1
Л.Н.Толстой «По страницам великих книг»
1.Лев Николаевич Толстой – национальная гордость русского народа Он – наш, но вместе с тем он гордость всего человечества, потому что влияние его гения выходит далеко за пределы России.
2.Непререкаемое величие Толстого – человека и художника – признано всем культурным миром. Человечеству Толстой дорог как гениальный писатель, сумевший показать ту великую правду жизни, которая нужна людям и которую они находят в его бессмертных созданиях.
3.Русскому же народу Толстой особенно дорог потому, что он в своем творчестве поразительно правдиво отразил духовную сущность русского человека, склад его натуры, основные черты характера. «Толстой глубоко национален, - писал Горький, - он с изумительной полнотой воплощает в своей душе все особенности сложной русской психики… Толстой – это целый мир».
4.Вся жизнь великого писателя неразрывно связана с Ясной Поляной, родовым имением Толстых и благословенным уголком русской природы. «Без своей Ясной Поляны, - говорил Лев Николаевич Толстой, - я трудно могу представить себе Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего Отечества, но я не буду до пристрастия любить его».
5. О заре своей жизни, «чудном, радостном, поэтическом периоде» детства он рассказал в своих первых автобиографических повестях «Детство» и «Отрочество», напечатанных в 1852 году и поставивших Толстого в ряды крупнейших русских писателей, выдающихся художников слова. Впоследствии они войдут в состав трилогии «Детство», «Отрочество», «Юность».
6.Герой трилогии Николенька Иртеньев живет напряженной внутренней жизнью. Честолюбивые мечты о военной славе, жажда необыкновенных подвигов уживались в нем с энергичной работой нравственного сознания, со стремлением разрешить вечные вопросы о назначении человека и смысле человеческой жизни.
7.В 1854 – 55 годах Лев Николаевич участвует в героической обороне Севастополя, где проявляет большую храбрость воина – патриота. Непосредственное участие в Крымской войне побудило писателя рассказать о героизме русских солдат, их беззаветной любви к своему Отечеству. Его впечатления от Севастопольской осады нашли отражение в трех замечательных « Севастопольских рассказах».
8.В «Севастопольских рассказах» Толстой, в сущности, первый в мировой литературе правдиво показал войну – «не в правильном, красивом, блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а в настоящем ее выражении – в крови, в страданиях, в смерти». Больше месяца он служил в самом опасном месте – на знаменитом четвертом бастионе.
9. Чтец 1
«Так вот он, четвертый бастион, вот оно, это страшное, действительно ужасное место!» - думаете вы, испытывая маленькое чувство гордости и большое чувство подавленного страха. Пройдя еще шагов триста, вы снова выходите на батарею – на площадку, изрытую ямами и обставленную турами, насыпанными землей, орудиями на платформах и земляными валами… Вдруг ужаснейший, потрясающий не одни ушные органы, но все существо ваше, гул поражает вас так, что вы вздрагиваете всем телом. Вслед за этим вы
слышите удаляющийся гул снаряда, и густой пороховой дым застилает вас, платформу и черные фигуры движущихся по ней матросов и увидите их одушевление и проявление чувства, которого вы не ожидали видеть, может быть, - это чувство злобы, мщения врагу, которое таится в душе каждого. «В самую амбразуру
2
попало; кажись, убило двух… вон понесли», услышите вы радостные восклицания. «А вот он сейчас рассерчает: сейчас пустит сюда», скажет кто-нибудь; и действительно, вскоре вслед за этим вы увидите впереди себя молнию, дым; часовой, стоящий на бруствере, крикнет: «Пу-у-ушка!»…еще посвистывание, удар и разрыв бомбы; но вместе с этим звуком вас поражает стон человека. Вы подходите к раненому, который, в крови и в грязи, имеет какой- то нечеловеческий вид, в одно время с носилками. У матроса вырвана часть груди. В первые минуты на забрызганном грязью лице его виден один испуг и какое-то притворное, преждевременное выражение страдания, свойственное человеку в таком положении; нов то время, как ему приносят носилки и он сам на здоровый бок ложится на них, вы замечаете, что выражение это сменяется выражением какой-то восторженности и высокой, невысказанной мысли: глаза горят, зубы сжимаются, голова с усилием поднимается выше; и в то время, как его поднимают, он останавливает носилки и с трудом, дрожащим голосом говорит товарищам: «Простите, братцы!» - еще хочет сказать что-то, и видно, что хочет сказать что-то трогательное, но повторяет только еще раз: «Простите, братцы!» В это время товарищ-матрос подходит к нему, надевает фуражку на голову, которую подставляет ему раненый, и спокойно, равнодушно, размахивая руками, возвращается к своему орудию. «Это вот каждый день этак человек семь или восемь», говорит вам морской офицер, отвечая на выражение ужаса на вашем лице, зевая и свертывая папиросу из желтой бумаги…
Итак, вы видели защитников Севастополя на самом месте защиты и идете назад, почему-то не обращая никакого внимания на ядра и пули, продолжающие свистать по всей дороге, - идете с спокойным, возвысившимся духом. Главное отрадное убеждение, которое вы вынесли, это – убеждение в невозможности взять Севастополь и не только взять Севастополь, но поколебать силу русского народа… Вы ясно поймете, вообразите себе тех людей, которых вы сейчас видели, теми героями, которые в те тяжелые времена не упали, а возвышались духом и с наслаждением готовились к смерти, не за город, а за Родину. Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский…»
10. В конце 1863 года Толстой принялся за работу над самым могучим своим созданием – над романом «Война и мир». Шесть с лишним лет «непрестанного и исключительного труда при наилучших условиях жизни», как говорил сам Толстой, потребовалось для того, чтобы написать «Войну и мир». Это исторический роман, равного которому по художественным качествам, по глубине содержания и широте охвата не знает ни одна литература во всем мире.
11.Русский критик и философ И.Н.Страхов, к голосу которого особенно прислушивался Толстой, писал о «Войне и мире»: «Какая громада и какая стройность! Ничего подобного не представляет нам ни одна литература. Тысячи лиц, тысячи сцен, всевозможные сферы государственной и частной жизни, история, война, все ужасы, какие есть на земле, все страсти, все моменты человеческой жизни, от крика новорожденного ребенка до последней вспышки чувства умирающего старика, все радости и горести, доступные человеку, всевозможные душевные настроения – от ощущений вора, укравшего червонцы у своего товарища, до высочайших движений героизма и дум внутреннего просветления - все это есть в этой картине… Подобного чуда в искусстве, притом чуда, достигнутого самыми простыми средствами, еще не бывало на свете».
12. Созданные творением гения образы романа «Война и мир»: Наташи Ростовой, князя Андрея, Пьера Безухова, капитана Тушина и сотни героев – продолжают жить, чаруя своим обаянием все новые и новые
поколения человечества. Художественные образы героев, созданные Толстым, пораают нас своей жизненностью, как живые, встают они перед нами».
13. Не было Наташи Ростовой, явился Толстой и создал ее в «Войне и мире». И она пришла к нам, прелестная, обаятельная, с чудесным голосом, живая, как ртуть, удивительно цельная, богатая внутренне. И ею можно увлекаться, ее можно полюбить, как живую… Ее, как живую не вытравишь из памяти, как не вытравишь из памяти живого близкого человека в семье или близкого друга,» - писал Александр Серафимович.
3
14. Чтец 2 Отрывок из романа «Война и мир». Первый бал Наташи от слов «…Он предложил ей тур вальса… до конца гл.16 (Т.2, Ч.3, Гл.16)
15. Двенадцатый год был великою эпохою в жизни России… напряженная борьба насмерть с Наполеоном пробудила дремавшие силы России и заставили ее увидеть в себе силы и средства, которых она дотоле сама в себе не подозревала». В.Г.Белинский.
16. Чтец 3 читает отр из романа т.3, Ч.2, ГЛ. 35 от слов «Кутузов был в горках… до сл. … сказал Кутузов, крестясь…»
17. . «Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск. Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первым понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны».
18. «Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
( силуэт Наполеона в красном колеблющемся свете)
19.Шумел, горел пожар Московский,
Дым расстилался по реке,
А на стенах вдали кремлевских
Стоял он в сером сюртуке,
С тоской мучительной во взоре
Скрестивши руки на груди.
Он видел огненное море,
Он видел гибель впереди
20. «Зачем я шел к тебе, Россия,
Европу всю держа в руках,
Теперь с поникшей головою
Стою на крепостных стенах
Войска все, созванные мною,
Погибнут здесь среди снегов.
В полях истлеют наши кости
Без погребенья и гробов».
4
21. «Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовал свою гибель. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы, но там, без новых усилий русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородино, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель Наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородином была наложена рука сильнейшего духом противника».
22. Отр. Наиз. «Москва, как много в этом звуке…»
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою
Отселе в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он
.
23.В 70-е годы Толстой пишет роман «Анна Каренина», отразивший жизнь русского общества после реформы 1861 года. Современник Толстого, выдающийся русский художественный и музыкальный критик Владимир Васильевич Стасов, назвал роман «Анна Каренина» шедевром русской литературы, которым она должна гордиться перед Западной Европой, произведением, в котором талант Толстого сделал новый шаг вперед».
24. Лев Николаевич любил природу России всем сердцем до последних дней. Любил крестьянский труд. За трудом пахаря и косца изобразил его Илья Ефимович Репин.
(Посмотреть картины)
Любовь к природе, к крестьянскому труду воплощены в романе «Анна Каренина»
25.Чтец 4. Отрывок из романа «Покос на Калиновом лугу», ч.3, гл.4. от слов На другое утро К. Левин встал раньше обычного..» до слов «…выжидая времени начинать.»
5
26.В 1899 году Л.Н.Толстой издает свое крупнейшее произведение – роман «Воскресенье». Этот роман стал выражением страстного протеста против коренных устоев самодержавного строя, на которых покоилась жизнь привилегированных классов общества.
27. Рисуя судьбу Катюши Масловой, жертвы плотской страсти князя Нехлюдова, и затем возрожденье посланной в Сибирь Масловой под влиянием ссыльных революционеров, мастерски изображая раскаяние Нехлюдова и его желание нравственно переродиться, Толстой в то же время показывает в романе нищую, разорившуюся деревню, царскую тюрьму и ее обитателей, сибирскую ссылку и революционеров, дает обличительное изображение суда, церкви, высшего чиновничества и всего государственного и общественного строя самодержавной России.
28.Чтец 5. Отрывок из романа «Воскресенье» (Драма на полустанке) часть 1 гл. 37 от слов … «Тетушки дали Нехлюдова…» до сл. «Все это делают только для того, чтобы обманывать людей».
29. Огромное влияние оказывал и оказывал и оказывает Толстой на творчество писателей. Об этом говорят крупнейшие художники слова Запада: Анатоль Франс, Ги де Мопассан, Томас Манн, выдающиеся русские писатели М. Горький, Алексей Толстой, Константин Федин, Александр Фадеев и другие. Александр Блок о своем стихотворении «На железной дороге» говорит, что он написал его как «бессознательное» подражание эпизоду из «Воскресенья» Толстого. Но духовную драму героини и развязку этой драмы блок выразил средствами своего поэтического таланта.
30.Чтец 6 читает стихотворение Блока «На железной дороге»
31.Когда вышел в свет роман Толстого «Воскресенье», где беспощадно обличалось не только самодержавие, но и казенная церковь, обер- прокурор синода Победоносцев добился у Синода решения об отлучении Толстого от православной церкви. И тогда церковью Толстой, как вожди народных восстаний Иван Болотников, Степан Разин, Емельян Пугачев, был предан анафеме – церковному проклятию
32.В 1913 году Александр Иванович Куприн написал рассказ «Анафема», где осудил решение синода об отлучении Толстого от православной церкви и сам акт предания проклятью – анафеме, применяемый церковью как средство морального террора. Рассказ был запрещен и увидел свет только после 1917 года.
33.Чтец. А.И.Куприн «Анафема»
Отец Олимпий был большой любитель чтения, читал много и без разбора. А фамилиями авторов мало интересовался. Книгами снабжал его студент из Вифанской акадамии Смирнов, и как раз перед этой ночью он принес ему прелестную повесть о том, как на Кавказе жили солдаты, казаки, чеченцы, как убивали друг друга, пили вино, женились и охотились на зверей.
Это чтение взбудоражило стихийную протодьяконскую душу. Три раза он прочитал эту повесть, плакал, смеялся от восторга, сжимал кулаки и ворочался с боку на бок своим огромным телом. Конечно, лучше бы ему быть охотником, воином, пахарем, а не духовным лицом.
В собор он всегда приходил немного позднее, чем полагалось. Шел чин православия в первую неделю великого поста. Пока отцу Олимпию было немного работы…Протодьякон время от времени рычал: «воимем… Господу помолимся…» Стоял он на своем возвышении, огромный, в золотом парчовом негнувшемся стихаре, с черными с сединой волосами, похожими на львиную гриву.
Церковь была набита какими-то слезливыми старушонками и седобородыми толстопузыми старичками…Но с протодьяконом случилось сегодня что-то странное, чего с ним еще никогда не было. Почему-то его мысли никак не могли отвязаться от той повести, которую он читал прошедшею ночью…
Отец Олимпий, равнодушно сотрясая своим львиным ревом собор и заставляя тонким дребезжащим звуком звенеть стекляшки на люстрах, анафемствовал и отлучал от церкви: иконоборцев, всех древних
6
еретиков, русских раскольников, бунтовщиков и изменников: Гришку Отрепьева, Стеньку Разина, Емельку Пугачева, а также всех, принимавших учение, противное православной церкви. И на каждый его возглас хор уныло отвечал ангельскими голосами, стонущими: «Анафема!»
Давно в толпе истерически всхлипывали женщины, протодьякон уже подходил к концу, как к нему на кафедру взобрался псаломщик с краткой запиской от отца протоиерея: по распоряжению святейшего владыки анафемствовать болярина Льва Толстого… От долгого чтения у отца Олимпия уже болело горло., однако он откашлялся и опять начал: «Благослови, просвященный владыко…» И вдруг Олимпий почувствовал, что волосы у него на голове топорщатся в разные стороны и стали тяжелыми, жесткими, точно из стальной проволоки. И в тот момент с необыкновенной ясностью встали слова вчерашней повести… «Боже мой, кого это я проклинаю? – думал в ужасе дьякон. – Неужели его? Ведь я же всю ночь проплакал от радости и умиления от нежности».
Но покорный тысячелетней привычке он ронял ужасные, потрясающие слова проклятий, и они падали в толпу, точно удары огромного медного колокола: « Да будут дни его малы и злы, да погибнет имя его, и да истребится от земли память его…да будет отлучен и анафемствован и по смерти не прощен, и тело его не рассыплется, и земля его да не примет, и да будет часть его в гиене огненной и мучен будет день и нощь…»
Но четкая память все больше подсказывала ему прекрасные слова: «Все бог создал на радость человеку, ни в чем греха нет».
Протодьякон вдруг остановился и с треском захлопнул древний требник. Там дальше шли еще более страшные слова проклятий. Лицо его стало синим, почти черным, пальцы судорожно схватились за перила кафедры. На один момент ему показалось, что он упадет в обморок. Но он справился. И напрягая всю мощь своего громадного голоса он начал торжественно: «Земной радости, украшению и цвету жизни, воистину Христа соратнмку, и слуге, болярину Льву…»
Он замолчал на секунду. А в переполненной народом церкви в это время не раздавалось ни кашля, ни шороха, ни шарканья ног. Был тот ужасный момент, когда многосотенная толпа молчит, подчиняясь одной воле, охваченная одним чувством.
И вот глаза протодьякона наполнились слезами, и лицо его на момент сделалось столь прекрасным, как прекрасным может быть человеческое лицо в экстазе вдохновенья. Он еще раз откашлянулся, попробовал мысленно переход на два полутона и вдруг, наполняя своим сверхъестественным голосом громадный собор, заре – ве – л:
- Многие ле – е – е – та – а – а.
И вместо того, чтобы по обряду анафемствования опустить свечу вниз, он высоко поднял ее вверх.
Теперь напрасно регент шипел на своих мальчуганов, колотил их камертоном по головам, зажимал им рты. Радостно, точно серебряные звуки архангельских труб, они кричали на всю церковь: «Многая, многая, многая лета». На кафедру к отцу Олимпию уже взбирались: отец настоятель, отец благочинный, консисторский чиновник, псаломщик и встревоженная дьяконица.
- Оставьте меня… оставьте в покое, - сказал отец Олимпий грозным голосом свистящим шепотом а пренебрежительно отстранил рукой отца благочинного. – Я сорвал себе голос, но это во славу божию и его…Отойдите!
Он снял в алтаре свои парчовые одежды, с умилением поцеловал, прощаясь, орарь, перекрестился на запрестольный образ и сошел в храм. Он шел, возвышаясь целой головой над народом, большой, величественный и печальный, и люди невольно, со странной боязнью расступились перед ним, образуя широкую дорогу.
.
.
7
ПРОЛОГ.
1. Из воспоминаний Льва Николаевича Толстого. «Я связан: мне хочется выпростать руки, и я не могу этого сделать, и я кричу и плачу, и мне самому неприятен мой крик; но я не могу остановиться. Надо мной стоят согнувшись кто-то, я не помню кто… Крик мой действует на них, они тревожатся от моего крика, но не развязывают меня, чего я хочу, и я кричу еще громче. Им кажется, что нужно, чтобы я был связян, тогда как я знаю, что это не нужно, и я хочу доказать им это, и я заливаюсь крмком, противным для самого себя, но неудержимым… Мне хочется свободы, она никому не мешает, и я, кому сила нужна, я слаб, а они сильны»
2.Протест против всяческого насилия, морального или физического, стремление сбросить с себя всякие путы, связывающие свободу человека, определи весь путь Толстого до последних лет его жизни, когда он, негодуя против массовых смертных казней в России после 1905 года на весь мир закричал: «Не могу молчать!» Этот почти предсмертный крик Толстого, как и протестующие его выступления во второй половине жизни, вызван был сознанием не личной несвободы, не насилием над своей личностью, а сознанием несвободы и насилия, которое испытывало человечество.
34.Великий писатель – романист Лев Николаевич Толстой был великим драматургом. Его комедию «Плоды просвещения» Горький считал одной из лучших комедий русской и мировой литературы. В этой комедии Толстой изобразил вековую тяжбу крестьян с помещиками из-за земли, в то же время он создал едкую, уничтожающую сатиру на бессмысленную господскую жизнь, барские причуды и развлечения.
35. Сочувственно изображены в комедии только безземельные крестьяне, добившиеся продажи им господской земли лишь при помощи изобретательно, смышленой и веселой горничной, своей односельчанки, одурачившей бар вмешательством духов, которое сама и подстроила.
(СЦЕНКИ)
36. Лев Николаевич Толстой в продолжении всей своей жизни страстно любил музыку. Он знал почти все, что было выдающегося в музыке его времени. В своих воспоминаниях сын писателя Сергей Львович говорил: «Я не встречал в своей жизни никого, кто бы так сильно чувствовал музыку, как мой отец. Иногда музыка волновала его против его воли, даже мучила его, и тогда он говорил: «Чего хочет от меня эта музыка?» Из зарубежных композиторов больше всего любил Шопена.
37. Толстой встречался с крупнейшими композиторами: Чайковским, Рахманиновым, Рубинштейном. Ясную Поляну, дом писателя в Москве часто посещали пианисты танеев, Игумнов, Гльденвейзер, известные певцы и музыканты.
38. Толстой любил классическую музыку и музыку для русских народных инструментов, любил слушать игру на балалайке, очень любил романсы.
39. Особенно воодушевляли Льва Николаевича искренние русские народные песни «Лучший композитор, - говорил Толстой, - это народ.
(муз. исполнение)
.
