, а, напротив, — нравственная активность натуры. «Пассивен Швабрин, когда, спасая жизнь, переходит на сторону Пугачёва. Активен Гринёв, когда смиренно готов принять собственную казнь, лишь только бы не участвовать в изменении существующего порядка вещей и не изменять своему внутреннему достоинству, которые он именует честью. Замечательно поведение Гринёва при аресте, когда, оговорённый Швабриным, он рискует потерять слишком многое, будучи причтённым несправедливо к бунтовщикам».

Характерно, что смысловой ряд платежей поддерживается словесным и образным рядом раздариваемого платья. Эти дары абсолютно симметричны.

Гринёв приказывает Савельичу, пожалевшему полтину проводнику: “Если не хочешь дать полтину, то вынь ему что-нибудь из моего платья. Дай ему мой заячий тулуп”. Пугачёв благодарит: “Его благородие мне жалуют шубу со своего плеча”.

В свою очередь, урядник Максимыч привозит Гринёву дары Пугачева: “Отец наш жалует лошадь и шубу со своего плеча (к седлу был привязан овчинный тулуп)... Да ещё жалует он вам... полтину денег... да я растерял ее дорогою”. Даже эта “утерянная” полтина возвращается с лихвой, когда тот же казак передаёт Гринёву в стычке под Оренбургом письмо от Маши. Эпизоды, в которых повествуется о взаимоотношениях Гринёва и Швабрина, позволяют увидеть мотивы поступков главного героя повести, проходящего испытания на нравственную прочность. Дуэль со Швабриным, последствия этого поединка, скрытая месть и коварство Швабрина в «мирной» жизни крепости закаляют характер Гринёва, который мужает под влиянием чрезвычайных исторических событий; позиция, избранная пушкинским героем, внутренне «подсказана» ему родовым преданием, примером и заветом отца: «Береги честь смолоду». Линия поведения Петруши Гринева, под влиянием встреч с самозванцем ставшего Петром Андреевичем, по сути дела, не заключает в себе ничего неожиданного: она результат сословного воспитания в духе чести, преданности присяге и отечеству.

Остановимся подробнее на эпизоде, в котором главный герой повести стоит перед выбором: присягнуть лжегосударю на верность подобно Швабрину или сберечь свою честь. Цена этого выбора – жизнь.

В этот страшный момент, когда Гринёв готов принять смерть, мольбы Савельича заставляют палачей остановиться. Смутные чувства, какое-то оцепенение овладевает Гринёвым. Несмотря на это, он отказывается целовать руку Пугачёва и кланяться самозванцу. В тот момент, когда ближе всего опасность смерти, Гринёв читает молитву, «принося богу искреннее раскаяние… и моля его о спасении всех близких…».

Жизненные ситуации, в которые попадает Гринёв, пытающийся защитить любимую и сберечь её честь от посягательств Швабрина, снова ставят его перед выбором: личное благополучие, полученное с бесчестьем, или верность родительскому наказу?

Духовным стержнем характера Петра Гринева становится непреклонная уверенность в силу родительского слова, в силу Божьей милости. Значимым для понимания характера главного героя повести становится диалог Гринёва и Пугачёва, принявшего активное участие в судьбе влюблённых. Слова Гринёва как нельзя лучше убеждают нас в прочности и незыблемости его позиции. Неслучайно во время разговора Гринёв «отвечает с твёрдостию», словно чувствует силу, скрывающуюся в искренности, честности и христианском принятии поступков окружающих: «…жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести…». Так несмышленый Петруша становится Петром (вспомним символическое значение этого имени – «камень»).

Родительский наказ становится смысловым центром и для понимания системы отношений в семье Мироновых. Первое знакомство читателя с героиней не поражает исключительностью изображаемого… «...Да где же Маша?<…> Тут вошла девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши, которые у ней так и горели». Внешний портрет Маши Мироновой ничем не примечателен. Пушкин словно нарочно подчеркивает ее обыденность, лишает каких-либо индивидуальных примет; она не отличается особой красотой, не блещет умом. Героиня — покорная дочь своих родителей, приученная с детства к незыблемым нормам патриархальной морали. По мере же развертывания повествования все с большей отчетливостью проступают лучшие стороны ее незаурядной натуры — прямота, верность, способность с достоинством переносить внезапные утраты и житейские невзгоды. Важнейшим эпизодом для подтверждения этого становится, конечно, история взаимоотношений с Петром Гринёвым. Маша, представленная в главе «Крепость» как «трусиха», которая «не может слышать выстрела из ружья», попадает в центр трагических событий: лишается матери и отца, остаётся одна «без памяти и в бреду» среди злобных мятежников под командованием изменника Швабрина. Где черпать ей силы для того, чтобы не просто остаться в живых, а сохранить при этом свою честь?

А.С. Пушкин показывает, как уроки преданности воле Божией преподаются в семье Мироновых. Прежде всего, Маша воспитана всем укладом жизни и личным примером родителей. Под пулями, перед лицом смертельной опасности и Василиса Егоровна, и Иван Кузьмич предают не только себя воле Божией, но и своего ребенка, что всегда гораздо труднее исполнить. «Иван Кузьмич, в животе и смерти Бог волен, благослови Машу», - говорит Василиса Егоровна. Какой же последний наказ дает отец своей дочери? «Ну, Маша, будь счастлива. Молись богу: он тебя не оставит. Коли найдется добрый человек, дай бог вам любовь да совет. Живите, как жили мы с Василисой Егоровной. Ну, прощай. Маша». И после этого отец и мать прощаются друг с другом, и Василиса Егоровна просит у мужа прощение за всю свою жизнь: « Прощай, мой Иван Кузьмич. Отпусти мне, коли в чем я тебе досадила!»

Такие уроки забыть нельзя, и принимаются они всем сердцем. Они, как родительская молитва, входят в душу капитанской дочки и определяют духовный закон ее жизни. «Молись Богу», - говорит Маше перед смертью отец. Молитва Маши перед Господом становится основой ее жизни. Это проявляется во всем ее облике. Стойкость характера капитанской дочки раскрывается с особой силой в конце романа, в ее решении прийти на помощь любимому человеку, попавшему в беду. «Марья Ивановна далека от исторических событий, но в обстановке жестокой стихии восстания, в потоке обрушившихся на нее несчастий она не теряет душевной силы, присутствия духа, нравственного обаяния. Маша Миронова близка Татьяне Лариной — в ней Пушкин еще раз подтвердил свой идеал скромной, но сильной духом русской женщины. Вместе с тем, выдвигая на первый план Машу Миронову, писатель выделял и тот внутренний смысл своей повести, который гласил, что в грозных испытаниях исторических бурь, ломающих и уничтожающих благополучие многих тысяч людей, опрокидывающих устоявшиеся формы жизни, высшей ценностью является человек, сохранение в нем той духовной красоты, благородства и гуманности, которые, пройдя сквозь горнило испытаний, в конце концов торжествуют» чьи слова?

Итак, в эпиграф повести вынесена часть пословицы, которую отец, отправляя сына во взрослую жизнь, использовал как наказ, как своё родительское наставление. Кстати сказать, подобная ситуация возникает и в других произведениях русской и мировой литературы. В них родительский наказ тоже формулируется при помощи пословиц. Очевидно, этот жанр очень удобен для подобных случаев: ведь пословица, с одной стороны, коротка (что делает её удобной для запоминания), а с другой — действительно концентрирует в себе глубокую народную мудрость. Однако есть в «Капитанской дочке» и другая пословица, формулирующая совершенно противоположный по отношению к гринёвскому принцип жизни: “Кто ни поп, тот батька”. В ней выражена готовность служить тому, кто сейчас наверху, у власти, идти за тем, кто сейчас в силе. Признать “отцом” любого, лишь бы его покровительство давало выгоду. Кто живёт по этому принципу в повести? Конечно же, прежде всего Швабрин. Не случайно А.С.Пушкин изображает этого героя вне семейного контекста. Именно Швабрин, присягнув Пугачеву, предает своих родных, свое Отечество. Именно Швабрин разрывает ту прочную связь, которая дает силы человеку противостоять невзгодам и опасностям. Однако саму эту пословицу произносит Пугачёв, персонаж сложный и неоднозначный, принцип жизни которого в эту пословицу не укладывается. Стоит отметить, что смысловое наполнение этого изречения вбирает в себя черты отношений, разрушающих семейные православные традиции.


2.3. Пагубность наследственной философии в сказке М.Е. Салтыкова-Щедрина «Премудрый пискарь»


Примером иной жизненной философии является родительский наказ пискаря-отца. Пискарь, главный герой сказки М.Е.Салтыкова-Щедрина «Премудрый пискарь», имеет умных родителей. Они дают ему важные наказы, которыми следует руководствоваться в жизни. «Смотри, сынок, — говорил старый пискарь, умирая, — коли хочешь жизнью жуировать, так гляди в оба!». Важным показателем житейской мудрости этой фразы является тот факт, что сам старый пискарь умирает своей смертью, а не пойман на чью-либо удочку. Пискарь-сын беззащитен, единственной возможностью спастись является шанс предвидеть и избежать опасность.

В отцовском наказе старого пискаря важное место занимает образ уды: «Пуще всего берегись уды! — говорил он, — потому что хоть и глупейший это снаряд, да ведь с нами, пискарями, что глупее, то вернее. Бросят нам муху, словно нас же приголубить хотят; ты в нее вцепишься — ан в мухе-то смерть!» Под удой следует понимать расправу с человеком государственной машины, вооруженной законами подавления всяческого свободомыслия. Разгром русского освободительного движения иносказательно изображен в рассказе старого пискаря в образе большой рыбалки («Ловили их в ту пору целой артелью, во всю ширину реки невод растянули, да так версты с две по дну волоком и волокли. Страсть, сколько рыбы тогда попалось! И щуки, и окуни, и головли, и плотва, и гольцы, — даже лещей-лежебоков из тины со дна поднимали!»).

Старый пискарь тоже однажды был пойман и даже смог увидеть котел с кипящей водой. Лишь случай помог отцу нашего героя избежать тогда гибели. Подчеркивая семейные отношения между пискарями (образ взволнованной пискарихи, которая «ни жива ни мертва» из норы выглядывает) лишний раз подчеркивает социальный подтекст повествования. Сын пискаря перестает доверять кому-либо и становится одиночкой: символично, что он выкапывает норку, где «именно только одному поместиться впору». Индивидуалистические настроения пагубно отражаются на общественной атмосфере. Вся социальная деятельность сводится к тому, чтобы «сидеть и дрожать» в норе. Пискарь, по сути, не живет, а лишь существует в постоянной заботе о завтрашнем дне. Страх отравляет ему радость существования. Эти опасности подстерегают героя на каждом шагу.

М.Е. Салтыков-Щедрин иносказательно воплощает их в образе странного рака, который «стоит неподвижно, словно околдованный, вытаращив на него костяные глаза», щуки, которая хлопает зубами. Пискарь избегает привязанностей: не может завести семью, так как боится ответственности за нее. Он не заводит друзей, так как все силы уходят у него на борьбу за выживание. Ни отдыха, ни любви — ничего не позволяет он себе в жизни. И это начинает устраивать сильных мира сего. Даже щуки вдруг ставят его в пример. Но пискарь так осторожен, что и на похвалу не бросается. Лишь перед смертью пискарь понимает, что если бы он так жил, то весь бы пискарий род перевелся.

Шаг за шагом прослеживая ход пескариных умозаключений, автор вызывает у читателя то лукавую насмешку, то язвительный отклик, то чувство брезгливости. Щедринскому пискарю, подводящему итоги долгой своей жизни, открывается долгая и тоскливая истина (слышится здесь и авторская предостерегающая интонация): «неправильно полагают те, кои думают, что лишь те пискари могут считаться достойными гражданами, кои обезумев от страха, сидят в норах и дрожат. Нет, это не граждане, а по меньшей мере бесполезные пискари. Никому от них ни тепло, ни холодно, никому ни чести, ни бесчестья, ни славы, ни бесславья… живут, даром место занимают да корм едят». Рой вопросов смущает пискаря: «какие у него были радости? Кого он утешал? Кому доброе слово сказал? Кого приютил, обогрел, защитил? Кто слышал о нем, кто об его существовании вспомнит?» Пискаря гложет обида, что другие рыбы, которые то и дело «мимо его нор шмыгают», и минуют его не иначе как «остолопом», «дураком», «срамцом», искренне дивясь «как таких идолов вода терпит».


2.4. Молчалинская «формула успеха» в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума»

«Яблочко от яблоньки недалеко падает», - гласит старинная русская пословица. Действительно, каждое последующее поколение наследует от предыдущего не только материальные ценности, но и основные мировоззренческие и жизненные принципы. Когда принципы, выработанные веком минувшим, не принимаются веком нынешним, возникает конфликт поколений. Этот конфликт не всегда имеет возрастной характер. Случается так, что представители двух разных поколений одинаково смотрят на жизнь. Вспомним Фамусова. Как восхищается он своим дядей Максимом Петровичем, полностью разделяя его взгляды, стремится подражать ему и постоянно ставит в пример молодежи, в частности Чацкому:

А дядя! Что твой князь? что граф?

Сурьезный взгляд, надменный нрав.

Когда же надо подслужиться,

И он сгибался вперегиб...

Разделяет взгляды старшего поколения и Софья. Ее отношение к Чацкому разве не показатель? Вспомним, как реагирует Фамусов на его речи, обличающие никчемность, пошлость и невежество светского общества: «Ах! боже мой! он карбонари!... Опасный человек!» Похожая реакция и у Софьи: «Не человек, змея». Вполне понятно, почему она предпочла Молчалина, бессловесного и тихого, Чацкому, который славно пересмеять умеет всех. Муж-мальчик, муж-слуга - вот идеальный спутник жизни для светских дам: и для Натальи Дмитриевны Горич, и для княгини Тугоуховской, и для графини-внучки, и для Татьяны Юрьевны, и для Марьи Алексевны... И Молчалин прекрасно подходит на эту роль, роль безупречного мужа:

Молчалин для других себя забыть готов,

Враг дерзости, всегда застенчиво, несмело

Ночь целую с кем можно так повесть!..

Возьмёт он руку, к сердцу жмет.

Из глубины души вздохнет,

Ни слова вольного, и так вся ночь проходит,

Рука с рукой, и глаз с меня не сводит...

Надо сказать, что Молчалин тоже разделает взгляды старшего поколения, что очень помогло ему в жизни. Придерживаясь завета отца, он готов:

Во-первых, угождать всем людям без изъятья

Хозяину, где доведется жить,

Начальнику, с кем буду я служить,

Слуге его, который чистит платье,

Швейцару, дворнику для избежанья зла.

Собаке дворника, чтоб ласкова была...

И следование этим советам помогают ему добиться и чина асессора, и стать секретарем у московского ҭуза Фамусова, его любит светская барышня. В итоге он стал незаменимым посетителем всевозможных балов и приемов.


2.5. Проявление духовного оскудения в наставлении Чичикова-старшего сыну в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

Добился степеней известных, последовав отцовскому совету, и другой, не менее популярный герой Чичиков из гоголевских «Мёртвых душ». В начале своего жизненного пути Павлуша Чичиков вместе с полтиной меди получил от отца в «наследство» совет, «умное наставление»: «учись... и не повесничай», «угождай учителям и начальникам», «водись с теми, которые побогаче», «не угощай... никого, а веди себя лучше так, чтобы тебя угощали», «а больше всего береги и копи копейку: эта вещь надежнее всего на свете... Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой». Отец ничего не сказал Павлуше про честность, гуманность, милосердие, доброту, чувство чести и собственного достоинства, а мальчик сам не спросил, но понял вскоре, что отцовскому завету не нужны никакие дополнения, которые только мешают в жизни, будоража совесть.


Способностей к наукам у Павлуши не оказалось, но он отличался «прилежанием и опрятностью». Угождая учителю даже по мелочам, угадывая его желания, Чичиков быстро сделался любимцем, заслужил похвалу и «при выпуске получил полное удостоение во всех науках, аттестат и книгу с золотыми буквами за примерное прилежание и благонадежное поведение». Ловкость, смекалка, изощренное приспособленчество, умение пользоваться достоинствами и недостатками людей в своих целях, лесть пригодились Чичикову не только в училище, но и когда он служил в казенной палате, на таможне, в звании поверенного.


Совет беречь и копить копейку Чичиков взял за основное правило своей жизни. Даже будучи маленьким мальчиком, он «из данной отцом полтины не издержал ни копейки, напротив, в тот же год уже сделал к ней приращение, показав оборотистость почти необыкновенную». Чичиков шел на подлости, мошенничество, совершал недостойные поступки: мог в училище продать ребятам их же угощение, до времени припрятанное; присвоил деньги, отпущенные на постройку казенного дома; работая на таможне, связался с контрабандистами и получил за помощь им большую сумму. Чичиков был уверен в своей правоте: «Кто же зевает на должности? — все приобретают». И эта неутолимая жажда приобретения вела его по чужим головам, сердцам, душам. Чичиков часто оглядывался назад, на прошлый опыт, но не затем, чтобы посмотреть, не обидел ли он кого, не сделал ли больно, а чтобы удостовериться: он не упустил ничего важного на пути достижения своих корыстных целей.


Лучше всего внутренний мир дельца-приобретателя Чичикова раскрылся во время выполнения плана задуманной им великой аферы: при покупке «мертвых душ», а после — их продажи как живых. На этом деле Чичиков рассчитывал собрать достаточный капитал, чтобы наконец-то зажить в свое удовольствие. И здесь ему пригодился опыт всей предшествующей жизни и заветы отца. Во всем своем безобразии раскрылись перед нами приспособленчество, хитрость, лицемерие, подхалимаж, подлость главного героя. «Кто же он? стало быть, подлец?» — спрашивает у себя Гоголь и тут же отвечает: «Справедливее всего назвать его: хозяин, приобретатель. Приобретение — вина всего; из-за него произвелись дела, которым свет дает название не очень чистых».


Чичиков задержался в мире, ему комфортно и сегодня, ведь всегда есть люди, которых легко обмануть. Надевая различные маски, то улыбаясь, то угрожая, Чичиковы добиваются своих целей, и в этом им, безусловно, помогает «умное наставление», полученное в детстве от отца главного героя поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души».



Конфликт между поколениями имеет две стороны: нравственную и социальную. Социальные конфликты своего времени показали Грибоедов в «Горе от ума» и Тургенев в «Отцах и детях». Век минувший не хочет признавать век нынешний, не хочет сдавать свои позиции, вставая на пути всего нового, на пути социальных преобразований. Конфликты Чацкого и Фамусова, Базарова и Павла Петровича имеют не только нравственный, но и социальный характер.

И надо отметить одну особенность этих столкновений: молодое поколение отличается от старого патриотичностью взглядов. Это ярко выражено в обличительных монологах Чацкого, который полон презренья к чужевластью мод:

Я одаль воссылал желанья

Смиренные, однако вслух,

Чтоб истребил господь нечистый этот дух

Пустого, рабского, слепого подражанья,

Чтоб искру заронил он в ком-нибудь с душой,

Кто мог бы словом и примером

Нас удержать, как крепкоювозжой,

От жалкой тошноты по стороне чужой.

Базаров, как и Чацкий, тоже выступает представителем прогрессивной мыслящей молодежи. Он обвиняет век минувший в раболепии перед всем иностранным, в презрении к русскому. В лице Павла Петровича И. С. Тургенев изобразил либерала по убеждению с чертами крепостника. Он презирает простой народ: говоря с крестьянами, он морщится и нюхает одеколон. В эпилоге к Отцам и детям мы видим Кирсанова живущим за границей. На столе у него стоит пепельница в виде мужицкого лаптя это все, что связывает его с Россией.

Крепостничество, консервативность взглядов, боязнь всего нового, безразличие к судьбе России - вот основные предметы споров между отцами и детьми, примеры которых нам дает русская литература.

Нравственная сторона конфликта по своему характеру более трагична, чем социальная, ибо задевается душа человека, его чувства.

Очень часто дети, когда вырастают и начинают жить самостоятельной жизнью, уделяют своим родителям все меньше и меньше внимания, все больше отдаляются от них.

В повести Пушкина Станционный смотритель дочь главного героя Дуня убежала в Петербург с проезжим гусаром. Ее отец очень волновался за нее, за ее будущее. Он по-своему желал Дуне счастья. В этом случае конфликт между отцом и дочерью заключается в разном понимании счастья.

Итак, как мы видим, проблема отцов и детей нашла наиболее полное отражение в русской классической литературе, многие писатели обращались к ней, считая ее одной из злободневных проблем современной им эпохи. Но эти произведения популярны и актуальны и в наше время, что свидетельствует о том, что проблема взаимоотношений между поколениями принадлежит к вечным проблемам бытия.


2.6. Конфликтность взаимоотношений «отцов» и «детей» как противостояние «века нынешнего» с «веком минувшим в романе И.С. Тургенева «Отцы и дети»


В «Отцах и детях» показан раскол, коснувшийся не только политических, социальных, но и непреходящих, вечных ценностей жизни: любви и взаимоуважения отцов и детей, почитания старших. В способности русского человека легко «поломать себя» Тургенев увидел теперь не столько великое наше преимущество, сколько опасность разрыва связи времен.

Русская литература выверяла устойчивость, прочность общества семьей и семейными отношениями. Начиная роман с изображения семейного конфликта между отцом и сыном Кирсановыми, Тургенев идет дальше, к столкновениям общественного, политического характера. Но семейная тема в романе сохраняется и придает освещению основного конфликта особую глубину. Ведь никакие социальные, политические, государственные формы человеческого общежития не поглощают содержания семейной жизни. Отношение сыновей к отцам не замыкается только на родственных чувствах, а распространяется далее, на «сыновнее» отношение к прошлому и настоящему Отечества, к тем историческим и нравственным ценностям, которые должны наследовать дети. «Отцовство» предполагает покровительственное и любовное отношение старших к идущим на смену молодым, терпимость и мудрость, разумный совет и снисхождение. Мир так устроен, что «молодость» и «старость» в нем взаимно уравновешивают друг друга: старость сдерживает порывы неопытной юности, молодость преодолевает чрезмерную осторожность и консерватизм стариков, подталкивает жизнь вперед. Такова идеальная гармония бытия в представлении Тургенева.

Существо конфликта между отцами и детьми лежит в самой природе вещей. Начиная первое знакомство с нигилизмом не через Базарова, а через его ученика — Аркадия, Тургенев хочет показать читателю, что в Аркадии Кирсанове наиболее открыто проявляются неизменные и вечные признаки юности со всеми достоинствами и недостатками этого возраста. «Нигилизм» Аркадия — это живая игра молодых сил, юное чувство полной свободы и независимости, легкость отношения к традициям, преданиям, авторитетам.

Конфликт Аркадия с Николаем Петровичем в начале романа очищен от политических и социальных осложнений; представлена неизменная и вечная, родовая его суть. Оба героя любуются весной. Казалось бы, тут-то им и сойтись! Но уже в первый момент обнаруживается драматическая несовместимость их чувств. У Аркадия молодое, юношеское восхищение весной: в нем предчувствие еще неосуществленных, рвущихся в будущее надежд. А у Николая Петровича свое чувство весны, типичное для умудренного опытом человека. Базаров грубо прервал стихи Пушкина, но Тургенев уверен, что у читателей его романа они на слуху:

Или не радуясь возврату

Погибших осенью листов,

Мы помним горькую утрату,

Внимая новый шум лесов…

Мысли отца в прошлом, его «весна» далеко не похожа на «весну» Аркадия. Воскресение природы пробуждает в нем воспоминания о невозвратимой весне его юности, о довременно ушедшей жене Марии, которой не суждено пережить радость встречи с сыном, о скоротечности жизни и кратковременности человеческого счастья на земле. Николаю Петровичу хочется, чтобы сын разделил с ним эти чувства. Но сердечно понять их Аркадий не может, потому что молодость лишена душевного опыта взрослых и не виновата в том, что она такова. Получается, что самое сокровенное и интимное остается одиноким в отцовской душе, непонятым и неразделенным жизнерадостной, неопытнойюностью. Каков же итог встречи? Сын остался со своими восторгами, отец — с неразделенными воспоминаниями, с горьким чувством обманутых надежд.

Казалось бы, между отцом и сыном разверзается непреодолимая пропасть. Но природа преодолевает ее энергией сыновней и родительской любви. Сыновняя любовь основана на благоговейном отношении детей к родителям, прошедшим трудный жизненный путь. Она ограничивает свойственный юности эгоизм. А если случается порой, что заносчивая юность переступает черту дозволенного ей природой, навстречу этой заносчивости встает любовь отцовская с ее беззаветностью и добрым снисхождением. Вспомним, как ведет себя Николай Петрович, сталкиваясь с юношеской бестактностью Аркадия: «Николай Петрович глянул на него из-под пальцев руки... и что-то кольнуло его в сердце... Но он тут же обвинил себя».

Тургенев потому и начинает свой роман с описания столкновений между отцом и сыном Кирсановыми, что здесь торжествует жизненная норма. Бесхитростные души Николая Петровича и Аркадия своими отношениями на семейном уровне оттеняют опасные отклонения жизни от нормы, от проторенного веками русла, когда эта жизнь вышла из своих берегов. Беспощадные схватки Базарова с Павлом Петровичем постоянно завершаются мирными спорами Аркадия с Базаровым: Аркадий своей непритязательной простотой пытается урезонить хватающего через край друга. Ту же роль при Павле Петровиче играет его брат Николай. Своей житейской добротой и терпимостью он пытается смягчить чрезмерную заносчивость уездного аристократа.

Усилия отца и сына предотвратить разгорающийся конфликт тщетны, но они проясняют трагизм ситуации. Конфликт романа «Отцы и дети» в семейных сферах, конечно, не замыкается. Но трагизм социальной и политической коллизии выверяется нарушением «первооснов» существования – «семейственности» в связях между людьми. В «Отцах и детях» торжествует трагедия как выражение общенационального кризиса и распада.



2.7. Патриархальный уклад семьи, авторитет отцов и их забота о детях

в романе Л.Н. Толстого «Война и мир»


Тонкий исследователь человеческой души, Л.Н. Толстой утверждал, что "люди, как реки": у каждого свое русло, свой исток. Исток этот - родной дом, семья, ее традиции. В романе "Война и мир" Толстой внимательно рассматривает историю трех семейств: Ростовых, Болконских и Курагиных. Семья Ростовых и семья Болконских близки духовным родством, патриархальным укладом (общими чувствами горя охвачены не только члены семьи, но даже их слуги). Много схожих черт находим мы у любимых героев Толстого, прототипами которых были члены семьи самого писателя. Какая же семья соответствует толстовскому идеалу? И каков он вообще, этот идеал?


Толстой стоит у истоков народной философии, придерживаясь народной точки зрения на семью, - с ее патриархальным укладом, авторитетом родителей, их заботой о детях. Поэтому автор считает нравственным стержнем семьи мать. В семье же Болконских таким стержнем всегда был отец. В семье Курагиных есть мать, но везде в основном в романе фигурирует отец. Остановимся же на отцах этих двух семейств.


Старик Болконский привлекает нас своей незаурядностью: "С блеском умных и молодых блестящих глаз", "внушающий чувство почтительности и даже страха", "был резок и неизменно требователен". Его энергичный ум требует выхода. Николай Андреевич, почитая только две людские добродетели: "деятельность и ум" - "постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками". Гордый и непреклонный, князь просит сына передать государю записки его после смерти. А для Академии он приготовил премию тому, кто напишет историю суворовских войн. Он создает ополчение, вооружает людей, старается быть полезным, приложить свой воинский опыт на практике.


Абсолютная противоположность Болконскому - князь Василь Курагин. Он отец троих детей, но все его мечты сводятся к одному: пристроить их повыгоднее, сбыть с рук. Он сам признается Анне Павловне Шерер в начале романа: "Мои дети - обуза моего существования". Говоря о своих сыновьях Ипполите и Анатоле, у него хватает наглости сказать: "... я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли дурни". В своем отцовстве его привлекает только выгода: разбогатеть за счет удачной партии родного ребенка. Сам же по себе глава этой семьи насквозь фальшивый, неестественный, алчный, порой даже грубый. Он живет в атмосфере лжи, светских сплетен и интриг. Самое главное в его жизни - деньги и положение в обществе. Он готов ради денег даже пойти на преступление, например, чтобы получить наследство старого графа Безухова.


Настоящая семья всегда отличается огромной заботой родителей о детях. У Болконского их было двое: сын Андрей и дочь Марья. Болконский любит детей больше, чем себя, любит страстно и трепетно, даже строгость и требовательность его идут только от желания добра детям.


Князь Болконский сам занимается воспитанием детей, никому это не поручая и не доверяя. Он был хорошим отцом. Недаром у Андрея настоятельная потребность общаться с отцом, ум которого он ценит и аналитическим способностям которого не перестает удивляться: "мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуждать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов".


Отцовское воспитание проявилось в характере и наклонностях сына. Как и его отец, Андрей разочаруется в свете и уйдет в армию. Мечту отца о совершенном воинском уставе захочет воплотить сын, но работа его не будет оценена. Деятельность Андрея так же неустанна, как и работа отца. И во время войны сын, как и его отец, видит "главный интерес в общем ходе военного дела".


Между отцом и сыном царит взаимопомощь и понимание. Вспомним эпизод прощания, когда Андрей впервые идет на войну. Он говорит: "Ежели меня убьют и ежели у меня будет сын... чтоб он вырос у вас... пожалуйста". Николай Андреевич сердцем видит смятенность сына и сам помогает ему: "Жене не отдавать?" - сказал он и засмеялся. Сдержанный в чувствах, старый князь под резкостью слов прячет доброе слово, теплые отцовские чувства. Иногда он прямо говорит: "... Коли тебя убьют, мне... больно будет". Иногда пытается быть твердым, но это не всегда получается. При прощании "что-то дрогнуло в нижней части лица старого князя. "Простились, ступай! - вдруг сказал он. - Ступай!" - закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета".


С дочерью отношения Болконского сложнее. Он и ее очень любит, но всячески скрывает это. Порой он слишком сурово обращается с ней, что принесло ей немалые страдания. Но Марья чувствовала не только страх, но и какое-то благоговение перед отцом. Когда брат вызывает ее на откровенный разговор, она говорит: "Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме обожания, может возбудить такой человек, как батюшка. И я так довольна и счастлива с ним!". Но перед смертью отца Марья со страхом думает, что она хочет его смерти. Скорее всего, это не так. Не может девушка, так хорошо воспитанная отцом, так любившая его, желать этого. Нет, это было просто желание новой, свободной жизни, но ни в коем случае ни смерти близкого человека.


Никогда Болконский не был с дочерью так честен и нежен, как перед смертью. Теперь он ощущает настоящее родство с дочерью, теперь уже не надо притворяться и можно открыть всю свою душу.


Почему же все это время князь был так требователен к дочери? Ответ заключается во фразе самого Николая Андреевича: "А чтобы ты была похожа на наших глупых барышень, я не хочу". Для него немыслима жизнь без княжны Марьи. Он понимает, что она "дурна, неловка" и что взять ее могут только за связи и богатство. Поэтому так мучителен для него приезд и сватовство Курагиных, этой "глупой, бессердечной породы". Но в Марье очень много отцовского, а потому она сумела отказать Анатолю.


Между детьми Болконскими не только полное взаимопонимание, но и искренняя дружба, основанная на единстве мыслей и взглядов. Вспомним приезд брата с женой в Лысые Горы. Марья обратила к брату "сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд". Одно это говорит о ее чувствах.


В своей собственной семье Марья воспримет отцовский идеал семьи. По-отцовски требовательна станет она к своим детям, сумеет воспитать в Николае потребность советоваться с собой.


Автор использует прием антитезы при создании семьи Курагиных. Они оказываются способными только разрушать. Анатоль становится причиной разрыва искренне любящих друг друга Наташи и Андрея; Элен едва не разбивает жизнь Пьера, погружая его в пучину лжи и фальши. Они лживы, эгоистичны и спокойны. Позор сватовства все они переносят легко. Анатоль лишь слегка раздосадован неудачной попыткой увезти Наташу. Только единожды изменит им их "выдержка": Элен закричит от страха быть убитой Пьером, а ее брат заплачет, как женщина, потеряв ногу. Их спокойствие - от равнодушия ко всем, кроме себя. Анатоль - это щеголь, "который высоко носит красивую голову". В обращении с женщинами у него была манера презрительного сознания своего превосходства. Как точно определит Толстой эту напыщенность и важность лица и фигуры при отсутствии ума ("он вообще мало думал") у детей князя Василя! Их душевную черствость, подлость заклеймит честнейший и деликатнейший Пьер, поэтому и прозвучит из его уст обвинение, как выстрел: "Где вы, там разврат и зло".


Они чужды толстовской этике. Мы знаем, что дети - счастье, смысл жизни, сама жизнь. Но Курагины - эгоисты, они замкнуты только на себе. От них ничего не родится, ибо в семье надо уметь отдавать другим тепло души и заботу. Они же умеют только брать: "Я не дура, чтобы рожать детей", - говорит Элен. Позорно, как и жила, закончит на страницах романа свою жизнь Элен.


Все в семье Курагиных противоположно семье Болконских. В доме последних доверительная, домашняя атмосфера и искрение слова: "душенька", "дружок", "голубчик", "мой друг". Василь Курагин тоже называет дочь "милое дитя мое". Но это неискренне, а потому и уродливо. Сам Толстой скажет: "Нет красоты там, где нет правды".


В своем романе "Война и мир" Толстой показал нам семью идеальную (Болконские) и семью лишь формальную (Курагины). И толстовский идеал - патриархальная семья с ее святой заботой старших о младших и младших о старших, с умением каждого в семье больше отдавать, чем брать, с взаимоотношениями, построенными на "добре и правде". Каждый должен стремиться к этому. Ведь счастье - в семье.


2.8. Тема распада семейных связей в условиях «классовой борьбы» в рассказе М.А. Шолохова «Родинка»


И с грустью тайной и сердечной

Я думая: «Жалкий человек.

Чего он хочет!., небо ясно,

Под небом места хватит всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он — зачем ?»

М. Ю.Лермонтов


Рассказ М.А.Шолохова «Родинка» относится циклу «Донские рассказы». Главной идеей произведения является изображение Гражданской войны как национальной трагедии: она уродует человеческие жизни и разрушает естественные человеческие отношения, в ней нет и не может быть победителей.

Трагедия Гражданской войны раскрывается через конкретные судьбы людей. Автор ставит по разные стороны баррикад самых близких людей. В рассказе «Родинка», в одном из самых проникновенных произведений этого цикла, белый атаман убивает красного командира, перерубив его шашкой; затем снимает сапоги с покойника как трофей и замечает на ноге убитого родинку с куриное яйцо. Такая же есть и у него. Страшен момент узнавания, и старый казак стонет над убитым сыном: «Сынок!.. Николушка!.. Родной!.. Кровинушка моя… Да скажи же хоть слово? Как же это, а?». Атаман понимает, что убил своего собственного сына и пускает себе пулю в рот.

Но как же он не узнал родного сына? Дело в том, что судьба развела героев рассказа. Как сообщает автор, Николка вырос без отца, тяжелая судьба выпала ему: отец пропал в германскую войну, мать умерла, и остался он сиротой. До пятнадцати лет парень жил случайными заработками, а после ушел воевать с красными. За три года, что служил Николка, получил он звание эскадронного командира.

Сюжет рассказа прост, но сколько скрыто за несказанными словами автора, сколько боли и страданий пришлось перенести это убийство. А ведь атаман не в первый раз выстреливал в человека или зарубал его шашкой. Но ведь ни разу у него не возникало мысли убить себя за это! А почему? Потому что все остальные не были его сыновьями. Так вот он, секрет мирной и спокойной жизни, без убийств – все должны относиться к окружающим точно так же, как и к своим детям, родным и любимым.

Но не будем забывать, что красный комиссар, которого убил атаман, пытался убить и его, так что обвинять кого-то одного в этой ситуации несправедливо. Вот как говорили о погибшем товарищи Николая: «Мальчишка ведь, пацаненок, нуга зеленая, а подыщи другого, кто бы сумел почти без урона ликвидировать две банды и полгода водить эскадрон в бои и схватки не хуже любого старого командира!» И самое интересное, что юноша хотел закончить воевать, хотел спокойной, мирной жизни. Вот что он говорит перед последней битвой: «А тут банда… Опять кровь, а я уж уморился так жить… Опостылело все… В город бы уехать… Учиться б…» Но отказать в помощи красноармейцам он не может.

Так Шолохов на очень маленьком художественном пространстве смог развернуть колоссальную картину человеческого горя. Он столкнул здесь интересы не только семьи, но и всего человечества. Что же это за правда, что за неё нужно убивать своих детей, ради кого тогда жить, если не для них?


2.9. Развитие темы возвращения к исконным человеческим привязанностям в рассказе М.А. Шолохова «Судьба человека»


Шолохов показывает моральный подвиг простого человека, который сумел не только не ожесточиться, лишившись всего, но и найти в себе силы и душевное тепло для совершенно чужого ребенка.

Герой рассказа Андрей Соколов не может забыть свою трагедию. Но в этом изломанном войной человеке не угасли нежность и доброта. Случайно встретив маленького мальчика, у которого мать убило бомбой, а отец погиб на фронте, Андрей Соколов решил: «Не бывать тому, чтобы нам порознь пропадать! Возьму его к себе в дети». «Искалеченный жизнью» Андрей свое решение усыновить Ванюшку не пытается мотивировать философски, для него этот шаг не связан с проблемой нравственного долга. Для героя рассказа «защитить ребенка» — это естественное проявление души, желание, чтобы глаза мальчика оставались ясными, а хрупкая душа не потревоженной. Два осиротевших человека, две трагические жизни соединяются в общей судьбе, помогая друг другу выжить. Мальчик, который нашел своего «папку», смотрит на мир «светлыми, как небушко, глазами», и также светло становится на душе взрослого.

Соединяя этих двух одиноких, осиротевших людей, автор подчеркивает мысль об обновлении человека после войны. Мысль о том, что русский человек, несмотря ни на какие беды и страдания, выпавшие на его пути, никогда не утратит своей связи с людьми, найдет в жизни цель, будет жить, бороться, трудиться.

Соколов берет на себя ответственность за судьбу Ванюши, тем самым открывая это будущее и для себя, и для этого маленького мальчика, для всего народа. «И хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит, и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому позовет его Родина».

Мы видим, как отношения отца и сына возвращаются к тем исконным корням, когда отец является нравственной опорой для своего сына, а он придает силы и смысл общему течению жизни.


2.10. Тема отчуждения «отцов» и «детей» в рассказе В. Г. Распутина

«Женский разговор»


Рассказ В.Г. Распутина «Женский разговор» привлекает своей любовной историей, жизненной и довольно типичной. Проблемы женственности и материнства, любви и чистоты отношений актуальны во все времена.

Центральное место в рассказе занимает откровение бабушки Натальи о целомудрии, непорочности, таинстве любви, счастье. Эпитет "женский" означает, что это не просто разговор женщин, а разговор о женском, тайном: о любви, детях, замужестве. Но что-то мешает понять внучке бабушку? Время? Рассказ построен на антитезе миропонимания главных героинь: нравственного (старухи-праведницы) и реалистического, распущенного, жестокого (Вики). Спор старшего и младшего поколений о человеческой морали традиционных представлений о назначении женщины в современном обществе. В. Г. Распутин пишет о мудрости и легкомыслии, равнодушии и душевной теплоте, о том, что люди на этой земле обманывают себя.


В экспозиции представлена писателем картина жестокого, бездумного строительства «нового мира»: «Прошли те времена, когда электричество всякую минуту было под рукой. Сковырнули заради него ангарские деревни, свалили как попало в одну кучу, затопили поля и луга, порушили вековечный порядок - заради электричества, а им-то и обнесли ангарские деревни...». В повествовании нет конкретных героев, есть обезличенная толпа. Используя неопределенно-личные предложения, автор показал действие - уничтожение, неестественное течение жизни людей. Человек разрушает духовно и физически себя, природу в самом себе. Нет индивидуальных черт у главной героини Вики, её родителей. Нет искренности чувств и в семье, каждый выбирает себе роль и следует ей (дочь - лидера, мать и отец - родителей). Несколькими штрихами через детали-глаголы изображено прошлое шестнадцатилетней девочки: «Связалась с компанией, бросила школу, стала пропадать из дому, закрутилась, закрутилась...» Её стремление стать лидером приводит к аборту. Мать и отец как будто рядом, но их нет, есть механизм поступков, которые подчеркивают взаимное отчуждение родителей и дочери: «...пока хватились, выхватили из карусели - уже наживленная. Дали отлежаться,... и к бабушке на высылку...»

Только у одной бабушки болит душа за внучку, для неё убить ребенка или быть причастным к его гибели - самый тяжкий грех. Тяжело видеть, что девка, с «несозревшим умишком», «тихоомутная», без «устою», на жизнь смотрит «распахнутыми глазами без прищура», задает вопросы там, где пора бы с ответами жить. Не принимает Наталья позиции женщина-лидер, для неё «нарушился вековой порядок», когда хранительница очага «стала самой разнесчастной - гончей породы». «Всё теперь не так. На какой-то продуваемый простор выгнан человек, и гонит его неведомая сила, гонит, не давая остановиться. Только в гоне и кажется, что он живет», - размышляет автор с главной героиней.


Женщина - «как Божий сосуд для суженого». Любовь - святое чувство, она «другая, куски, как побирушка, не собирает. Взгляда хватало, прикасанья. Я его до каждой чутельки знала»,- исповедуется бабушка. «Что это ты в рифму-то?! Как заучила!»- перебивает Вика. Не принимает правды старухи внучка. Вике раздражена, нетерпелива, не испытывая угрызений совести, не мучается, не терзается в отличие от Натальи. Вика смотрит на себя без тени сомнения и тем более самобичевания.


Господи, помилуй,- просит Наталья, ей страшно за Вику, не может она растопить «леденистую» душу внучки.


И всё-таки торжествует закон природы: луна следует по своему извечному пути, заглядывая то в одно, то в другое окно как бы следя за разговором, пусть слабо, но освещая погруженную во тьму землю. В комнате продолжается разговор - исповедь. Постепенно под влиянием малограмотной старухи Вика прислушивается к себе, затем задает вопросы, задумывается, потому что в словах безграмотной старухи таится глубокая мудрость, отражается все богатство её внутреннего мира: сила чувств, человеческое достоинство, нравственная чистота, правдивость натуры. Хотя ее речь насыщена разговорно-диалектными словами, искажения слов, но главное лексическое значение слова определяется бабушкой точно. Вика понимает все поверхностно, а Наталья, основываясь на жизненном опыте, называет всё своими именами: «целеустремленная» - «стреленая». Пожилая женщина - очень жизнестойкий человек, перенесший много горя: «Источилась вся от жизни...». В диалоге все реплики Вики состоят из вопросительных предложений (одно из подтверждений незнания жизни), а у бабушки - односложные, с многоточием. Каждое взвешенное её слово - кусочек прожитой жизни; паузы отражают душевное состояние, волнение.


Финал рассказа остается открытым. Страшен мир, в котором мы живем, рушатся традиционные ценности: нет семьи, нет добра Убогость быта, бездуховность жизни, враждебность вокруг. Изменит ли разговор взгляды внучки на этот мир? Есть ли надежда на возрождение души Виктории? Да, потому что в этом мире живут Натальи, хранительницы нравственных устоев жизни, основанных на традициях народной культуры, трудолюбии и сохранении материнского предназначения женщины на земле.


Заканчивается рассказ описанием природы, в которой появляются вновь и цвет, и звуки; «И только небо... все играло мириадами острых вспышек... предвещая своими огненными письменами завтрашнюю неотвратимость». Человек у Распутина - звено человеческих поколений, а сама эта цепь многочисленными звеньями сцеплена с природой. Чувство этой связи, сопричастность всему живому и вечному в Наталье будет противостоять разрушающей силе безнравственности.


3.Заключение
































Анкета





Сказка «Мертвое тело» ( в двух вариантах)


(1 вариант сказки)


В некоем царстве, не в нашем государстве жила старушка-вдова; у ней было два сына умных, а третий дурак. Стала мать помирать, стала имение отказывать — кому что, и просит умных:


— Не обделите, сынки, дурака; было бы всем поровну!


Вот старуха померла, умные братья разделили все имение меж собой, а дураку ничего не дали. Дурак схватил покойницу со стола и потащил на чердак.


— Что ты, дурак! — закричали на него братья. — Куда поволок?


А дурак в ответ:


— Вы двое все добро себе забрали; мне одна матушка осталась!


Втащил наверх и принялся кричать во все горло:


— Люди добрые, поглядите — матушку убили!


Братья видят — худо дело! — и говорят ему:


— Дурак, не кричи! Вот тебе сто рублев; вот тебе лошадь!


Дурак взял деньги, запряг лошадь, посадил старуху на дровни и повез ее, словно живую, на большую дорогу. Скачет навстречу ему барин, колокольчик под дугой так и заливается: дурак с дороги не сворачивает.


— Эй ты, олух, вороти в сторону! — кричит барин.


— Сам вороти! — отвечает дурак. Барин осерчал, заругался, не велел сворачивать, наскакал на дровни и опрокинул набок; старуха упала, а дурак завопил:


— Караул, караул! Барин матушку до смерти зашиб!


— Молчи, дуралей, вот тебе сто рублев.


— Давай триста.


— Черт с тобой! Бери триста, только кричать перестань.


Дурак взял с барина деньги, положил старуху на дровни и поехал в ближнее село; пробрался задами к попу на двор, залез в погреб, видит — стоят на льду кринки с молоком. Он сейчас поснимал с них покрышки, приволок свою старуху и усадил возле на солому; в левую руку дал ей кувшин, в правую — ложку, а сам за кадку спрятался.


Немного погодя пошла на погреб попадья; глядь — незнамо чья старуха сметану с кринок сымает да в кувшин собирает; попадья ухватила палку, как треснет ее по голове — старуха свалилась, а дурак выскочил и давай кричать:


— Батюшки-светы, караул! Попадья матушку убила!


Прибежал поп:


— Молчи, — говорит, — я тебе сто рублев заплачу и мать даром схороню.


— Неси деньги!


Поп заплатил дураку сто рублев и похоронил старуху. Дурак воротился домой с деньгами; братья спрашивают:


— Куда мать девал?


— Продал, вот и денежки.


Завидно стало братьям, стали сговариваться:


— Давай-ка убьем своих жен да продадим. Коли за старуху столько дали, за молодых вдвое дадут.



2 вариант сказки


Жил-был старый бобыль с своею старухой; у него было три сына: двое умных, младший — Иван-дурак. Случится большим братьям на охоту идти, и дурак за ними идет; те ловят зверей да птиц, а дурак крыс да мышей, сорок да ворон. Вот как-то посеяли умные братья горох в огороде, а Ивана-дурака от воров караулить поставили. Понадобилось старухе, их матери, в огород сходить; только влезла туда, Иван-дурак заприметил и говорит само с собой: «Погоди ж, изловлю я вора; будет меня помнить!» Подкрался потихоньку, поднял дубинку да как треснет старуху по голове — так она и не ворохнулась, навеки уснула!


Отец и братья принялись ругать, корить, увещать дурака, а он сел на печи, перегребает сажу и говорит: «Черт ли ее на кражу нес! Ведь вы сами меня караулить поставили». — «Ну, дурак, — говорят братья, — заварил кашу, сам и расхлебывай; слезай с печи-то, убирай мясо!» А дурак бормочет: «Небось не хуже другого слажу!» Взял старуху, срядил в празднишну одежу, посадил на повозку в самый задок, в руки ей пяла1 дал и поехал деревнею.


Навстречу ему чиновник едет: «Свороти, мужик!» Дурак отвечает: «Свороти-ка сам, я везу царскую золотошвейку». — «Мни его, мошенника!» — говорит барин кучеру, и как скоро поверстались ихние лошади — зацепились повозки колесами, и опрокинулся дурак со старухою: вылетели они далёко! «Государи-бояре! — закричал дурак на весь народ. — Убили мою матушку, царскую золотошвейку!» Чиновник видит, что старуха совсем лежит мертвая, испугался и стал просить: «Возьми, мужичок, что тебе надобно, только не сзывай народу». Ну, дурак не захотел хлопотать много, говорит ему: «Давай триста рублей мне, да попа сладь2, чтоб покойницу прибрал». Тем дело и кончилось; взял дурак деньги, поворотил оглобли домой, приехал к отцу, к братьям, и стали все вместе жить да быть.



Ссылки:

1 Пяльцы.


2 Уговори.