Конспект урока 10 класс Влияние творчества М.Лермонтова на творчество М.Врубеля

Влияние творчества М.Лермонтова на творчество М.Врубеля.

Цели: 1. Проследить взаимосвязь творчества М.Врубеля и М. Лермонтова.

Задачи: 1. Раскрыть влияние творчества поэта на другие виды искусства

2. Познакомить с творчеством М.Врубеля

3. Исследовать роль образа Демона в произведении М.Ю.Лермонтова и «Демона» и творчестве художника М.А.Врубеля

4. Воспитывать интерес к миру поэзии и живописи

Методы и приемы:

Изучение научной литературы на данную тему, составление

конспектов и тезисов.

Сравнительно-сопоставительный анализ произведений М.Лермонтова и М.Врубеля
Исследовательско-проектная деятельность учащихся.
Презентация и защита проектов учащихся.

Дидактические материалы: иллюстрации, презентация, музыка: ария Демона из оперы «Демон» А. Г. Рубинштейна

Актуальность.

Нет, пожалуй, в русской литературе другого такого поэта, который до сих пор вызывал бы столь различные и даже противоположные чувства, чьё творчество до сего дня не перестаёт волновать читателей. Имя этого поэта - Михаил Юрьевич Лермонтов. Его перу принадлежат сотни замечательных произведений, которые были созданы им за сравнительно короткий срок (поэт прожил всего каких-то 27 неполных лет). В отличие от Пушкина, которого называли «белым ангелом русской поэзии», Лермонтов был «черным ангелом русской поэзии». И это не случайно. Его творчество отличается необычайной загадочностью, таинственностью, и даже неким демонизмом веет от него. Недаром одним из заветных его произведений была поэма «Демон», которой Лермонтов посвятил более 10 лет жизни.

В условиях перехода на обучение по Стандарту второго поколения, когда актуальной становится проблема воспитания учащихся, развития их кругозора, опора на новые образовательные ресурсы, ИКТ, приобщения к духовно-нравственным ценностям русской литературы и культуры, данный урок, я считаю, по многим параметрам выполняет представленные требования.

Подготовка к данному уроку была проведена большая. Использовался метод проектирования, исследовательский подход, работа в группах. В основном использовала Интернет-ресурсы.

К проектам были поставлены следующие методические задачи

определить место творчества М.Ю.Лермонтова и М.А. Врубеля;
выяснить сущность и значимость образа Демона в их творчестве;

формировать информационные умения учащихся;
формировать навыки сопоставительного анализа литературного и художественного произведения;
развивать творческие способности и образное мышление школьников;
обогащать словарный запас школьников;
воспитывать любовь к русской литературе и изобразительному искусству.

Ход урока

Учитель: Любой человек, серьезно интересующийся русской культурой и искусством, не может не заметить поразительную духовную и творческую взаимосвязь двух великих русских гениев XIX века - поэта Михаила Лермонтова и художника Михаила Врубеля. Трагические жизненные пути обоих постоянно перекликались в образах их искусства, творческих муках и озарениях. Одной из центральных тем в творчестве обоих художников стала тема Демона - падшего ангела, в гордом одиночестве блуждающего по просторам вселенной. Гениальная поэма Лермонтова "Демон" и поразительные врубелевские рисунки к ней стали вершинами в творчестве обоих мастеров. На сегодняшнем уроке мы постараемся глубже и серьезнее, чем принято, проследить творческие пути Врубеля и Лермонтова с их неотвратимым возвращением к теме падшего ангела. Надеюсь, что наш урок поможет вам глубже и серьезнее взглянуть на творчество, казалось бы, уже всем знакомых художника и поэта...

Защита и презентация исследовательского проекта 1 группы: «Жизнь и творчество М.Врубеля» (презентация)

Защита и презентация исследовательского проекта 2 группы: «Совпадение или случайность? (сопоставительный анализ жизни и творчества двух гениев искусства : М.Лермонтова и М.Врубеля)»

Защита и презентация исследовательского проекта 3 группы: «Иллюстрации М.Врубеля к повести «Герой нашего времени»»

Защита и презентация исследовательского проекта 4 группы: «Демон М. Лермонтова и М. Врубеля»

Слово учителя

Нам были представлены прекрасные исследовательские работы. Перед нашими глазами предстал мир М.Лермонтова и М.Врубеля. мы увидели их жизнь, их творческие терзания, их гениальные творения. Мы стали лучше их понимать. В последней презентации нам был представлены соответствия по поэме «Демон» и иллюстраций Врубеля. И в самом деле, мы не без оснований приходим к выводу конгениальности этих великих людей.

Но творчество М.Люрмонтова , его Демон, не прошел незаметным и перед композиторами. По его произведению, это уже было сказано выступающими, была написана опера «Демон». Мы сейчас прослушаем арию Демона из данного произведения. Ваша задача - дать характеристику Демону. Каким вы его увидите, каким он перед вами предстанет.

/Ария Демона из оперы «Демон» А. Г. Рубинштейна в исполнении /

Анализ исполнения:

- Какие интонации в данном фрагменте вы заметили?

- Соответствуют ли они Демону Лермонтова?

- Какие ключевые слова выделял голосом исполнитель?

- Согласны ли вы с данным представлением Демона? Если нет, то что бы вы изменили?

Подведение итогов урока

Защита и презентация исследовательского проекта 1 группы: «Жизнь и творчество М.Врубеля» (презентация)

Текст выступления:

Будущий художник родился в 1856 году - в год коронации Александра II Освободителя; последние его произведения созданы в 1906 году, то есть во время первой русской революции, события которой никак не могли волновать тогда уже безвозвратного затворника дома скорби. Первые вполне самостоятельные произведения относятся к 1884-1885 годам. Таким образом, период творческой активности Врубеля сравнительно невелик - чуть более двадцати лет.
Врубель долгое время казался появившимся именно неизвестно откуда. Затруднительно казалось определить происхождение его стиля, его индивидуальной манеры. На поверхности этот индивидуальный стиль легко узнаваем: это манера трактовать видимые формы в виде мозаики мазков, кубизированная орнаментация объемной формы. Впоследствии, уже после смерти Врубеля, русские критики любили говорить о том, что именно Врубель был провозвестником кубизма.

Мать Врубеля умерла, когда мальчику было три года. Когда ему было семь, отец женился вторично. Мачеха Елизавета Христиановна (урожденная Вессель) - серьезная пианистка с хорошей школой, и маленький Врубель был ее внимательным слушателем. Внутрисемейные отношения, насколько можно судить по сохранившимся свидетельствам, были вполне благополучны; интонация врубелевских писем, когда дело касается семейственных и родственных отношений, в своей почтительности лишена какого бы то ни было притворства, равно как и неискренних преувеличений. Но теплые дружественные отношения Врубель сохранил впоследствии лишь со старшей сестрой Нютой: она была воистину добрым гением художника. Именно из переписки с ней, а также из ее воспоминаний мы узнаем о ранних проявлениях артистической натуры будущего художника, о тех моментах житейской биографии, которые существенны для понимания его творческого становления и облика. Вообще, по воспоминаниям сестры, 'элементы живописи, музыки и театра стали с ранних лет его жизненной стихией'.
Отец Врубеля - строевой офицер, участвовавший в Крымской кампании, впоследствии избрал стезю военного юриста; долг службы требовал частых перемещений: Врубель родился в Омске, закончил гимназию в Одессе. Художественные задатки, видимо, были обнаружены рано; во время кратковременного пребывания в Петербурге отец водил восьмилетнего мальчика в рисовальные классы Общества поощрения художников, годом позже в Саратове он занимался у частного педагога, обучавшего его рисованию с натуры, потом посещал рисовальную школу в Одессе.
По сохранившимся врубелевским письмам гимназического периода вырисовывается довольно отчетливый образ: типичный отличник, отчасти - в меру, приличную естественному юношескому кокетству, - пижон, общительный, начитанный, с многообразными музыкально-театрально-литературными интересами, щеголяющий иностранными словечками и комичными галлицизмами, играющий красотами эпистолярного слога не столько от избытка литературной фантазии, сколько от желания быть забавным в скучном жанре родственной переписки.

Окончив гимназию с золотой медалью, Врубель в 1874 году поступил на юридический факультет Петербургского университета. В первые годы университетской учебы ему довелось быть гувернером и домашним учителем в семействе, с которым летом 1875 года он совершил первую заграничную поездку в Швейцарию, Германию и во Францию.
Увлечение любительским рисованием продолжалось и в этот период. Образцами для подражания служили не произведения 'большого искусства', а образы и стилистика журнальной репродукционной гравюры. Отсюда - пристрастие к иллюстрированию популярных литературных произведений, а в формальных приемах - театрализованная патетика и щеголеватый штрих, имитирующий движение резца по металлу. Например, в исполненном пером рисунке Свидание Анны Карениной с сыном (1878) . Уже здесь, в этом раннем произведении есть то, что будет отличать сочинения Врубеля всегда: любовь к подробностям, вкус к сочинению 'околичностей'. Закрученные в орнаментальный узор с ломкими гранями складки одеяния, смятая драпировка на стуле, брошенные на ковер зонтик и перчатки образуют мастерски исполненную натюрмортную постановку, где предметы кажутся наэлектризованными энергией мятежных страстей, они выражают их даже более красноречиво, чем устрашающие, но при этом достаточно банальные позы, жесты и лица участников сцены.
Талант и призвание, наконец, взяли свое: по окончании университета, после отбытия воинской повинности, осенью 1880 года Врубель поступил в петербургскую Академию художеств, где с 1882 года начал занятия в классе профессора Павла Петровича Чистякова - всеобщего учителя, как называл его Илья Репин, так как у него учились и сам Репин, и Василий Суриков, и Василий Поленов, и Валентин Серов, и Виктор Васнецов, и Врубель

Врубель оставил большое количество автопортретов, главным образом графических. Каким же в этих автопортретах являет себя Врубель относительно той миссии, которую олицетворяют автопортретные персонажи названных мастеров? Сопоставим один из самых ранних графических автопортретов Врубеля 1885 года с ивановским автопортретом в образе странника. У Иванова широко отверстый взгляд устремлен по диагонали вверх так, как бывает тогда, когда взор подъемлется к небу. Во врубелевском автопортрете голова наклонена так, как бывает, когда что-либо миниатюрное разглядывают в лупу. И хотя на самом деле взгляд устремлен перед собой, в зеркало, он сохраняет при этом ту сосредоточенную пристальность к исчезающе малому, как если бы он наблюдал, как на холодном, прозрачном стекле постепенно истаивает туманистый след теплого дыхания - и в развязке взгляд остается один на один с пустотой, несуществованием. Взгляд Иванова - в широту объемлющего мир небосвода; внимание Врубеля словно силится проникнуть сквозь границу, за которой все сущее исчезает в невидимости, перестает быть очевидным.

В поздних автопортретах Врубеля мы должны будем отметить еще одну особенность: горделиво-самодостаточное, замкнутое выражение лица (Автопортрет, 1904) . Постоянно сохраняется горькая, жесткая складка губ, как бы 'печать на устах'. Иванов некогда рассуждал о том, что 'поэт русский должен быть в духе азиатском, в виде пророка'; во врубелевской Голове пророка (1904-1905) , которую можно считать версией автопортрета, и в одновременной этому изображению серии автопортретов 1904-1905 годов - везде сохраняется эта 'печать'. Но если миссия пророка - 'глаголом жечь сердца людей', то врубелевский пророк поражает как раз обратным выражением. Он словно выступает носителем тайны, которая замыкает ему уста. Итак, уже в этих моментах своего творческого и художественного облика Врубель оказывается в отношении полемики к традиционным мотивам и образам русского искусства.

Не всякий художественный мир и не всякая творческая биография одинаково предрасполагают к мифотворчеству, интенсивность легендарного ореола, разумеется, у разных художников разная. В этом отношении Врубель среди русских художников прочно держит первое место. Первоисточник легенды, как было сказано, - удивительное, таинственное. У непонятного, кроме того, тоже есть оттенки: загадочное, странное или необычное... Иногда оно может выступать просто как редкое, то, что нечасто встречается в биографиях русских художников.
Конечно, удивительное и странно-интригующее под номером один - это то, что Врубель закончил жизнь в психиатрической клинике. Его сумасшествие странным образом, уже в глазах его современников, бросало отсвет на его искусство. Например, Стасов с некоторым как бы даже облегчением воспринял весть о психической болезни Врубеля, как-то, что вроде бы объясняло врубелевские 'странности', в частности его привязанность к демонической теме. Существенен при этом не только сам факт трагической жизненной развязки, но и то, что Врубель пробыл в психиатрической лечебнице сравнительно долго - с 1902 по 1910 год, год его смерти. Ему было уже все равно, что его, имевшего репутацию первого и главного декадента среди живописцев, произвели в академики; он не знал о триумфальном успехе в России и Европе того самого 'Мира искусства', в первых выставках которого он участвовал; он не был свидетелем событий первой русской революции - все это прошло мимо него. Получилось так, что период его болезни оказался в русской истории, в том числе культурной, чрезвычайно насыщенным событиями. Врубель, продолжая существовать, рано был выключен из культурной среды своего времени и уже при жизни отошел в область легенды. Например, художники 'Голубой розы', экспонировавшие на своих выставках произведения Врубеля вместе с картинами Борисова-Мусатова, предъявляли его в качестве своего учителя, того, от кого они исходят в своем творчестве; для литераторов-символистов (Александра Блока, Андрея Белого) Врубель - художественный прецедент, аргумент в их эстетическом и творческом самоутверждении, вполне состоявшееся и занявшее место в истории искусства явление, - хотя он еще жив. Такое, конечно, бывает не со всяким художником. Речь на могиле Врубеля в день его похорон 3 апреля 1910 года произнес Александр Блок; в том же году она была отредактирована для печати.

Еще один интригующий момент биографии Врубеля: уже в процессе болезни, после того, как он попал в лечебницу (а он сменил их несколько), у него были моменты просветления, когда он мог работать. И вот тогда-то были созданы его последние шедевры, в частности графические, к которым относятся зарисовки с натуры сцен в интерьерах лечебницы и за окном - Обдумывает ход (Игра в шахматы) (1903-1904); Кровать (из цикла Бессонница, 1905 ); Дерево у забора (1903-1904). Одним из последних произведений Врубеля является Портрет поэта Валерия Яковлевича Брюсова (1906).
Доктор Усольцев, в клинике которого лечился Врубель, оставил любопытные воспоминания, где написал: 'Часто приходится слышать, что творчество Врубеля - больное творчество. Я долго и внимательно изучал Врубеля, и я считаю, что его творчество не только вполне нормально, но так могуче и прочно, что даже ужасная болезнь не могла его разрушить. Творчество было в основе, в самой сущности его психической личности... С ним не было так, как с другими, что самые тонкие, так сказать, последние по возникновению представления - эстетические - погибают первыми: они у него погибли последними, так как были первыми'. До тех пор, пока Врубель мог держать карандаш и мог видеть (в 1906 году наступила слепота) - он работал, выполняя не рисунки сумасшедшего, но произведения, относящиеся к шедеврам рисовального искусства, - и это тоже одна из удивительных особенностей его творческой биографии.

Текст выступления (презентация)
Бывают в жизни странные совпадения событий, непостижимые стечения обстоятельств, знаменательных дат, которые как будто ничем не связаны между собой и могут казаться чудесными, как проявление высшей воли или таинственного предопределения. Но проходят десятилетия, века, и то, что казалось странным, чудесным, становится доступным пониманию явлением необходимой преемственности в истории культуры. В 1856 году в немецком городе Карлсруэ вышло в свет первое издание поэмы «Демон» бывшего поручика Тенгинского полка Михаила Юрьевича Лермонтова, и в том же году в Омске, в семье штабс-капитана того же Тенгинского пехотного полка Александра Михайловича Врубеля родился сын - будущий художник Михаил Врубель, жизнь которого сложилась так, что будто бы к его колыбели прилетал лермонтовский Демон, избравший новорожденного своим новым пророком.

Все, кто знал Врубеля при жизни, и все, кто потом писал о его характере и творчестве, не могли не задуматься о существе очевидной глубокой связи и духовном родстве необыкновенного, ничем не похожего на других русского художника конца XIX века и великого русского поэта тридцатых годов прошлого столетия. Иллюстрации Врубеля к поэзии и прозе Лермонтова, рисунки и картины художника, напоминающие замыслы и образы поэта, приводили некоторых литературоведов к мысли о конгениальности образов обоих великих творцов и даже к неверному утверждению, будто Врубель был просто иллюстратором Лермонтова. Конечно, здесь прежде всего имели в виду «Демона», который был программным образом-символом, художественной формой философского мировосприятия и лирическим героем многих произведений обоих художников. В наше время задача сравнительного изучения искусства художника и поэта понимается сложнее, чем регистрация иллюстрационных связей, фактов влияния тех или иных лермонтовских образов и сюжетов на художественное представление Врубеля. Серьезная задача состоит в том, чтобы понять и осветить путь развития личности и творческого «духа», природы художественного мышления и грез, понимания жизни и искусства у обоих художников; понять, что взял Врубель у автора «Ангела», «Демона», «Пророка», «Героя нашего времени», чем он обязан Лермонтову в формировании своего поэтически-образного мира, живописного мифотворчества и что принадлежит ему самому как личности и художнику своей эпохи. «Моя душа, я помню, с детских лет чудесного искала...» - в этой строке слышится исповедь юного поэта-романтика. И Врубель с детских лет искал вокруг себя чудесное, необычайное, сказочное; подобно Лермонтову, он родился с романтической душой, но через пятнадцать лет после ранней гибели поэта и совсем в другое для истории России время.

В их детстве были схожие черты: и тот и другой рано лишились матерей, от которых наследовали душевную хрупкость и одновременно затаенную пылкость; обоих зачаровывала музыка, которую они могли слушать часами, оба предпочитали всем другим театрализованные игры с переодеваниями в героев сказок и романов. Подруга детских игр Врубеля В.Д.Александрова вспоминала: «Игры наши были всегда в высшей степени романтичны и носили на себе яркий отпечаток влияния тогдашней ходовой детской литературы - Купера, Майн-Рида и т. п., но много было в них Мишиной выдумки; его фантазия была неистощима. Премьером, героем всех приключений на суше и на море, конечно, всегда был Миша». В них рано проснулось и росло ненасытное воображение; они становились настоящими героями вымышленных историй и, отдаваясь со всей пылкой страстью игре, которая для них была совсем не игрой, а скорее детской поэзией, творчеством, увлекали за собой сверстников, покоряли их силой своей фантазии. Но нередко они впадали в мечтательность и тогда покидали всех для уединения: Лермонтов убегал в беседку с акациями в саду, Врубель незаметно уходил в свою комнату или в дедовскую библиотеку: Внезапная отрешенность и задумчивость, молчаливость и стремление к одиночеству, возникавшие независимо от условий и обстоятельств, когда пылкое воображение вдруг захватывает сознание человека Целиком и переносит его в иной мир,- все это было и у поэта, и у художника еще в годы детства как следствие сходной наследственности их романтических натур.
Нельзя не обратить внимания на черты сходства и различия в том, как происходило воспитание будущих великих художников: Лермонтов был окружен в доме своей бабушки сверстниками, с которыми учился, играл и которыми верховодил; домашнее воспитание Врубеля шло под наблюдением отца и мачехи - хорошей пианистки. Разумеется, в крупном имении Столыпиных Тарханы Лермонтов был слишком ласкаем бабушкой, а в многодетной семье небогатого офицера, в казенных квартирах в Омске, Астрахани, Саратове, Одессе, куда служба отца перемещала семью, Врубель не мог быть так балован. И, все же, и Врубель был верховодом братьев, сестер и товарищей домашних игр, хотя старшей из детей в семье была его сестра Анна Александровна, посвятившая потом всю свою жизнь брату-художнику. Еще в детские годы и Лермонтов, и Врубель могли почувствовать широту мира благодаря поездкам и путешествиям: с Урала в Москву и на Кавказ - Лермонтов; из Сибири в приволжские города, в Петербург и Одессу - Врубель. Потом художник много ездил и по своей стране, и за границей, он жил в Германии, Италии, Франции, видел Грецию, путешествовал по Средиземноморью, и хотя мало писал чисто пейзажных картин, но природу он любил и понимал не менее глубоко, чем поэт. И Лермонтов, и Врубель получили основательное образование, но художник имел возможность учиться больше и разностороннее в гимназии, университете, Академии художеств. И все же, при всех различиях эпох и классовых привилегий, имущественного положения, их обучение, их интересы имели много сходного: домашние учителя, увлечение историей и литературой - античностью, средневековьем, эпосом, одни и те же любимые произведения и авторы: Данте, Шекспир, Гёте, Байрон и Вальтер Скотт. Пушкин был кумиром обоих, но у Врубеля были еще Лермонтов, Тургенев, Толстой и Достоевский.
Оба с детства с увлечением рисовали и писали красками, однако это увлечение не исключало других; их огромные дарования вовсе не проявлялись в любви к чему-либо одному - литературе или живописи, они живо вникали в науки. Лермонтов одно время был увлечен математикой, Врубель - геологией, оба добросовестно учили латынь, чтобы читать античных писателей в оригиналах, французский, немецкий, а Врубель еще изучал самостоятельно английский и итальянский языки. В университете будущие поэт и художник проникали в глубины классической философии, главным образом немецкой, - Шеллинг, Гегель, Кант, Шопенгауэр.

Общая характерная черта формирования мировоззрения Лермонтова и Врубеля может быть отмечена и в том, что философия, равно как история и другие области мысли, воспринималась ими не отвлеченно, не в чистом теоретическом виде, а как руководство к действию, как путь размышления, на котором обретали целостную идейную программу их эстетические взгляды и стремления: «Идея, мысль представляет в глазах Лермонтова ценность не сама по себе, но как форма и основание изменяющего человека и жизнь действия». О действии, о «жизни Деятельной», подчиненной светлому человеческому идеалу, писал Врубель. Еще в гимназические годы его обуревает жажда деятельности, подвига, он мечтает о жизни в «свежем городе». Отвлеченная мысль, если она не переходит в жизненную программу, эстетический или этический принцип деятельности, не являлась для них существенной; для них на первом плане были воля, стремление к великой цели, которая является «венцом стремления, когда она необходима». И эта черта глубоко национальная, характерная для русского писателя и художника, при том, что Врубель ощущал в себе польскую, а Лермонтов - шотландскую наследственность. Однако первенство воли и «практического разума», о котором здесь идет речь, в разное время приводило и к разной общественной направленности и разума и самой деятельности. Романтическое мироощущение Лермонтова возникло из непримиримого отрицания всей системы николаевской тирании, всей злосчастной атмосферы порабощения и преследования, в которой, по словам Герцена, «высшее общество» в годы, следовавшие за казнями декабристов, «с подлым и низким рвением поспешило отречься от всех человеческих чувств, от всех гуманных мыслей». Оно раскрылось в обнаженно бунтарской политически заостренной поэзии и прозе...

Подобно Лермонтову, Врубель рано почувствовал свою избранность, призвание к великой творческой деятельности. Хотя Муза живописи явилась ему не в детстве, как Лермонтову, которому поэзия была как бы крестной матерью, Врубеля с юности не покидало чувство того, что он призван совершить или сказать нечто новое, необыкновенное, прекрасное, и он готовил себя к этой миссии. Еще гимназистом он признается «в страстишке блеснуть красноречием, глубокомыслием и многим, что так прекрасно и чтимо, если оно своеобразно...». «Вообще, — писал он сестре, — я положил себе за правило отвечать как можно обстоятельнее и логичнее на вопросы, которые задаешь себе по поводу разных явлений в жизни окружающего — настоящей и прошедшей...». Подобно Лермонтову, он мечтал о славе и признании, в нем зрело честолюбие будущего художника:

Известность, слава, что они? — а есть
У них над мною власть; и мне они
Велят себе на жертву все принесть...
Но верю им! — неведомый пророк
Мне обещал бессмертье, и, живой,
Я смерти отдал все, что дар земной.
Лермонтов был любимым поэтом Врубеля всю жизнь. Он знал многие стихотворения наизусть и в зрелые годы декламировал и читал избранные им произведения друзьям и близким. В гимназии и позже Врубель читал много других авторов — античную поэзию, любил Шекспира, Гёте, Гоголя, обожал Пушкина, Тургенева, восхищался Чеховым, Ибсеном, но Лермонтов имел на него — на человека и художника — особое влияние. Мы увидим отражение этого влияния в искусстве художника, но не менее важно подумать о том, какое влияние творчество Лермонтова имело на становление характера Врубеля, на его манеру поведения, отношение к людям и понимание самого себя.

Известно, что еще в Киеве, до серии иллюстраций 1891 года к сочинениям Лермонтова, Врубель нарисовал Печорина почти как автопортрет. Правда, черты художника можно найти в лицах Гамлета, восточного принца и в некоторых других персонажах его картин и рисунков, но в акварели «Портрет военного (Печорин на диване) » (Киевский музей русского искусства) автопортретное сходство несомненно, оно было замечено всеми, кто видел этот лист еще в конце 80-х годов в Киеве.

Главное духовное родство Врубеля с Лермонтовым — в стремлении обоих к возвышенному, величаво-прекрасному, героическому. Ни поэт, ни художник не находили этого в окружавшей их жизни, и потому их творчество стало трагическим по своему существу.
Встреча Врубеля с Лермонтовым случилась не в самом начале творческого пути, а лишь к тридцати годам, когда молодой художник написал фрески и иконостас Кирилловской церкви в Киеве. В петербургские годы в университете и в Академии художеств он рисовал образы из произведений других писателей: тургеневские (Ася, Лиза и Лаврецкий), гётевские (Маргарита и Фауст), Анна Каренина Льва Толстого, Моцарт и Сальери Пушкина были ему тогда ближе Ангела и Демона. Лишь после того как художник «встретился» со своим Демоном, лермонтовский «царь познания и свободы», сама идея образа и жажда его воплощения в живописи озарили его ум «лучом чудесного огня».
Мысль о «Демоне», о том, что эта тема и образ отвечают его стремлению в искусстве, что они сделают его знаменитым художником, пришла Врубелю еще в Киеве, вероятно, после возвращения из Венеции, где он писал кирилловский иконостас, проникался очарованием древних византийских мозаик и венецианской живописи XV—XVI веков. Но он бежал из Киева, где ему было так хорошо и так тяжко, где он несчастливо влюбился, где создал первые выдающиеся монументальные произведения и где прослыл странным чудаком, у которого «таланту бездна», а трудолюбия — «на алтын». Впервые Врубель приступил к образу, сулящему «предчувствия блаженства» и славу великого художника, в 1885 году в Одессе. Но в те годы Демон не давался художнику, ускользал, рассеивался в дымке, как призрак. Вероятно, идея образа еще не стала ясной, зрительно-осязаемой формой, Врубель видел временами почти натурально лишь отдельные части: то перед ним возникали огромные глаза, горящие, как черные бриллианты, полные нечеловеческой тоски, то он видел губы, запекшиеся, как лава, то гриву змеящихся волос, то чудное оперение крыльев, то удлиненный овал бледно-серого мучительно далекого лица. Но все это не собиралось в целое, расплывалось, делалось «не тем», как только художник переносил свое видение на холст, бумагу или глину; и все кончалось мигренью, угнетавшей Врубеля раз-два в месяц, невыносимой, «так, что тело сводит судорогами от боли».

Лишь через несколько лет ему удастся увидеть своего героя ближе и написать его. В Киеве в 1886 — 1889 годах Врубеля отвлекали от заветного образа другие грандиозные замыслы, прежде всего эскизы для росписи Владимирского собора. Кроме того, ему нужно было непрерывно работать для хлеба насущного, и все же образы, навеянные поэзией Лермонтова, продолжали жить в нем, нетерпеливо ждали воплощения. В последний год своей жизни в Киеве Врубель сделал три акварели к Лермонтову: «Печорин на диване», о которой уже говорилось, «Кирибеевич» из «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» и «Голова Демона» на фоне гор. Можно думать, что Лермонтов стал ему еще ближе и он пробовал себя в иллюстрациях к произведениям поэта, не зная тогда, что вскоре получит заказ на рисунки к юбилейному изданию и почти на всю остальную жизнь поселится в Москве. Врубель думал и о проекте памятника поэту.

Текст выступления:

В своих рисунках к «Герою нашего времени» Врубель выбрал главные сюжетные узлы в повестях «Бэла» и «Княжна Мери». Из первой он взял момент разговора Азамата с Казбичем, подслушанный Максимом Максимычем. «Никогда себе не прощу одного,— говорит у Лермонтова штабс-капитан,— черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорью Александровичу все, что я слышал, сидя за забором; он посмеялся,— такой хитрый! — а сам задумал кое-что». Конечно, если бы не страсть «безумного мальчишки» к Карагёзу, в которой он признался «разбойнику» Казбичу, предлагая ему за коня все, даже свою сестру, то Печорину никогда бы не удалось похитить Бэлу, ему не пришло бы это и в голову — отсюда берет начало дальнейшее психологическое и сюжетное развитие повесть Лермонтова.
Врубель, кажется, решил во всем следовать за писателем в изображении облика персонажей и непримиримого их столкновения. Казбич у него такой, как он описан Максимом Максимычем: «...рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий...» Пятнадцатилетний Азамат — «головорез», избалованный, падкий на деньги, самолюбивый и вспыльчивый. «А бывало, мы его вздумаем дразнить, так глаза кровью и нальются, и сейчас за кинжал». Удивительна и необъяснима та убежденность, с которой даны Врубелем эти характеры! Они настолько лермонтовские, что кажется, будто писатель и художник имели перед глазами одну и ту же натуру, один прототип... Между тем в этой работе их разделяла половина века и, мало того, Врубель никогда не бывал на Кавказе, но создал в Казбиче образ настоящего черкеса — абрека, воинственного свободолюбивого горца. Даже Карагёз у Врубеля такой, как описал его Лермонтов: «...и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно... Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги — струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила: скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена — как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойничья лошадь!..»
Сначала Врубель выполнил большой рисунок в половину листа светло-коричневой бумаги черной акварелью с белилами, замечательный по цельности и компактности образно-композиционной увязки всего изображения. Главное здесь — безумная ярость оскорбленного Азамата, которого Казбич пренебрежительно оттолкнул к плетню; это не подросток, а разъяренный раненый волк: с бешеным оскалом зубов и горящими глазами хищника Азамат готовится к новому прыжку; в то же время мужественный, уверенный в себе абрек сел на коня и предостерегающе схватился за рукоять кинжала. Азамат в центре листа, хотя его фигура на втором плане, он как бы попал в западню, из которой нет выхода: справа — Казбич, слева Карагёз, который преданно смотрит на своего хозяина, готовый исполнить тотчас его волю. Удивительно красивое и глубоко выразительное по смыслу повести сочетание трех образов в одном «трехголовии», каждый из которых острохарактерен, выразителен, верен тексту. стить изображение до буквального иллюстрирования текста.
Может быть, впервые в жизни Врубель принуждал себя слушать критику заказчиков и со скрежетом зубовным или иронической улыбкой переделывать, доделывать, исполнять вновь немало рисунков, которые в первых вариантах были самыми удачными. В результате больше десятка прекрасных рисунков не вошли в издание, несколько вариантов было порвано их автором, и все оригиналы сохранились для истории русского искусства только благодаря друзьям художника.

Среди работ к «Герою нашего времени», мы найдем три рисунка: «Княжна Мери и Грушницкий», «Дуэль Печорина с Грушницким» и «Печорин на диване», которыми исчерпывается участие Врубеля в иллюстрировании романа. Последовательность рассмотрения рисунков в данном случае подсказывает их расположение во втором томе издания: в самом начале романа идет изображение Печорина на диване, которое помещено как эпиграф перед названием. Очевидно, редактор и художник считали этот рисунок заглавным портретом героя романа, раскрывающим самое важное в характере, а не только иллюстрацией к ночи перед дуэлью,— к тем страницам, с которыми он сюжетно связан: «И, может быть, я завтра умру! и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно».
В истории рождения этого рисунка есть какая-то тайна, потому что современники его создания оставили не во всем совпадающие свидетельства. Яремич, со слов Е. П. Кончаловской, излагает эту историю следующим образом: «В один из вечеров по обыкновению сидели за чаем у Кончаловских, Врубель вдруг встал из-за стола, пошел в кабинет отца Е. П., взял чернила и сделал Печорина на диване — тот самый лист, который вошел в издание сочинений Лермонтова; и сделал в полчаса, а может быть, в час и, показывая барышням совершенно законченный рисунок, спрашивал: „Что, можно в этого господина влюбиться?» Но Н. А. Прахов, утверждавший, что многие рисунки к Лермонтову появились на его глазах, писал: «Для типа Печорина, сидящего в кабинете на оттоманке, покрытой восточным ковром, Врубелю послужил молодой моряк Н. Д. Свербеев, приезжавший на короткий срок в Москву к своим сестрам Елене и Любови, красивым молодым девушкам, бывавшим у Мамонтовых вместе со своей теткой С. Д. Свербеевой... Коля Свербеев, как его звали у Мамонтовых, даже позировал Врубелю, что бывало очень редко».
Что произошло в самом художнике за два года, отделяющие московский рисунок Печорина от его киевского предшественника? Сравнение этих двух образов показывает, что в московском листе Печорин совсем иной, чем в киевском: в нем нет совсем или слишком мало автопортретных черт Врубеля, образ резче, демоничнее; это — потомственный аристократ, молодой «светский лев» и романтический герой одновременно. Очевидно, художник во втором рисунке желал создать портрет Печорина таким, как его видел Лермонтов, но все же не мог отрешиться и от своего представления и невольно отступил кое в чем от литературного портрета, от описания облика «Героя нашего времени». У Врубеля, как и у Лермонтова, Печорин — красавец: «...стройный тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными...». Но вопреки Лермонтову у Врубеля Печорин скорее высокого, чем среднего роста; нос у героя нисколько не «вздернутый», а врубелевский — тонкий, орлиный; художник подчеркнул «бледный благородный лоб», живописно обрисованный вьющимися от природы волосами (это было и в первой акварели), он стремится нарисовать худобу «его бледных пальцев» и следует за автором во всех остальных деталях литературного портрета: «Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные — признак породы в человеке... карие глаза; о глазах я должен сказать еще несколько слов.
Во-первых, они не смеялись, когда он смеялся!.. Это признак — или злого нрава, или глубокой, постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный...»
Это описание внешности, особенно выделенные нами строки, убедительнее, яснее «читаются» в московском рисунке, где Врубель стремился уйти от себя и дать во всем лермонтовского Печорина, хотя герой оставался в чем-то близким художнику. Продолжая сравнение, мы увидим, что для иллюстрации Врубель выбрал другой момент ночного бдения Печорина перед дуэлью. В первом рисунке — свечи зажжены недавно, герой сидит на диване в начале ночи; он размышляет, может быть, о состоявшемся против него заговоре, о том, как перехитрить своих противников, может быть, о прошедшей жизни, о своей судьбе. В иллюстрации — свечи догорели... «Наконец рассвело. Нервы мои успокоились» — Печорин изящно полулежит на оттоманке; он полон решимости и силы, он готов к дуэли,— риск, возможность смерти не тревожат его, он «доволен собой». Антураж портрета изменился мало — та же оттоманка, покрытая восточным ковром, оружие на стене, тот же низенький восточный столик с витыми ножками,— лишь ампирный стул передвинут вправо от столика, и все жилище Печорина нарисовано пластичнее в свете раннего утра. Некоторые отступления Врубеля от описания внешности героя не заслоняют главного — это лермонтовский Печорин, портрет героя, адекватный литературному, по праву занявший место заглавной иллюстрации романа.
К сказанному нужно добавить, что, создавая образ Печорина, Врубель, наверное, внимательно перечитал статью Белинского о романе, потому что, как мы думаем, свое понимание Лермонтова он сверял с пониманием критика и мыслителя, суждениям которого доверял с юношеских лет. В статье о «Герое нашего времени» Белинский писал о рефлексии века, которая приводит даже незаурядных людей к апатии и охлаждению к жизни: «Отсюда: томительная бездейственность в действиях, отвращение ко всякому делу, отсутствие всяких интересов в душе, неопределенность желаний и стремлений, безотчетная тоска, болезненная мечтательность при избытке внутренней жизни. Это противоречие превосходно выражено автором...». Рисунок служит подтверждением тому, что художник разделял этот вывод критика.
Превосходным дополнением к портретному образу героя служит лист «Дуэль Печорина с Грушницким». Бесстрашие, гордость и безмерный эгоизм Печорина, не остановившие его руку в момент дуэли, поглотившее его целиком чувство смертельной мести слабому и жалкому Грушницкому, вместе со всем окружением офицеров ненавидевшему надменного «аристократишку», здесь ничем не завуалированы. Облик Печорина тот же или почти тот же, что и в портретной композиции, но его презрение ко всему на свете, утверждение своего превосходства яснее выступают в выразительности породистого лица, в твердой постановке фигуры.
Врубель шел за Лермонтовым и в изображении дуэли и места действия: узенькая треугольная площадка на вершине отвесной скалы «была покрыта мелким песком, будто нарочно для поединка. Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор...». Поразительно точно найден художником этот высокогорный пейзаж с помощью черной акварели и белил на коричневой бумаге! Деталей здесь меньше, чем в предшествующем рисунке,— лишь пустой ящик для пистолетов и один из них, отброшенный Печориным...
«Я выстрелил... Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легким столбом еще вился на краю обрыва. Все в один голос вскрикнули. — Finita la comedia! — сказал я доктору.
Он не отвечал и с ужасом отвернулся».
Этот момент и выбрал Врубель за литературную основу своей композиции. На том месте, у острого угла скалы, где стоял Грушницкий, над обрывом клубится легкий столб «праха», переданный с помощью акварельной размывки, а еще дальше громоздятся складки гор, закрывая собой небо. Печорин только что произнес свои мрачно-жестокие, тяжелые и для него, «как камень на сердце», слова... В его фигуре выражена твердость человека, взявшего на себя «всю тягость ответственности», холодного, как камень. Секунданты — драгунский капитан и доктор — отвернулись от него.
Другие персонажи романа, кажется, не интересовали Врубеля. В рисунке «Княжна Мери и Грушницкий» не видно стремления художника к основательности психологического выражения характеров. Антипод героя смотрится просто несчастненьким солдатиком, а княжна — хорошенькой куколкой: «Легче птички она к нему подскочила, нагнулась, подняла стакан и подала ему...» — большего, кажется, художнику было не нужно. Но в этой иллюстрации, отправной в повести по своему сюжетному ходу, не вдаваясь в психологию, художник решает другую художественную задачу: с помощью особой пуантилистической техники рисунка он создает поэтическое ощущение зарождения любви Грушницкого к Мери — раненого бедного юнкера к недоступной красавице княжне. «Воздушность», поэтическая атмосфера этой встречи у нарзанного источника во многом обусловлены этой манерой письма «точками», которая помогает передать прозрачную трепетность солнечного воздуха и овеянных им фигур. Интересно, что в этом рисунке облик Мери — создание воображения художника. У Лермонтова о ее внешности сказано немного и так, как ее видит Печорин: стройная, «прехорошенькая», «ее легкая, но благородная походка имела в себе что-то девственное, ускользающее от определения, но понятное взору», «бархатные глаза... нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках...»

Защита и презентация исследовательского проекта 4 группы: «Демон М. Лермонтова и М. Врубеля»

Текст выступления:

Поэтический мир Лермонтова - это тревожный мир исканий, напряженной мысли, нерешенных вопросов и больших философских проблем. Это мир высоких, прекрасных чувств: любви, дружбы. Мир глубоких, тонких переживаний человеческой души. А все творчество поэта проникнуто томлением, тоской по идеалу.

Лермонтов видел природу глазами художника, он слушал её, как музыкант. В его поэтическом мире все звучит и поёт, всё сверкает и переливается красками.

Поэзия Лермонтова - исповедь человеческой души. Она отличается исключительной полнотой и так же насыщена внутренним чувством - идеями, эмоциями, желаниями, жизнью, поэтическими образами, - как переполнена и душа поэта.

Именно такой я вижу поэму «Демон» - прекрасный шедевр, потребовавший от создателя многих усилий и стараний на протяжении 10 лет. Михаил Юрьевич Лермонтов долго работал над тем, чтобы довести его до совершенства, но, к большому сожалению, жизнь поэта оборвалась, когда ему не исполнилось ещё и 27 лет. Если бы этого не случилось, то, без сомнения, он вернулся бы ещё раз к «Демону», с тем чтобы художественно завершить поэму.

Об этом свидетельствует отказ Лермонтова опубликовать «Демона» в «Отечественных записках». Аким Шан-Гирей, близкий к Лермонтову, вспоминая свой последний разговор с ним о «Демоне» и приводя слова, сказанные писателем: «Демона мы печатать погодим, оставь его пока у себя», - толкует их в том смысле, что автор хотел ещё «подумать» над своим произведением. «Не сомневаюсь, - писал Шан-Гирей, - что только смерть помешала ему привести любимое дитя своего воображения в вид, достойный своего таланта»,

Поэма «Демон» - итог упорной поэтической работы и многолетних философских раздумий.

Истоки «Демона»

Истоки поэмы кроются в юношеской лирике Михаила Юрьевича Лермонтова, с которой особенно тесно соприкасаются ранние очерки поэмы. К 1829 году относится стихотворение «Мой демон», навеянное пушкинским «Моим демоном», однако совершенно самостоятельное по своей интерпретации. Это самое раннее обращение к теме демона. Написано одновременно с первым наброском поэмы «Демон». В «Моём демоне» частично уже обрисовываются контуры будущей поэмы и образ её героя: «собранье зол» - стихия демона, он мрачен и уныл, вселяет недоверчивость, презирает чистую любовь, отвергает все моленья, равнодушно видит кровь; у него — неземные очи: «несясь меж дымных облаков, он любит бури роковые...»

Два года спустя поэт пишет под тем же заглавием другое стихотворение, в котором повторяется только начало, но поэтическая характеристика героя дается затем в сущности уже иная, нежели в стихотворном наброске 1829 и в поэме «Демон». Зато в этом втором варианте лермонтовского «Моего демона» подчеркнута и как бы предсказана личная, субъективная и роковая связь самого автора с его зловещим созданием:

И гордый демон не отстанет,

Пока живу я, от меня...

Действительно, демонические образы и настроения неотступно преследуют в эти годы воображение поэта.

В ранней лирике Лермонтова намечается тематика и постепенно вырабатывается фразеология создаваемой поэмы. Лирический герой стихотворения «Одиночество» (1830) уподобляется Демону:

Один я здесь, как царь воздушный,

Страданья в сердце стеснены,

И вижу, как судьбе послушно,

Года уходят будто сны...

Царь воздушный, вознесенный в космические пространства, живописуется и в стихотворении «Смерть» (1830 или 1831):

И опустело небо голубое;

Ни ангел, ни печальный демон ада

Не рассекал крылом полей воздушных,

Лишь тусклые планеты, пробегая,

Едва кидали искру на пути...

Чертами демонизма отмечены образы Вадима в одноименном романе и Арбенина в «Маскараде». Несомненную связь с «Демоном» имеют ранние поэмы Лермонтова «Азраил» и «Ангел смерти».

Замечательна стихотворная миниатюра 1832 года «Бой», изображающая поединок двух воздушных бойцов: «один - серебряной обвешан бахромою», другой, полный злобы, - «в одежде чернеца». Поединок кончается победой «младого воина», олицетворяющего светлое начало:

И кони их ударились крылами...

И пал на землю черный конь.

Противопоставления темного, демонического начала светлому, небесному, антитеза «демона» и «ангела» становятся привычными в стихах Лермонтова. В поэтической исповеди «1831-го июня 11 дня» («Моя душа, я помню, с детских лет чудесного искала») он говорит, что образы, тревожившие его печальную мечту, не походили на существ земных: «все было ад иль небо в них».

Чем так притягателен образ Демона у Лермонтова и Врубеля? Известно, что Лермонтов был постоянно неудовлетворен своей поэмой о Демоне, постоянно переписывал ее заново, так что в настоящее время известно целых девять различных редакций "Демона". Проживи Лермонтов еще, нет сомнений, что "Демон" продолжал бы меняться, так что, в итоге, он возможно стал бы совершенно другим по сравнению с тем, каким мы знаем его сейчас. Люди, лишенные какого-либо метафизического или религиозного чувства, склонны считать это увлечение демоном лишь игрой воображения или данью моде. Немногие понимают, что образ демона есть реальный, несомый с незапамятных времен опыт души, для которой это являлось живым переживанием, а не фантазией. Постоянно пробивавшиеся сквозь житейское сознание воспоминания о прошлых существованиях и встречах с Демоном, заставляли и Лермонтова, и Врубеля вновь и вновь переписывать свои произведения, доходя порой до полного душевного истощения... Как сказал Александр Блок о Врубеле: "Именно в нем наше время воплотилось в самое красивое и самое трагичное, на что оно только было способно... Возвращаясь в своих созданиях постоянно к "Демону", он лишь выдавал тайну своей миссии. Он сам был демон, падший прекрасный ангел, для которого мир был бесконечной радостью и бесконечным мучением..."

Демон Врубеля - в чем-то близкий лермонтовскому, а в чем-то другой. Во всем многообразии его оттенков и ликов можно различить три основных. Первый – обуреваемый сомнениями и жаждой познания. Он сродни и байроновским титанам, и герою Лермонтова. Второй аспект этого же образа – его смягченная, «примиряющая» ипостась; тот, кто у Лермонтова «похож на вечер ясный – ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет» ; он печален, задумчив, но не озлоблен. Третий лик Демона – лик отверженного и ожесточенного, проклинающего и проклятого. Но нигде он не является носителем зла и коварства.

Существует версия, что непосредственным поводом для врубелевского Демона была постановка оперы А. Г. Рубинштейна в Киеве И. П. Прянишниковым с певцом И. В. Тартаковым в главной роли. Н. А. Прахов вспоминал, что после спектакля взволнованный Врубель сделал в их доме акварельный набросок одной артистки хора: «Его пленило, как он объяснял, живописное, красочное сочетание золотисто-желтого корсета, черных волос, малиново-красной шапочки и металлического кувшина с узкой, длинной шейкой... После этого спектакля мы, всей семьей, еще несколько раз слушали оперу „Демон", и Михаил Александрович был нашим неизменным спутником. Дома он много говорил о художественных достоинствах этой поэмы Лермонтова и цитировал из нее отдельные места.
Память зрительная и слуховая, в особенности на стихи, была у Врубеля исключительная. Он утверждал, что художник Зичи, иллюстрировавший поэму Лермонтова, не понял ее, что вообще „Демона" не понимают — путают с чертом и дьяволом, тогда как черт по-гречески значит просто „рогатый", дьявол — „клеветник", а „Демон" значит „душа" и олицетворяет собой вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревающих его страстей, познания жизни и не находящего ответа на свои сомнения ни на земле, ни на небе».
В течение пяти лет Врубель сроднился с Демоном как со своим духовным двойником, с чем-то или кем-то, кто жил не только в образном воображении художника, но как будто и вне его, сам по себе. Не исключена возможность, что художник вел мысленный диалог со своим героем — иначе отцу не показалось бы, что Миша впадает в мистицизм, слишком задумывается над холстом. За это время Врубель хорошо изучил характер своего духа, который являлся ему чаще всего «с глазами, полными печали», как лермонтовской Тамаре... но облик его был «туманный», и Врубель не мог видеть отчетливо черты его лица, фигуру, одежду.

После окончания работ над иллюстрациями к произведениям Лермонтова Врубель почти десять лет не возвращался к теме демона. Не возвращался, чтобы потом вновь взяться за нее - и остаться с ней навсегда. В последние годы жизни тема Демона стала центральной в жизни Врубеля. Он создал множество рисунков, эскизов и написал три огромные картины на эту тему - Демон сидящий, Демон летящий и Демон поверженный. Последнюю из них он продолжал "улучшать" даже тогда, когда она уже была выставлена в галерее, тем самым изумляя и пугая публику. К этому времени относится ухудшение физического и психического состояния художника, что только подлило масла в огонь и укрепило уже возникшую легенду о мастере, продавшем душу дьяволу.