Творческий проект
Женский почерк в современной литературе
Работу выполнила:
Шишкина Татьяна
ученица 11 « А» класса
МБОУ школа №19
г.о. Кинешма
Руководитель:
Курникова Наталья Михайловна
2013
ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
Введение 3
1. Женская проза как категория литературы 5
1.1.Что такое «женская проза»? 5
1.2. Критики о качестве женской прозы: агрессивность
и натурализм 9
1.3. Темы женской прозы 11
2. «Женский почерк» в современной прозе 13
2.1.Повесть Виктории Токаревой «Я есть. Ты есть. Он есть» -
бытовое произведение с частыми философскими отступлениями 13
2.2.«Мысль семейная» в рассказе Татьяны Толстой
«Чистый лист» 14
2.3. Рассказ Л. Петрушевской «Как Ангел» – проза новой
волны 17
Заключение 21
Список литературы 22
ВВЕДЕНИЕ
Мир изменчив, говорили древние, и с этим трудно не согласиться. Современная жизнь так же не похожа на жизнь прошлых веков и даже десятилетий. Все изменения, происходящие в жизни общества, закономерно отражаются в литературе. Описание ли прошлого, представление ли будущей цивилизации, прямо или косвенно, описательно или иносказательно художественная литература всегда затрагивает жизнь человека, его историю. А человек всегда задумывается над тем, как выжить, как выстоять в современных условиях. Над этими вопросами задумываюсь и я.
Что значит выжить? Понятно, что, прежде всего, выжить нужно
физически, сохранить здоровье. Однако в не меньшей степени речь идет о выживании духовном, то есть о возможности свободного развития разума и души каждого человека. К сожалению, традиционные нормы и ценности культуры отходят на второй план, уступая место идеологии прагматизма: от культуры берется только то, что может в дальнейшем обеспечить жизненный успех, необходимый уровень материального положения и социального статуса.
В 70-е годы 20 века появилась «Новая волна» литературы.
Эта литература была неоднородна и авторов зачастую объединяла лишь хронология появления их произведений да общее стремление к поиску новых художественных форм. Среди произведений «Новой волны» появились книги, которые стали называть «женской прозой». Это рассказы и повести в основном о семье, о любви, о смерти, о предательстве, о судьбах разных людей, о мире, в котором мы живем, написанные женщинами. Произведения В.Токаревой, Л.Петрушевской, Т.Толстой, Е.Долгопят, М.Палей, Л. Улицкой помогают читателю задуматься над проблемами современной жизни, увидеть истоки зарождения зла на земле. Писательницы остро реагируют на все негативные изменения, происходящие в действительности, обращаются к самому наболевшему, к самому «горячему», «больному» - разладу в государстве, разладу в семье, разладу в душе… Но «женский почерк» в современной литературе до сих пор до конца не исследован.
Цели данной работы:
1)посмотреть на современную жизнь со стороны глазами писателей-женщин;
2) определить особенности «женского почерка» в современной прозе.
Из целей вытекают задачи:
- прочитать наиболее известные произведения писателей – женщин периода постмодернизма;
- изучить историю вопроса: познакомиться с основными критическими статьями, посвященными «женской прозе»;
- определить характерные черты и главные темы «женской прозы», сравнить их с «мужской прозой»;
- сделать выводы об особенностях раскрытия основных тем произведений писательниц.
В ходе работы я познакомилась с такими произведениями, как «Чистый лист» Т.Толстой, «Два сюжета в жанре мелодрамы» Е.Долгопят «Как ангел» Л.Петрушевской, «Я есть. Ты есть. Он есть» В.Токаревой, М.Палей «Евгеша и Аннушка», Л. Улицкой «Счастливый случай». На некоторых из них мы остановимся во второй части подробнее.
ЖЕНСКАЯ ПРОЗА КАК КАТЕГОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ.
1.1Что такое «женская проза»?
«Все критические статьи начинаются по-разному... кроме тех, что посвящены женской литературе. Последние, как правило, открываются размышлениями, достойно ли делить литературу по половому признаку, существует ли вообще пресловутая женская проза. Исследователи тщательно осматривают ее, «пробуют на зуб» — а вдруг это нечто вроде цыганского золота, которым бойко торгуют на рынке смуглолицые красавицы, обманывая простаков?»,- так пишет И. Савкина в сборнике «Проза русских и финских писательниц» [14. C. 389]. Эти слова свидетельствуют о том, как российские критики относятся к женской прозе послеперестроечного периода (приблизительно с 1989 до 1998 года). В статье рассматриваются вопросы, встречающиеся в критических материалах: 1) Что это такое женская проза и когда она возникла? Какие черты ее объединяют? Нужна ли категория женской прозы (или женской литературы)? 2) Каковы отличительные качества женской прозы? 3) Какие главные темы критики видят в женской прозе?
Надо уточнить, что подразумевается в критике под женской прозой. Проза отличается, например, от поэзии и драматургии. А женская? Можно дать определение, пользуясь высказываниями самих критиков.
Н. Габриэлян, к примеру, пишет: «Сразу договоримся, что под «женской» прозой мы будем подразумевать прозу, написанную женщинами»[4. С.31]. По Габриэлян, термины «мужское» и «женское» описывают семиотическую систему, т.е. систему значений, где «мужское» значит «достойное», а «женское» — «подозрительное».
В хронологическом смысле современная женская проза стала заметной в конце 1980-х — начале 1990-х годов. М. Абашева пишет: «Судя по всему, у нас появилась женская проза. Нет, не то чтобы женщины раньше, десятилетие или два, три назад, не писали рассказов и повестей. Писали. Печатались. Но такого изобилия женских имен в «толстых» журналах не встречалось, специальные женские сборники («Женская логика», 1989, «Чистенькая жизнь», 1990, «Непомнящая зла», 1990) один за другим не выходили. Да и споры о том, существует ли женская проза, не возникали, поскольку не было предмета»[1. С.9]. По Абашевой, современная женская проза — новый статус женщин-авторов, новые споры о месте женской прозы в русском обществе.
Писательница Светлана Василенко соглашается и думает, что «женская проза — новый менталитет, который начался со сборников женской литературы». Она отмечает: «Выход подобных сборников, то есть объединение авторов по половому признаку, был невозможен ни в 60-е, ни в 70-е, ни даже в начале 80-х годов. Хотя писательницы, представленные там, мало похожи друг на друга... тем не менее многим из них (хотя и не всем) свойственно стремление к деконструкции традиционных мужских и женских образов, попытка вырваться за пределы той ситуации, когда женщина видит себя исключительно глазами мужчины, а не своими собственными, перестать копировать мужское перо, но реализовать в своем творчестве те качества, которые закодированы в патриархальной культуре как женские. Именно это, пожалуй, и отличает в целом новую женскую прозу от прозы шестидесятниц и семидесятниц...» (Цит. по кн.[4. С.42]). Автор утверждает, что через литературу женщины могут выразить свой опыт. Этот менталитет отличает современную женскую прозу от прозы женщин-авторов в другие периоды русской литературы.
Теперь обратимся к другому вопросу критиков: нужна ли женская проза как категория в литературе? И что это за категория? В коллективном введении к сборнику «Не помнящая зла» есть самые первые мнения по этому вопросу: «Отвечая на вопрос скептиков, в том числе и противоположного пола, мы говорим вполне утвердительно, женская проза есть. Она существует не как прихоть... Она существует как неизбежность, продиктованная временем и пространством… Женская проза есть — поскольку есть мир женщины, отличный от мира мужчины. Мы вовсе не намерены открещиваться от своего пола, а тем более извиняться за его «слабости». Делать это так же глупо и безнадежно, как отказываться от наследственности, исторической почвы или судьбы. Свое достоинство надо сохранять, хотя бы и через принадлежность к определенному полу…» [11. С.3]. Авторы сборника, как и Габриэлян, верят, что у женщины собственная тяжелая роль в русском обществе, и полагают, что из-за такой судьбы у женщины должно быть специальное литературное место.
И.Слюсарева, хотя и видит нескольких «лидеров» (Петрушевскую, Толстую) в группе женщин-авторов, сомневается в достоинстве «женской литературы» как отдельной категории: «Факт, что женщины могут и имеют право заниматься творчеством, стал просто фактом и, пожалуй, не требует оценок и комментариев. А настаивать на типологических отличиях «женской» литературы — неосторожно. Хорошая проза хороша как таковая, как явление словесности» [16. С. 239].Для Слюсаревой, если женщина пишет хорошую прозу, это значит, что это хорошая (а не женская) проза.
М. Арбатова в своей критической статье пытается дать ответ тем, кто думает, что женщина присутствует активно в литературном процессе, и, следовательно, женская проза — излишня. Она отрицает мнение оппонентов: «Литература не делится по половому признаку!» — провозглашали фаллократы. Делится, делится в настоящем и делилась в прошлом, только с оговоркой, что мужская литература — это литература, а женская литература — это резервация... Понимание того, существует ли женская литература и нужна ли она человечеству, упирается только в вопрос о том, человек ли женщина и столь ли серьезны проблемы ее мира, ее духовности, сколь и проблемы мира и духовности мужчины» [ 2. С. 27]. По ее мнению, сторонники мужской власти не верят в то, что женщины имеют право или способность творить. М. Арбатова считает, что литература разделяется на серьезную (т.е. мужскую) и несерьезную (т.е. женскую.
Е. Трофимова тоже пишет о подчиненном статусе женского опыта. «Одним из главных аргументов противников использования понятия «женская литература» является утверждение, что литература не может быть ни женской, ни мужской, но лишь хорошей или плохой... а если присмотреться внимательней, то он все же далеко не безупречен. Искусство — это индивидуальный творческий акт, где личность художника, его особенности, его психологический рисунок самым непосредственным образом определяют форму и содержание произведения»[19. С.47]. Трофимова верит, женская проза есть и нужна, потому что есть женщина и ее место в обществе, и это неизбежно влияет на творчество.
В критике высказываются и такие мнения, в которых утверждается необходимость женской прозы как категории. Женская проза — важная часть женского опыта, который должен быть учтен российским обществом. Речь идет о провинциальных женских сборниках. В сб. «Русская душа» Е. Маркова пишет: «Наконец, сегодня (1985 — 1995 гг.) провинция заговорила на языке женской литературы. Это новое слово представлено «тихими» именами неизвестных писательниц. Они появились без манифестов и без программ, в этой среде нет непререкаемого литературного авторитета, большинство пишущих не имеет даже по одной авторской книги, и тем не менее каждая из женщин и все писательницы вместе хотят быть услышанными и понятыми» [8. С.11]. Такие критики видят, что женская литература — не феминистский феномен, а отражение опыта «большей половины населения».
Таким образом, Арбатова, Трофимова и Маркова описывают ситуацию в русской культуре, где женщины должны получить свой собственный голос. Литература — один из путей достижения этой цели.
1.2 Критики о качестве женской прозы: агрессивность и натурализм.
В критических статьях о женской прозе существует несколько общих замечаний о ее «качестве». Во-первых, рассмотрим проблему «агрессивности». Конечно, «агрессивность» есть в каждой серьезной литературе, и русская литература XX в. не исключение. Несомненно, что есть что-то агрессивное в произведениях Астафьева, Гроссмана, Довлатова, Замятина, Распутина, Солженицына, Шаламова... О. Дарк и П.Басинский отмечают «агрессивность» в женской прозе и считают, что этого качества в ней быть не должно. А. Козырева дает такое объяснение «агрессивности» женской прозы: «(Мужчины) глумливо смеясь, допытываются о причине ранней женской седины: «Вы, что, в Афганистане были?» И неловко как-то ответить самодовольным молодцам, что в одном они неожиданно правы — жизнь женщины и есть непрекращающийся Афганистан» [5. С.171]. Козырева, видимо, согласна с формулой авторов сборника «Не помнящая зла»: «для женщин замкнутый бытовой круг — круг ада». Савкина объясняет трансформацию между женщиной-жертвой и женщиной-агрессором: «...как уже было замечено, этот мотив жертвенности доведен в современной женской прозе до крайнего предела, и вследствие этого с ним происходят определенные метаморфозы. Пребывая в состоянии перманентной униженности, героини начинают извлекать из своего положения своеобразное извращенное удовольствие, они «питаются» своим страданием, их жертвенность становится агрессивной».[13. С.64]. Женщина-жертва становится агрессором.
Наряду с «агрессивностью» некоторых критиков интересует проблема «натурализма» в женской прозе. Если «агрессивность» довольно специфический ярлык только для женщин-авторов, то «натурализм» как отрицательная оценка нетрадиционной литературы присутствовал еще в советской критике. В. Маканин частично касается этой проблемы, когда говорит, что элементы «натурализма» в женской прозе пока остаются ненормальными для русской литературы. Такое критическое мнение указывает на значительную разницу между нормами женской прозы и нормами общей русской литературы. П. Басинский, описывая недостатки женской прозы, отмечает: «Откровенность, с которой женщина касается некоторых тем, не смущаясь никакими табу, могла бы показаться неслыханной дерзостью, если бы... Если бы многие из этих тем не были воистину ее темами, а отношение к ним прозаиков-мужчин не носило характер узурпации».[3.С.10]. Натурализм — не нейтральный термин. Проблема натурализма в критическом описании связана с ситуацией реализма в постреалистическом мире. (Мы понимаем реализм как доминирующее литературное течение с 1840 года до начала XX века в русской литературе). В современном контексте обидное слово «натурализм» означает не описание одного литературного течения, а грубоватое писание. По мнению некоторых женщин-авторов, такого натурализма в женской прозе нет. A. Марченко считает, что женская проза сложнее, чем ее определение как физиологический натурализм. В мире женщин-авторов болезнь «духа» выявляется чаще всего через физиологию, иначе — пока дух живет в «замкнутом круге» быта, страдает физиология. [9. С. 54-55]. Некоторые критики решили, что для описания такого страдания подходит термин «натурализм». Натурализм присутствует в женской прозе, пока условия натурализма присутствуют в жизни женщины.
1.3 Темы женской прозы.
В рамках изученного материала невозможно дать полное описание тем современной женской прозы. Мы рассмотрим темы, которые особенно интересны критикам. Многие из них определяют некую систему важных моментов в описании женского быта, т.е. схему женской судьбы. В такой «типичной» судьбе есть несколько событий: семья, любовь, материнство, воспитание детей. Надо отметить, что такая схема — очевидно, не полное описание жизни женщины, а список моментов, которые критики считают самыми заметными в изображении женских персонажей.
Критикам важна тема любви в женской прозе. М. Абашева пишет о сборниках «Не помнящая зла» и «Чистенькая жизнь»: «Словом, мужчина не способен дать счастья женщине. А если вдруг и случится «сладостный миг» и необыкновенный взгляд, обещающий поддержку — это лишь миг, когда он, может быть, к счастью, не успевает промолвить и слова…» [1. С. 10].
По Марковой, проблема «нелюбви» связана с историей: «приходится признать, что... русские верят в светлое будущее (во всяком случае, верили до распада Союза), тоскуют об ушедших золотых временах и поэтому почти не живут в своем настоящем. Так и в любви: мечта о принце заслоняет тех, кто близко. Когда мечта не реализуется, то упущенная встреча становится занозой в сердце». [7. С. 406]. У женщины и женской прозы есть тоска по любви.
В. Харчев рассматривает образ мужчины в контексте такого отсутствия любви: «...виноват мужчина, и весь тут сказ? Старое и очень удобное объяснение. Каков он, мужчина наших дней, в интерпретации женщин писательниц? Выглядит он непривлекательно. Вереницею идут мелкотравчатые самцы, записные алкоголики, ничтожества и трусы, эгоисты и подлецы. Любить вроде бы и некого. Мужчина в женской прозе играет роль декорации, на которую приходится обращать внимание поневоле, чтобы убедиться, что она здесь, на месте». [21. С.157].
Представляя схему жизни женщины, критики включают в нее также и материнство. В женской прозе материнство не дает солидности или чувства достоинства. Наоборот, И. Савкина замечает, что женщинам приходится жить в постоянной неуверенности.
Итак, отношение к женской прозе никогда не было нейтральным. И. Савкина отмечает: «Как видим, главные усилия современной русской женской прозы в настоящее время направлены на то, чтобы разбить зеркало, в котором отражается не настоящее женское лицо, а миф о женственности, созданной мужской культурной традицией». Что касается критиков, «здесь... анализ подменяется судом с позиции абсолютной истины, монопольным обладателем которой, конечно же, является критик-мужчина». [13. С. 65]. Несмотря на сложности критического отношения, видно, что женская проза не мода, а важная и живая часть современной русской литературы. И даже возможно согласиться с Т. Морозовой, что «будущее — за женской литературой». [Там же. С. 4]
2.«ЖЕНСКИЙ ПОЧЕРК» В СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЕ.
2.1. Повесть Виктории Токаревой «Я есть. Ты есть. Он есть» - бытовое произведение с частыми философскими отступлениями.
Всегда популярные у народа книги «о жизни». Именно под эту категорию подходят произведения Виктории Токаревой. И хотя впервые трехтомник Токаревой увидел свет в 1994, но рассказы и повести Виктории Токаревой охватывают довольно большой период: от середины 80-х, когда СССР еще более или менее прочно стоял на ногах и до начала 90-х, когда рынок пришел в Россию. Ценность ее произведений заключается в том, что они помогают читателям еще не до конца разобравшимся в условиях новой жизни, найти ответы на многие вопросы. В своих произведениях Виктория Токарева рассказывает в основном о судьбах современных женщин, 80-х-90-х годов.
В повести «Я есть. Ты есть. Он есть» автор показывает жизнь и любовь сына глазами матери. Это обычная семья, с которой произошла необычная история. Анна – мать-одиночка, ждет своего взрослого сына Олега с работы. А Олег праздновал в это время в ресторане свою женитьбу на студентке Ирине. Взаимоотношения между Анной и Ириной не складываются. Спустя несколько месяцев молодожены переехали, и Олег не виделся с матерью более полугода, пока не произошла авария. Ира осталась калекой. Олег попросил мать ухаживать за женой, а чуть позже он стал встречаться с другой женщиной, с коллегой по работе – Петраковой. Уже само название повести «Я есть. Ты есть. Он есть» настраивает читателя на жестокую борьбу, в которой каждый борется за себя: борется мать, опекающая своего взрослого сына, борется Олег, оправдывая себя и свой поступок. Мать уже окончательно потеряла сына, но долгие заботы об Ирине дали ей право на новую семью, в которой будут она, Ирина, вернувшаяся на «земную планету» и собака Дин. Помимо сложностей во взаимоотношениях сына и матери, в повести затронуты и другие проблемы: невосприимчивость счастливого человека к чужой доле, одиночество людей в несчастье, родители – отработанный материал, город и уединение, общество конца ХХ и ХIХ веков, Родина и карьера.
2.2.«Мысль семейная» в рассказе Татьяны Толстой «Чистый лист».
Одной из основных тем современной женской прозы является тема семьи. В традиции русской классической литературы семья — это нравственная основа человеческого быта и бытия. «Мысль семейная», пронизывает практически все произведения XIX в. Век XX - страшный и трагический — внес свои коррективы в восприятие этой темы. Революция, разрушившая привычную систему нравственных координат, практически разрушила и семью. Достаточно вспомнить, как в романе М.Булгакова «Белая гвардия» рушатся Семья И Дом. Как по разные стороны баррикад оказываются герои М. Шолохова в рассказе «Родинка» (отец убивает родного сына) и в романе «Тихий Дон». Как в антиутопии Е. Замятина «Мы» Единое Государство боится любви и уничтожает само понятие семьи. В эстетике соцреализма семья становится не символом счастья, а «ячейкой» государственной машины. Герои советских романов — это, прежде всего, производственники и борцы за счастливое будущее. Все личные проблемы героев советских романов становятся проблемами, прежде всего, идеологическими и производственными, а семья воспринимается как «рабочая династия». Совершенно закономерно, что к концу XX в. «мысль семейная» перестала быть главной для литературы. По словам С.Довлатова, человек в мире, где «безумие становится нормой», обречен на одиночество.
В женском мире большее значение приобретают вопросы, связанные с любовью, семьей, детьми» — сказала как-то в своем интервью Людмила Улицкая. [20. С. 27]. Действительно, вопрос — а что же творится сегодня с семьей? — волнует, прежде всего, женщин-писательниц. Интересное решение этой темы предлагает Татьяна Толстая в рассказе «Чистый лист». Главный герой — Игнатьев. Читатель не знает ни его имени, ни его профессии. Это типичный герой литературы к. XX в. — «средний, массовый» человек. Его семья — это жена и больной сын Валерик, слабенький и хилый, ради которого жена бросила работу. Еще одним одушевленным, абсолютно осязаемым членом семьи становится Тоска, которая приходит к Игнатьеву каждую ночь. «Тяжелая, смутная, с опущенной головой, садилась на краешек постели, брала руку — печальная сиделка у безнадежного больного. Так и молчали часами — рука в руке».[18]. Тоска не оставляет Игнатьева и днем, она сопровождает его всюду, «то там, то тут выныривала ее плоская, тупая головка». Иногда после работы он встречается со своим старым школьным товарищем, которому периодически признается: « Я в отчаянии. Я запутался. Как все сложно. Жена — она святая, работу бросила, сидит с Валерочкой. Он болен, все время болен. ...ну а я домой идти просто не могу. Тоска. Жена мне в глаза не смотрит. Да и что толку?.. Каждый день даю себе слово: завтра встану другим человеком, взбодрюсь... вывезу Валерочку на юг... Квартиру отремонтирую, буду бегать по утрам... А ночью — тоска». [Там же]. Однажды после очередного откровения товарищ Игнатьева дает телефон знакомого врача и просто советует ампутировать больной орган, чтобы жизнь стала простой и ясной: «Все идиотские бесплодные сомнения полностью прекращаются. Гармония тела и... э-э-э... мозга. Интеллект сияет как прожектор. Ты сразу намечаешь цель, бьешь без промаха и получаешь высший приз».[Там же].
После ночных сомнений и тревог Игнатьев все же решается принять столь странное предложение. Доктор поразил Игнатьева: «Смуглое лицо, глаза опущены на бумаги, и мощно, водопадно, страшно — от ушей до пояса вниз — чети ярусами, сорока спиралями закручивалась синяя жесткая борода — густые колечки, смоляные пружины, ночной гиацинт… Глаз у него не было. Из пустых глазниц веяло черным провалом в никуда, подземным ходом в иные миры, на окраины мертвых морей тьмы. И туда нужно было идти. Глаз не было, но взгляд был. И смотрел на Игнатьева». Страшный образ Дьявола, тянущего в бездну. В литературоцентричном мире Т. Толстой становится важным и то, что « глаз не было» (ассоциация с толстовской фразой «глаза — зеркало » здесь — души нет, есть пустота, пропасть, черная дыра), и то, что фамилия этого «ассирийца» — Иванов (один из тысячи, из толпы «Иванов, не помнящих родства»).
Перерождение Игнатьева — доказательство того, что операция по удалению личности прошла успешно, — Толстая показывает через изменение его «языковой личности». Внутренние монологи Игнатьева, сопровождаемого его подругой Тоской, трансформируются в предельно четкую прямую речь с обилием сленга и жаргонизмов: «Ну ладно, борода, я почапал. Давай пять. Будь». Игнатьев чувствует себя легко и хорошо. Впереди много дел. Но если до операции Игнатьев мечтает о том, что повезет Валерика к морю, то после нее у него уже совершенно другие, страшные по своему цинизму и бездушию мысли: «Ща в собес или куда следует?.. Так и так, не могу больше дома держать этого недоноска. Антисанитраия, понимаешь. Извольте обеспечить интернат. Будут кобениться, придется дать на лапу. Это уж как заведено. Это в порядке вещей».[Там же].Так лаконично чудовищно просто рушатся и личность, и семья. Семантика заглавия раскрывается в финале рассказа: «Игнатьев толкнул дверь почты.
- Что вам? — спросила кудрявая девушка.
- Чистый лист, — сказал Игнатьев. — Просто чистый лист».
Финал рассказа Толстой напоминает финал замятинской антиутопии «Мы», где идеал семьи заменяется идеалом Инкубатора. «У вас, кажется, образовалась душа», — говорит врач герою. Лишенный души, усредненный, ставший простым винтиком в государственной машине, Д-503 счастлив и чувствует себя здоровым и сильным. Так и жизнь Игнатьева стала чистым листом, который придется заполнять, и читатель уже может предположить, что на этом листе будет писано.
2.3 Рассказ Л. Петрушевской «Как Ангел» – проза новой волны.
Л. Петрушевская — одна из самых ярких писательниц конца XX века. Ее рассказы долго не публиковали, находя различные предлоги для многочисленных отказов. Современная критика называет ее рассказы “прозой новой волны”, так как в них есть композиционная и стилистическая необычность, переосмысление известных произведений классики. Вечным темам писательница дает оригинальную трактовку. Чем же интересны ее произведения? Темы для своих рассказов автор берет из череды повседневных событий. Писательница показывает мир, далекий от благополучных квартир и официальных приемных. Ее герои — незаметные, замученные бытом люди, тихо страдающие в своих неприглядных дворах и коммунальных квартирах. Писательница показывает нескладную жизнь, в которой отсутствует какой-либо смысл. Привычные для каждого читателя картины не мешают автору поднимать и решать серьезные нравственные проблемы. Петрушевская пишет небольшие по объему рассказы, занимающие две-три странички. Они столь необычны, что после первого прочтения могут вызвать недоумение: о чем же все-таки идет речь? Такой вопрос возник и у меня после прочтения рассказа «Как ангел».[12]. Сюжет его таков: два немолодых одиноких и некрасивых человека, обычные работники агрохима, нашли друг друга в одной экспедиции и через девять месяцев родили своего ангела. Девочке дали имя Ангелина, «как бы в насмешку», так как она родилась больной. «Ангел» был любим и балован всей огромной семьей немолодого отца: его престарелой матерью, его сестрами и их семействами. Маленькая Ангелина привыкла получать подарки, чей бы день рождения не выдался. И к пятнадцати годам она стала открыто требовать свою долю «на празднике жизни»: «А где мои подарки? А мне?» — постоянно раздавался ее крик. Ее бедная больная головка никак не могла понять, что нельзя подойти и съесть все, что хочешь, взять, что понравилось. Она не понимала, что в этом ужасном мире давно расставлены преграды, все разделено на «твое» и «мое». К тридцати годам она более походила на животное: «ее сильно раскрашенное синим и красным лицо с постоянно зияющим беззубым ртом, в котором по углам торчало четыре клыка, производило сильное впечатление на всех». [Там же]. В рассказе Ангелина часто сравнивается не с человеком, а с животным, с птицей: «требовала, разевала клюв, как взрослый птенец», «мать давала ей куски хлеба, обмакивая их в кулек с сахаром, затыкала ей голодную глотку, как ласточка птенчику»; «она не выносила замкнутого пространства, как животное». Семья сделала из ребенка нечто уродливое, потакая всем ее капризам. Ангел-злодей перенял все негативное от родственников и окружающих людей. Сверстники просто били Ангелину по голове сразу, « без обиняков», что и привело к тому, что без обиняков и Ангелина била людей кулаком (например, семидесятилетняя мать уводила дочь из дома, чтобы та не била семидесятилетнего, больного, после инфаркта отца). Она — это отражение пороков всех людей, ее окружающих. А любили ли ее родные по-настоящему? Скорее всего, нет. Даже ангел - хранитель Ангелины, как Петрушевская называет ее мать, «в глубине своей кроткой души надеется когда-нибудь отдохнуть, скинув ее на руки двоюродной родне». Эту ложь всеобщей якобы любви чувствовала больная душа Ангелины и стремилась на улицу, где ей никто не врал, а «открыто глазели или смеялись в лицо». Это было правдой, и Ангелине не надо было притворяться, «вот это и была свобода, и она, видимо рвалась на улицу, как в театр», где от души исполняла роль городского пугала и заблудившегося животного. «Она просто больна, а больных не судят. И родители все реже и реже ходили по гостям, боясь чужих взглядов, опасаясь окружающего несправедливого мира, который издевается над самым обездоленным человеком, над инвалидом, над дурочкой, а она же творенье Божье и имеет все права на место на земле», — эти слова автора подчеркивают трагизм существования больной Ангелины в больном обществе. Вызывают жалость и это «животное с клыками наружу», и ее мать, и вся эта несчастная семья. В рассказе «Как ангел» все подвержено омертвлению: нежность, страсть, душевная близость, родственные связи, чувство долга, интеллигентность. В прозе Петрушевской разрушается миф о том, что «Мой дом - моя крепость». Нельзя не согласиться с О. Славниковой, определяющей проблематику рассказа Л. Петрушевской следующим образом: «В произведении Л. Петрушевской дети и внуки — подкидыши хаоса, случайно взявшиеся ниоткуда: ни любовь между мужчиной и женщиной, ни даже сознательное намерение продолжать род не были основанием для появления на свет нового поколения человеческих существ. ...Весь позитив человеческих чувств — любви, доверия, жалости, стремления помочь — Петрушевская рассматривает как иллюзию».[15. С. 50]. Судьба маленького человека представляется безрадостной, а поэтому, руководствуясь существующей реальностью, Петрушевская разрушает все мифы о любви, о семье, о счастье. Критики Н. Лейдерман и
М. Липовецкий полагают, что писательница выражает в своем творчестве катастрофический кризис семьи как социального института. [6. С.113]. Герои Петрушевской часто физически несовершенны или одержимы душевной болезнью; писательница именно с помощью таких персонажей обнажает несовершенство мира, то «отступление от нормы», которое дает возможность яснее и объемнее увидеть саму «норму».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, несомненно, важную роль в современной литературе играет женская проза. Она простым языком говорит о традиционных ценностях, о высших категориях бытия: семья, дети, любовь, являясь одной из наиболее читаемых в России.
Существует стойкое убеждение, что женское мировосприятие отличается от мужского, поэтому и литература писательниц-женщин должна отличаться от литературы писателей-мужчин.
Никто из писателей-мужчин не может передать переживания женщины, как сама женщина. У мужчин нет способности мыслить, как женщина, да и психология противоположных полов сильно отличается друг от друга. Поэтому и взгляды женщин на жизнь отличаются от взглядов мужчин.
Особенностями «женской прозы» являются особенности исследования социально-психологических и нравственных координат современной жизни: отстраненность от злободневных политических страстей, внимательность к глубинам частной жизни современного человека. Душа конкретного, «маленького» человека для «женской прозы» не менее сложна и загадочна, чем глобальные катаклизмы эпохи. Круг общих вопросов, решаемых женской прозой – это проблема отношений между человеком и окружающим его миром, механизмы оподления или, напротив, сохранения нравственности.
Мужчины в произведениях писателей - женщин играют незавидную роль: могут проявить слабость, отступить, бросить все, спрятаться, исчезнуть; семьи, как правило, существуют по законам «женского мира». Женщины противоположны мужчинам, они не имеют права укрываться в коконе от действительности, им необходимо жить в любых обстоятельства.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.Абашева М. Чистенькая жизнь не помнящих зла // Литературное обозрение.- 1992.- № 5-6.- С. 9.
2.Арбатова М. Женская литература как факт состоятельности отечественного феминизма // Преображение.- 1995.- № 3.- С. 27.
3.Басинский П. Позабывшие добро? Заметки на полях «новой женской прозы» // Литературная газета.- 1991.- № 7.- С. 10.
4.Габриэлян Н. Ева — это значит «жизнь» (Проблема пространства в современной русской женской прозе) // Вопросы литературы.- 1996.- № 4.- С. 31.
5.Козырева А. В зеркале Евы // Преображение.- 1994.- № 2.- С. 171.
6. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература. В трех книгах. – М., 2001. Кн. 3.
7.Маркова Е. Жизнь без любви // «Жена, которая умела летать»: Проза русских и финских писательниц. С. 406
8. Маркова Е. Нитки рвутся — я вижу // «Русская душа»: Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции / Wilhemshorst: Verlag F. K. Gopfert, 1995. С. 11.
9.М арченко А. Уши дэвов // Литературная учеба. 1990. № 1. С. 54-55.
10.Морозова Т. Дама в красном и дама в черном // Литературная газета.- 1994.- № 26.- С.412.
11.«Не помнящая зла»: Новая женская проза / Сост. Л. Л. Ванеева. М.,1990. С. З.
12.Петрушевская Л. «Как Ангел». [link]
19.Трофимова Е. Феминизм и женская литература в России // Материалы первой российской летней школы по женским и тендерным исследованиям. М., 1997. С. 47.
20.Улицкая Л. «Принимаю все, что дается: интервью // Вопросы литературы.-2000.- № 1.- С.27.
21.Харчев В. Вера, надежда...? // Север.- 1992.- № 8.- С. 158.
23
