Международный литературный конкурс по произведениям А.Костюнина Купель

Автор публикации:

Дата публикации:

Краткое описание: ...


МБОУ Асаковская СОШ

Ученица 5 «А» класса Захарова Татьяна Евгеньевна 06.09.2003

Учитель: Миронова Елена Борисовна


Мама принесла распечатку рассказов и сказала: « По электронке от твоей учительницы пришло. Это карельский автор, Александр Костюнин. За душу берёт… Хотелось бы знать, что ты об этом думаешь.»

Вообще-то я очень люблю книги, но выбрала самый маленький рассказ « Рукавичка», чтобы недолго читать. Но через минуту уже не могла оторваться. Я уже не помнила, где начинается рассказ и заканчивается ли он вообще. Всё странным образом слилось: и Юрка Гуров, и Алла Ивановна, и почему-то фильмы про фашистов, которые допрашивали партизан, и отрывки из моего раннего детства. Я уже не читала, а как будто стояла, как и все, в Юркином классе, униженно снимала с себя одежду, выворачивала карманы и вытряхивала портфель. Жуткое чувство охватило меня. Как остановить, отмотать эту страшную плёнку назад.

Мне вдруг вспомнилось, как я в приюте почти всю ночь стояла под лестницей. Мне было около пяти. Пашка вошёл в туалет и залез на бочок унитаза. Он всегда так делал, когда хотел посмотреть в окно. А когда я вошла, он быстро спрыгнул, крышка съехала и…разбилась. Не успела я выйти, как Пашка уже стоял с воспитательницей. Всё свалили на меня. Целый день я простояла в углу без еды. Вечером все пили кефир, а меня поставили под лестницу и забыли . Потом только, поздно ночью, разрешили лечь в постель. Но и это не всё. Утром ребята дразнили меня и подбрасывали вверх единственную игрушку, которую я взяла из дома. Это был коричневый мишка со светлым животиком. Они разрисовали его и написали на животе плохие слова. Они смеялись, смеялись…

Слёзы выкатывались из моих глаз. Но не за себя мне было обидно, а за Юрку Гурова. Ведь ему даже не дали возможности оправдаться. Никто не спросил его, а только тыкали пальцем: «Ты вор! Ты вор! Ты вор!». «Ты вор!» - кричала Вселенная, и нет сил…, и хочется заткнуть уши, забиться в щель.

Вот и у меня тогда не было никого на свете, кто бы мне поверил. Мне было холодно. Так же холодно, как тогда, когда меня забыла мама на улице. А сугробы большие… Еле добралась тогда до собачьей будки.

В самом начале рассказа автор пишет о школе, о своём первом классе этой школьной жизни. И всего-то несколько строк о «заливистом школьном звонке, собственном портфеле, тетрадках, первых книжках и рассказах о неизведанном». Я вспомнила свой новенький портфельчик. А как я научилась читать? И снова воспоминания… Они возникают сами по себе.

Однажды в приют приехала Ефросинья. Она была монахиней из Владимирского Княгинина монастыря, вся в чёрном и в очках. Мне было пять. Она сказала, что мама пьёт, потому что Бога не знает. Она забрала меня с собой. Как я была рада! В маленьком монастырском домике было тепло. Там уже было пять воспитанниц. Монахиня показывала мне буквы, читала много интересных книг, учила читать. Так начинались мои «рассказы о неизведанном». Именно там мне рассказывали о доброте, о правилах и о справедливости. Именно там говорилось о сострадании и о прощении.

А как же с Юркой? Да, он ошибся. Но он очень маленький. Ему жалко было расставаться с чудо-рукавичкой. Он же не собирался её присваивать или надевать. Он хотел просто подольше полюбоваться ею, а тут неожиданный звонок. Он не вор! И, как говорит А. Костюнин, никогда ничего не крал. «Бог простит, и я прощаю!» - говорим мы перед Пасхой. Где же прощение за грех? Какая ужасная жизнь была у этого мальчика. Он был один, в него плевали. И это не один день, а годы. Когда это представляешь, то свои воспоминания, болезни и трудности становятся не такими уж тяжёлыми. «Юрка, Юрка… твоя судьба для меня – укор… И чувство вины растёт,»-говорит автор.

И вот вторая часть рассказа. Прошло много лет. Страна переживает нелёгкий этап жизни: «замолкали целые города, останавливались заводы, закрывались фабрики и совхозы», люди спивались от безысходности. Читая эти строки, мне почему-то вспоминалась такая картина: утро, хочу кушать, мама лежит на постели, длинные каштановые волосы растрёпаны, её рука свисла до пола, на полу – пустая бутылка, входит бабушка и зло спрашивает меня: «Ты что тут сидишь?» - потом бьёт по лицу, из носа идёт кровь.

Потом вспоминаю: развалины храма из красного кирпича, дорогу, сильный дождь, молнии, страшно! Никто не останавливался довезти нас с мамой до дома, мы совершенно вымокли, потом холод… и грузовик.

Я давно это уже не вспоминала и даже не знала, что ещё что-то помню. Я не вполне представляю, что значит «роковые девяностые годы», но этот рассказ почему-то рождает и рождает в моей памяти такие картины: как будто наш дом стоит сразу же за домом Юрки Гурова; за домом, на заднем дворе, в куче хлама валяется моя белая коляска; дощечка старого забора отклоняется, и во двор вбегают бродячие собаки, они таскают меня по двору за одежду. Вдруг всё замирает, и кто-то истошно кричит: «Юрка, Юра Гуров повесился у себя в сарае!»

Вот так «Рукавичка»… Всё! Беру себя в руки. Больше никаких воспоминаний. Нет! Только одно – последнее. Я уже почти пять лет в хорошей семье. Нас пять сестёр. И вообще, у меня всё хорошо. Но однажды, сразу после Нового года, когда все конфеты из подарков были высыпаны в один огромный таз, я потихоньку вошла в кладовку и взяла конфету без спроса. Там же было много… Конечно, мама всё узнала. Утром она насыпала мне целый портфель конфет и отправила в школу. Все конфеты я раздала моим одноклассникам и друзьям, а сама не съела ни одной. Не хотелось мне таких конфет, да и стыдно…

Это был первый и последний раз. Вот бы Юрке Гурову такую маму и такую семью! Я-то знаю, какой может быть настоящая большая семья, как можно жить иначе, честно и по-доброму. Моя семья – крепость.

А у него? Было у него ещё три брата и две младшие сестры. Отец крепко пил, по-видимому, бил его, и Юрке приходилось спасаться у друга. Вот сейчас пишу слово «друга». Так ведь ДРУГ вступился бы за ДРУГА… А братья? «Никто из старших братьев никогда не приходил в класс и не защищал его, » - пишет автор. А где же в это время была его мама? Почему не помогла, не пожалела, не поговорила с ним, не прижала его, плачущего, к груди. Автор об этом не пишет. Но по «стоптанным ботинкам», «портфелю без ручки», «неопрятным тетрадкам» и так всё ясно.

Вот и получается, что если «такие» друзья- «люди, как крысы в бочке», которые «уносили последнее», пьющие отцы, кто же поможет «раненной стране». И, несмотря на то, что рассказ заканчивается очень грустно, а в глазах стоят слёзы – я верю, что хороших людей больше, чем плохих.