Александр Галич
Чем сердцу русскому утешиться? Кому печаль свою расскажем?
Мы все рабы в своём отечестве,
Но с революционным стажем.
Во лжи и страхе как не бейся я,
А никуда от них не денусь.
Спасибо, русская поэзия:
Ты не покинула в беде нас.
В разгар всемирного угарища,
Когда в стране царили рыла,
Нам песни Александра Галича
Пора абсурдная дарила.
Возможно ли по воле случая,
Испив испуг смерторежимца,
Послав к чертям благополучие,
На подвиг певческий решиться?
Не знаю впредь, предам ли, струшу ли:
Страна у нас передовая, –
Но как мы эти песни слушали,
Из уст в уста передавая!
Как их боялись, – вот какая вещь, –
Враги, хапужники, невежды!
Спасибо, Александр Аркадьевич,
От нашей выжившей надежды.
Это стихотворение Бориса Чичибабина было прочитано автором на вечере памяти Александра Галича в Центральном Доме кинематографистов 27 мая 1988 года.
[pic]
[pic]
Поэт Александр Галич родился 19 октября 1918 года в Днепропетровске. В 1923 году его семья переехала в Москву и поселилась в доме №4 в Кривоколенном переулке, известном тем, что именно там А. Пушкин впервые публично прочел «Бориса Годунова».
Первое стихотворение Галича было опубликовано в «Пионерской правде» в 1932 году. Он писал пьесы и сценарии, однако известность получил как один из ярчайших представителей русской авторской песни.
[pic]
Александр Галич – автор известных пьес и сценариев к кинофильмам: «Вас вызывает Таймыр», «Верные друзья», «Бегущая по волнам», «Дайте жалобную книгу».
[pic]
В начале 60-х годов Галич обращается к жанру авторской песни. Первой своей песней считал «Леночку», написанную однажды бессонной ночью в поезде Москва – Ленинград.
[pic]
Александр Галич был одарённым поэтом, поэтом страдающим, поэтом предельно откровенным. Он относился к той категории русских стихотворцев, в которых несовершенства действительности вызывали острую боль и протест.
[pic]
[pic]
Песня «Памяти Б. Л. Пастернака» по хронологии является первой в цикле «Литераторские мостки». Создавая её, А. Галич ещё не знал, что в последствии родится цикл, посвящённый памяти писателей, пострадавших от советской власти. Стихотворение во многом послужило образцом для создания остальных песен, входящих в цикл. Уже в нём заметны черты нового жанра и поэтические приёмы, свойственные «Литераторским мосткам»
ПАМЯТИ ПАСТЕРНАКА
(Единственное, появившееся в газетах, вернее, в одной — «Литературной газете», — сообщение о смерти Б. Л. Пастернака)
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели…
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье…
Он не мылил петли в Елабуге
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские письмэнники
На поминки его поспели.
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!..
И не то чтобы с чем-то за сорок —
Ровно семьдесят, возраст смертный.
И не просто какой-то пасынок —
Член Литфонда, усопший сметный!
Ах, осыпались лапы елочьи,
Отзвенели его метели…
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
«Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела..»
Нет, никакая не свеча —
Горела люстра!
Очки на морде палача
Сверкали шустро!
А зал зевал, а зал скучал —
Мели, Емеля!
Ведь не в тюрьму и не в Сучан,
Не к высшей мере!
И не к терновому венцу
Колесованьем,
А как поленом по лицу —
Голосованьем!
И кто-то, спьяну, вопрошал:
— За что? Кого там?
И кто-то жрал, и кто-то ржал
Над анекдотом…
Мы не забудем этот смех
И эту скуку!
Мы — поименно! — вспомним всех,
Кто поднял руку!..
«Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку…»
Вот и смолкли клевета и споры,
Словно взят у вечности отгул…
А над гробом встали мародёры
И несут почётный ка-ра-ул!
[pic]
Снова август
Посвящается памяти А. А. Ахматовой.
Анна Андреевна очень боялась и не любила месяц август и считала этот месяц для себя несчастливым, и имела к этому все основания, поскольку в августе был расстрелян Гумилев, в августе был арестован ее сын Лев, в августе вышло известное постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» и т. д.
«Кресты» – ленинградская тюрьма.
Пряжка – район в Ленинграде.
«…а так как мне бумаги не хватило, я на твоем пишу черновике…»
В той злой тишине, в той неверной,
В тени разведенных мостов,
Ходила она по Шпалерной,
Моталась она у «Крестов».
Ей в тягость?
Да нет, ей не в тягость –
Привычно, как росчерк пера,
Вот если бы только не август,
Не чертова эта пора!
Таким же неверно-нелепым[11]
Был давний тот август, когда
Над черным бернгардтовским небом
Стрельнула, как птица, беда,
И разве не в августе снова,
В еще неотмеренный год,
Осудят мычанием слово,
Последнюю совесть – в расход!
Но это потом, а покуда
Которую ночь – над Невой,
Уже не надеясь на чудо,
А только бы знать, что живой!
И в сумраки вписана четко,
Как вписана в нашу судьбу,
По-царски небрежная челка,
Прилипшая к мокрому лбу.
О, шелест финских сосен,
Награда за труды,
Но вновь приходит осень –
Пора твоей беды!
И август, и как будто
Все то же, как тогда,
И врет мордастый Будда,
Что горе – не беда!
Но вьется, вьется челка
Колечками на лбу,
Уходит в ночь девчонка
Пытать свою судьбу.
Следят, следят из окон
За нею сотни глаз
А ей плевать, что поздно,
Что комендантский час.
По улице бессветной,
Под окрик патрулей,
Идет она бессмертной
Походкою своей.
На праздник и на плаху
Идет она, как ты!
По Пряжке, через Прагу –
Искать свои «Кресты»!
И пусть судачат вздорные соседи,
Пусть кто-то обругает не со зла,
Она домой вернется на рассвете
И никому ни слова – где была…
Но с мокрых пальцев облизнет чернила,
И скажет, примостившись в уголке:
«Прости, но мне бумаги не хватило,
Я на твоем пишу черновике…»
[pic]
Из-за поднимаемых в лирике политически острых тем у Галича возник конфликт с властями, в результате которого в 1971 году он исключён из Союза писателей, а в 1972 году из Союза кинематографистов. Галич был вынужден эмигрировать.
23 июня 1974 года Александр Галич выезжает на Запад.
Последние годы его жизни прошли в Норвегии, ФРГ, Франции.
[pic]
[pic]
Песня об отчем доме
Александр Галич
Ты не часто мне снишься, мой Отчий Дом,
Золотой мой, недолгий век.
Но все то, что случится со мной потом, –
Все отсюда берет разбег!
Здесь однажды очнулся я, сын земной,
И в глазах моих свет возник.
Здесь мой первый гром говорил со мной
И я понял его язык.
Как же страшно мне было, мой Отчий Дом,
Когда Некто с пустым лицом
Мне сказал, усмехнувшись, что в доме том
Я не сыном был, а жильцом.
Угловым жильцом, что копит деньгу –
Расплатиться за хлеб и кров.
Он копит деньгу, и всегда в долгу,
И не вырвется из долгов!
– А в сыновней верности в мире сем
Клялись многие – и не раз! –
Так сказал мне Некто с пустым лицом
И прищурил свинцовый глаз.
И добавил: – А впрочем, слукавь, солги –
Может, вымолишь тишь да гладь!..
Но уж если я должен платить долги,
То зачем же при этом лгать?!
И пускай я гроши наскребу с трудом,
И пускай велика цена –
Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом,
Я с тобой расплачусь сполна!
Но когда под грохот чужих подков
Грянет свет роковой зари –
Я уйду, свободный от всех долгов,
И назад меня не зови.
Не зови вызволять тебя из огня,
Не зови разделить беду.
Не зови меня!
Не зови меня…
Не зови – Я и так приду!
[pic]
19 декабря 1977 года Галич погиб в Париже в результате несчастного случая (поражение электрическим током). Имевшие место домыслы об иных причинах его смерти безосновательны.
На могиле Александра Галича на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем крест с надписью: «Блаженный изгнани правды ради».
В 1988 году Галич восстановлен посмертно в Союзе кинематографистов и Союзе писателей.
[pic]
И замирает близь и далечь
В тоске несбывшихся времён,
И что для жизни значит Галич,
Мы лишь предчувствуем при нём.
Он в нас возвысил и восполнил,
Что было низко и мертво.
На грозный спрос в суде Господнем
Ответим именем его.
И нет ни страха, ни позёрства
Под вольной пушкинской листвой.
Им наше время не спасётся,
Но оправдается с лихвой.
[pic]
[pic]
Признание в любви
Александр Галич
«Люди, я любил вас – будьте бдительны!»
Я люблю вас – глаза ваши, губы и волосы,
Вас, усталых, что стали, до времени, старыми,
Вас, убогих, которых газетные полосы
Что ни день – то бесстыдными славят фанфарами!
Сколько раз вас морочили, мяли, ворочали,
Сколько раз соблазняли соблазнами тщетными…
И как черти вы злы, и как ветер отходчивы,
И – скупцы! – до чего ж вы бываете щедрыми!
Она стоит – печальница
Всех сущих на земле,
Стоит, висит, качается
В автобусной петле.
А может, это поручни…
Да, впрочем, все равно!
И спать ложилась к полночи,
И поднялась – темно.
Всю жизнь жила – не охала,
Не крыла белый свет.
Два сына было – сокола,
Обоих, нет, как нет!
Один убит под Вислою,
Другого хворь взяла!
Она лишь зубы стиснула –
И снова за дела.
А мужа в Потьме льдиною
Распутица смела.
Она лишь брови сдвинула –
И снова за дела.
А дочь в больнице с язвою,
А сдуру запил зять…
И, думая про разное, –
Билет забыла взять.
И тут один с авоською
И в шляпе, паразит! –
С ухмылкою со свойскою
Геройски ей грозит!
Он палец указательный
Ей чуть не в нос сует:
– Какой, мол, несознательный,
Еще, мол, есть народ!
Она хотела высказать:
– Задумалась, прости!
А он, как глянул искоса,
Как сумку сжал в горсти
И – на одном дыхании
Сто тысяч слов подряд!
(«Чем в шляпе – тем нахальнее!»
Недаром говорят!)
Он с рожею канальскою
Гремит на весь вагон:
– Что с кликой, мол, китайскою
Стакнулся Пентагон!
Мы во главе истории,
Нам лупят в лоб шторма,
А есть еще, которые
Все хочут задарма!
Без нас – конец истории,
Без нас бы мир ослаб!
А есть еще, которые
Все хочут цап-царап!
Ты, мать, пойми: неважно нам,
Что дурость – твой обман.
Но – фигурально – кажному
Залезла ты в карман!
Пятак – монетка малая,
Ей вся цена – пятак.
Но с неба каша манная
Не падает за так!
Она любому лакома,
На кашу кажный лих!..
И тут она заплакала
И весь вагон затих.
Стоит она – печальница
Всех сущих на земле,
Стоит, висит, качается
В автобусной петле.
Бегут слезинки скорые,
Стирает их кулак…
И вот вам – вся история,
И ей цена – пятак!
Я люблю вас – глаза ваши, губы и волосы,
Вас, усталых, что стали, до времени, старыми,
Вас, убогих, которых газетные полосы
Что ни день – то бесстыдными славят фанфарами!
И пускай это время в нас ввинчено штопором,
Пусть мы сами почти до предела заверчены,
Но оставьте, пожалуйста, бдительность «операм»!
Я люблю вас, люди!
Будьте доверчивы!
