ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение………………………………………………………………………………...3
Актуальность проблемы. Обоснование выбора исследования
Характеристики исследования
Краткий обзор изученной литературы по теме исследования
Основная часть
Грамматика и философия любви в лирике норильских поэтов………………. 8
Наталия Блохина………………………………………………………………………. 9
Юлия Меркушова……………………………………………………………………...12
Людмила Знаева………………………………………………………………………..12
Елена Ягумова………………………………………………………………………….15
Ольга Грицаенко……………………………………………………………………….17
Елена Гатилова…………………………………………………………………………19
Заключение…………………………………………………………………………….19
Список литературы…………………………………………………………………..21
Приложения……………………………………………………………………………22
ВВЕДЕНИЕ
АКТУАЛЬНОСТЬ ПРОБЛЕМЫ. ОБОСНОВАНИЕ ТЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Стихи норильских поэтесс, среди которых много ярких, талантливых индивидуальностей, для читателей-земляков стали открытием и откровением. Обращение к обозначенной проблеме исследования обусловлено пониманием философской глубины удивительно тонкой, проникновенной, но мало исследованной темы любви в норильской поэзии, а также научным интересом к возможностям грамматики, закономерно возникающим при изучении поэтического текста.
Эта работа посвящается всем, кто в наше стремительное время сохранил потребность в общении с поэзией.
ХАРАКТЕРИСТИКИ ИССЛЕДОВАНИЯ
Объектом исследования являются стихотворения норильских поэтов о любви.
Предметом исследования являются преимущественно грамматические средства выражения модальности в любовной лирике.
Гипотеза заключается в следующем: исследование поэтической грамматики позволит более глубоко раскрыть философию любви в стихотворениях норильских авторов, поэтическую индивидуальность авторов.
Цель исследования - осмыслить философию любви в лирике норильских поэтов через анализ лингвопоэтических средств модальности и выяснить их художественные возможности.
Задачи исследования –
изучить литературу по теме исследования;
опираясь на лингвистические исследования в области поэтической грамматики текста, раскрыть поэтическую специфику их грамматики;
выяснить возможности и художественно – философское значение грамматических категорий, составляющих содержание модальности в поэтических текстах;
В работе использовались следующие методы и приёмы: сопоставительный, текстовый анализ, элементы стилистического анализа, метод словарных дефиниций, а также общенаучные приёмы наблюдения, обобщения, описания.
Актуальность исследования определяется не внутринаучными проблемами (к их решению я ещё не готова). Она связана с практической необходимостью разработки лингвистического анализа поэтических текстов, которую постоянно ощущает и исследователь-интерпретатор, берущийся анализировать поэтический текст на основе комплексного подхода, и школьник, «вынужденный» анализировать стихотворения, и любой читатель, стремящийся к глубокому пониманию художественного произведения.
Теоретическая значимость работы видится в описании средств выражения модальности в поэтическом тексте, в том числе и имплицитных средств; в изучении возможностей грамматики как средства создания языковой личности в любовной лирике.
Научная новизна исследования отражается в следующем: специфика поэтических текстов, состоящая в наличии в их семантической структуре особого художественного смысла – категориального, который создается средствами грамматического уровня и играет определяющую роль в процессе восприятия текста, рассмотрена на материале любовной лирики норильских поэтов. Лексический уровень как основной источник семантики находится в зависимом положении по отношению к грамматическому уровню.
КРАТКИЙ ОБЗОР ИЗУЧЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПО ТЕМЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
О, грамматики русской кристалл…
Марк Хасдан
Изучение лингвистической литературы по теме исследования позволило посмотреть на поэтический текст научным взглядом и открыть богатые возможности для его философского постижения. Я выяснила, что устройство поэтического текста одновременно и препятствие и основа для исполнения языком его функций, что отсутствие первичной соотнесенности с внеязыковым миром является неустранимой чертой стихотворного текста. Стихотворные высказывания как будто лишены основного механизма, обеспечивающего связь с внеязыковым миром. «Это свойство препятствует исполнению языком его коммуникативной функции — обмену сообщениями о неязыковом мире, «передаче информации от говорящего к слушающему», - читаем в Лингвистическом энциклопедическом словаре 1990 года. Парадокс состоит в том, что стихотворный текст наделен способностью к потенциально неограниченным множественным внеязыковым соотнесениям. И не случайно поэзия, вычеркнутая из нашей повседневности, становится языковым выражением знаний и общечеловеческих ценностей
В языковом сознании есть способность к восприятию сигналов, побуждающих читателя к включению «поэтического языкового сознания». Я попыталась продвинуться в понимании механизмов понимания поэтического текста.
Поэтическое мышление самое «загадочное». Интуитивно оно опознается многими людьми, равно как и его отсутствие. «Однозначность» текста — явный признак отсутствия поэтического мышления.
Важнейшей чертой поэтического языка является образность. Обычное общенияе включает в себя такие требования избегать неоднозначности. Но образы бывают далеко не всегда понятными, то есть поэтический язык лишает себя механизмов, обеспечивающих «нормальное» его функционирование, чуть ли не намеренно прибегает к самым сложным, самым «коммуникативно отталкивающим» структурам. При этом поэтическое мышление дает нам исключительно глубокое познание мира.
Проблема соотношения грамматической и смысловой сторон текста связана с изучением языковых средств создания поэтичности, то есть с обращением к формальной стороне произведения. Мысль о влиянии грамматической организации поэтического произведения на смысл текста высказывалась отдельными исследователями на протяжении всего развития поэтики как науки. О грамматике как средстве художественной выразительности говорили ещё античные учёные.
Особую актуальность в науке о художественном тексте вопрос «грамматики поэзии» приобрел во второй половине XX в. После выхода работ P.O. Якобсона, который выделил стихотворения, где грамматика играет ведущую роль, в отдельный объект исследования.
Исследователи в области истории языкознания не раз отмечали, что глубокое изучение вопроса о влиянии формальной, и в том числе грамматической, организации поэтического текста на его смысл было «спровоцировано» развитием модернизма в поэзии начала XX в. Его представители, интуитивно придя к пониманию особой роли формальной стороны текста в образовании смысла, при создании своих произведений большое значение придавали их форме и даже экспериментировали с грамматикой. История располагает свидетельствами самих поэтов о том, насколько значимыми являются грамматические характеристики языковых единиц в работе над созданием поэтических произведений. Роман Якобсон говорит о том, что «сухая грамматика становится колдовским заклинанием». Рассуждая о природе поэтического творчества, близкие мысли разделяли М. Цветаева, И.Бродский и другие поэты. Одной из основополагающих была мысль В.Б. Шкловского, сформулированная им в статье 1919 г. «Искусство как прием»: «Приемом искусства является прием «остранения» вещей и прием затрудненной формы, увеличивающей трудность и долготу восприятия, так как воспринимательный процесс в искусстве должен быть продлен: искусство есть способ пережить деланье вещи, а сделанное в искусстве неважно». Эта же мысль в интерпретации P.O. Якобсона звучит так: «Форма существует для нас лишь до тех пор, пока нам трудно ее воспринять, пока мы ощущаем сопротивляемость материала».
В трудах Ю.М. Лотмана были определены механизмы образования художественного смысла на грамматическом уровне стихотворений, в которых «грамматическая структура задает отношение между сегментами текста».
В постмодернизме полем деятельности автора становится не просто искусство поэзии, но и филология в широком смысле слова. Современный поэт, как правило, обладает специфически филологическим восприятием своей деятельности. Филологическое мышление сегодня – это синкретическое мышление. Поэты начинают пользоваться методами филологической науки, научным дискурсом. Язык из инструмента описания мира становится объектом описания и понимается поэтами не только как коммуникативное средство, но и как форма существования субъекта, и, более того, как его сущность, поэт – лишь инструмент языка. Об этом, в частности, в своей Нобелевской речи говорил Иосиф Бродский: «Именно язык диктует стихотворение, и то, что в просторечии именуется Музой, или вдохновением, есть на самом деле диктат языка». Поэтическое сознание фиксируется на художественном осмыслении грамматики, фонетики, орфографии и т.д. Лингвистический термин в таком поэтическом тексте неизбежно превращается в троп, актуализируя двойной смысл слов: терминологический и обиходный. Характерны названия сборников поэтов конца века: «Часть речи» – И. Бродский, «Прямая речь» А. Кушнер, «Обращение» – В. Кривулин, «Глаголы несовершенного времени» и «Наречия и обстоятельства» – В. Строчков, «Неправильные глаголы» М. Яснов и др.
Таким образом, язык является не абстрактной системой, не материалом для говорения, а материалом субъективной деятельности. Конец ХХ века в лингвистике
ознаменовался увеличением интереса к языку не как к знаковой, а как к антропоцентрической системе, целью изучения которой является речемыслительная деятельность человека. Эти процессы неразрывно связаны с модальностью.
Об этой категории, её языковой природе и составе частных значений высказывается множество противоречивых точек зрения. Большинством авторов в ее состав включаются значения, разнородные по своей сущности, функциональному назначению и принадлежности к уровням языковой структуры. Модальность до сих пор не получила полного объяснения в связи с ее многоплановостью, специфичностью языкового выражения.
Понятие «модальность» впервые появилось в «Метафизике» Аристотеля (он выделил три основных модальных понятия: необходимость, возможность и реальность), откуда перешло в классические философские системы. Теоретической же базой для широкого толкования категории модальности в лингвистике принято считать исследования В.В. Виноградова, которому принадлежит первая в истории русского языкознания всесторонняя её характеристика. Им классифицированы средства ее выражения. В своей работе «О категории модальности и модальных словах в русском языке», академик пишет: «Так как предложение, отражая действительность в ее практическом общественном сознании, естественно отражает отнесенность (отношение) содержания речи к действительности, то с предложением, с разнообразием его типов тесно связана категория модальности».
Данная категория включается ученым в сферу синтаксиса, где проявляет себя в отношении к действительности с позиции говорящего. Учёный использует синонимично термины «модальные значения», «модальные оттенки», «экспрессивно-модальные оттенки», к которым относит «все то, что связано с отношением говорящего к действительности». Модальными считаются
- значения желания, намерения, стремления произвести или производить какое – нибудь действие;
- изъявление воли к осуществлению какого- нибудь действия, просьба, повеление, приказание;
- эмоциональное отношение, эмоциональная характеристика, морально- этическая оценка, эмоционально- волевая квалификация действия;
- значения ирреальности (гипотетичности);
- значения уступки, допущения, обобщения, заключения;
- количественная и качественная оценка отдельных мыслей из состава сообщения.
В.В.Виноградов включает в содержание модальности большой круг значений, в том числе и эмоционально- экспрессивные.
Термин «модальность» используется различными науками: философией, логикой, языкознанием, литературоведением, это угол зрения, который определяет взгляд человека на окружающий его мир.
Объективная модальность является обязательным признаком любого высказывания, представляет собой одну из категорий, формирующих предикативную единицу – предложение. Она выражает отношение сообщаемого к действительности в плане реальности и ирреальности. Отношение действия к действительности может быть различным: если действие мыслится как реальное, то мы имеем модальность действительности; если же действие мыслится как нереальное, возможное или невозможное, как желательное или вероятное, то это модальность недействительности.
Знакомство с научной литературой показало, что современном языкознании трактовка термина «модальность» широка, но в любую трактовку данного понятия обязательно входит элемент оценочности: отношение в явном или скрытом виде включается в любое истолкование модальности. Категория модальности является одной из языковых универсалий, она может находить выражение на различных уровнях языка (морфологическом, синтаксическом, интонационном). Несомненно, данная категория присутствует и среди характеристик текста. Языковыми средствами выражения модальности являются морфологическая категория наклонения глагола, модальные глаголы, модальные наречия и частицы, аффиксы с модальным значением, просодические средства модальности, средства организации модальности текста, а также слова с модальным компонентом в значении.
Некоторые учёные выделяют реальную модальность, при которой содержание предложения рассматривается как совпадающее с реальной действительностью (речь в данном случае идет о предложениях в утвердительной и отрицательной форме) и нереальную со следующими разновидностями: условность, побудительность, желательность, должествование и близкие к ней возможность - невозможность. Эмоциональностью могут сопровождаться предложения с самыми разными модальностями: утвердительная и отрицательная модальности могут быть окрашены эмоциями радости, сочувствия, приветливости и, наоборот, эмоциями печали, досады, сожаления; теми же и многими другими эмоциями могут сопровождаться и модальности побудительности, должествования.
Иногда модальность определяется как субъективно-объективное отношение содержания высказывания к действительности с точки зрения достоверности его, реальности, соответствия или несоответствия действительности. Противопоставление модальности реальной (прямой) и модальности нереальной (ирреальной, косвенной, гипотетической, предположительной) и ложится в основу модальной характеристики предложения.
Основное модальное значение, или объективная модальность, есть необходимый конструктивный признак каждого предложения, субъективная модальность- признак необязательный, факультативный; субъективная модальность, не меняя основного модального значения предложения, преподносит это значение в особом освещении.
К сфере модальности относят также противопоставление высказываний по характеру их коммуникативной установки, разную степень уверенности говорящего в достоверности его мысли о действительности; различные видоизменения связи между подлежащим и сказуемым, оценки достоверности, средства коммуникативной установки высказывания, утверждения-отрицания, засвидетельствованности. Между значениями субъективной и объективной модальности и способами их языкового выражения не существует резкой грани. Для выражения того и другого вида модальности нередко могут использоваться одни и те же языковые средства.
Модальность текста помогает воспринимать текст не как сумму отдельных единиц, а как цельное произведение. Для определения модальности текста, по мнению Валгиной, очень важен образ автора - «воплощённое в речевой структуре текста личностное отношение к предмету изображения»), который играет цементирующую роль – соединяет все элементы текста в одно целое и является семантико-стилистическим центром любого произведения.
Поэтический текст представляет собой субъективную модель мира, и модальность является основной категорией, необходимой для её создания.
В науке имеется не только систематизированное позитивное знание о грамматических категориях в современном русском языке, но и важные открытия способов их осмысления в речи, в том числе в поэтическом тексте. При этом творческая индивидуальность автора, неповторимость его поэтического таланта открывает непостижимые горизонты в осмыслении богатейших возможностей русской «грамматики любви».
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
ГРАММАТИКА И ФИЛОСОФИЯ ЛЮБВИ» В ЛИРИКЕ НОРИЛЬСКИХ ПОЭТОВ.
Исследование грамматических средств выражения модальности в любовной лирике и их художественного значения
Любовь косноязычием страдает.
Марк Хасдан
Обратимся к исследованию стихотворений.
НАТАЛИЯ БЛОХИНА
Одинокость чувства, его невзаимность и безотрадность передаётся сослагательным наклонением глаголов, которое, как известно, обозначает нереальное действие. «Осколки» любви сохраняются в памяти лирической героини с помощью «реальных» по своему грамматическому значению изъявительных форм прошедшего времени, но прошедшие формы подчинены сослагательным, потому что возникают в строфе после них и как бы «подвластны» им. Грамматическое взаимодействие в одной строфе «реального» изъявительного и «нереального» сослагательного создаёт атмосферу «полуреальности», в которой живёт лирическая героиня Наталии Блохиной: любовь ушла и осталась только в душе женщины, тщетно пытающейся сохранить это чувство:
Я бы давно тебе письмо прислала Забыла имя я своё… Устала…
И разучилась в письмах целоваться.
Я б от души тебе напела песен Только забыла, как звучит мой голос…
Беспомощность (= нереальность) попыток вернуть любовь или хотя бы продлить её передаётся сослагательными наклонениями, которые в первых строках первых четырёх строф чередуются как грамматические контекстные антонимы с придаточными обстоятельственными цели и вступают в конфликт с ними:
первая строфа вторая строфа
Я бы давно тебе письмо прислала…
А чтоб твоё не позабылось имя…
третья строфа
четвёртая строфа
Я б от души тебе напела песен…
А чтобы мне твой голос не забылся…
Психологически конфликтное чередование грамматических форм есть не что иное, как отражение противоречивых переживаний в душе лирической героини: драматическая нереальность, невзаимность любви, передающаяся сослагательным наклонением, сменяется робкой надеждой на её сохранение хотя бы в памяти (использованием придаточных обстоятельственных цели). Этот эффект усиливается синтаксическим параллелизмом и анафорой.
В пятой и шестой строфах этот порядок разрушается «победой» сослагательных наклонений. В последней строфе исчезнувшая надежда передаётся не только окончательным сохранением сослагательности, но и кольцевым композиционным повтором первых строк первой и последней строф стихотворения. Видимо, лирическая героиня подсознательно чувствует обречённость, «безбудущность» чувства. Поэтому, наверное, так неубедительны причины её «бездействия» по спасению любви («Да вот беда: не знаю телефона…»; «Не на устах, а на словах – печать!»):
первая строфа Я бы давно тебе письмо прислала…
сослагательное наклонение
вторая строфа
А чтоб твоё не позабылось имя…
придаточное
третья строфа
Я б от души тебе напела песен…
сослагательное наклонение
четвёртая строфа
А чтобы мне твой голос не забылся…
придаточное
пятая строфа
Смогла – давно тебе бы позвонила…
сослагательное наклонение
последняя строфа
Я бы давно тебе письмо прислала…
сослагательное наклонение
И всё же «торжество безотрадности» сослагательного наклонения не абсолютно. Если учесть, что это наклонение называют условным, то, возможно, оно содержит в себе потайную (подтекстную) позитивную сему: несмотря на то что сейчас мечта неосуществима, любовь, возможно, жива и ждёт своего счастливого часа.
Лирическая героиня Наталии Блохиной, с её постоянной рефлексией, неудержимым желанием состояться в любви, покоряет своей искренностью, страстностью, уверенностью в себе, отсутствием страха перед завтрашними испытаниями, которым она готова бросить смелый вызов.
В стихотворении «Ты не убьёшь меня своей обидой…» потребность открытого и прямого разговора с возлюбленным вызвана безрадостной очевидностью будущих отношений. Оно построено на «диалоге» грамматических форм будущего и настоящего времени, «психологически взаимодействующих» в каждой строфе. Будущие формы связаны с образом героя и выражают его остывшие чувства, (его «не-любовь»), а настоящие формы раскрывают внутренний мир женщины, живущей предощущением трагической развязки. От будущего (от Любимого) лирическая героиня защищается настоящим. Вот как это «работает» на грамматическом уровне:
строфа будущее время
настоящее время
1
Ты не убьёшь меня своей обидой…
Могу тебя не слышать и не видеть…
2
Ты не убьёшь меня своим презреньем…
Я защищаюсь светом и терпеньем…
3
Ты не разрушишь прошлые мгновенья…
Моё оружье – (=есть) радость и прощенье…
4
Ты не сотрёшь моей забытой тени…
И, падшая, спасаюсь я смиреньем…
5
Ты не отравишь ядом равнодушья… Своей любовью странной не задушишь…
Со мной (=есть) моя любовь – моя звезда…
Не используя обращения как такового, поэтесса придаёт будущим формам повелительную модальность, которая возникает благодаря композиционной форме поэтического обращения, лежащей в основе стихотворения. Таким образом, будущие формы несут двойную семантическую нагрузку: они не только раскрывают характер героя, но и передают возможное состояние будущей реальности - возможное, но поправимое (героиня не принимает такую реальность и чувствует в себе силы изменить её).
Если будущее терзает душу, то прошлое, наоборот, осознаётся как душевное достояние, и, несмотря на то что «побеги шрамов на душе в избытке», лирическая героиня чувствует светлую грусть. Она по-пушкински благодарна судьбе за это счастье – любовь. Пушкинские слова «как дай Вам Бог любимой быть другим», выражаясь стихами Меркушовой, «проросли в звуки (её) бытия»:
Скажу: «Будь счастлив без меня».
Я благодарна лишь за то, что был…
Я чувствую, что отпустила горечь,
Как будто за спиной остались горы,
И говорю: «Будь счастлив без меня».
(«Вдруг понимаю – я теперь ничья…»)
Категоричность будущего времени предыдущего стихотворения здесь уступает место мудрому спокойствию настоящих и прошедших форм. Будущее, появившись в контексте однажды, поглощается этими формами и в этом смысле им подчинено. В обращении к возлюбленному отсутствие категоричности проявляется в отказе от грамматики повелительности. Эта модальность боле мягко создаётся с помощью настоящего времени:
Ничья… Прошу меня не обвинять,
Я чувствую, что отпустила горечь…
Благодаря этим особенностям поэтической грамматики любовная лирика Наталии Блохиной воспринимается как диалог. Диалогичность создаётся без участия диалога. Может быть, потому, что разговор с возлюбленным – это, прежде всего, разговор с самой собой, психологически мотивированная форма бытия лирической героини, тонко чувствующей несовершенство любви, её непостоянство и, несмотря ни на что, благодарной судьбе.
Что твоя милость – радости и боль!
Я не нуждаюсь в облаке обмана.
Смешною не боюсь казаться, странной –
Со мной психея, ласточка, Любовь.
ЮЛИЯ МЕРКУШОВА
«В…любви уверенная сердцем», лирическая героиня Юлии Меркушовой раскрывается во всей глубине ранее пережитых «тысячи влюблённостей». Она обращается к Нему (Творцу или своему избраннику?), исполненная тепла и света, но прошлое живёт в ней мучительной болью, от которой нельзя отказаться, может быть потому, что это значило бы отказаться от себя. ВыСТРАДанность сегодняшнего «я иду уже в тепле» передаётся не только лексикой, но и грамматикой – использованием СТРАДательных причастий прошедшего времени:
… в Твоей любви уверенная сердцем,
Разбитым столько раз за столько лет…
Вся жизнь моя исчерчена, как лист,
исписана стихами беспросветно…
… это всё, что у меня
Вообще-то есть… Разорванное сердце
на тысячи влюблённостей, как яд,
растянутый от юности до смерти.
Их пламя мной испито до конца…
ЛЮДМИЛА ЗНАЕВА
Поэзия Людмилы Знаевой основана на единении прошлого и настоящего; их отношения нередко конфликтные. Так, в стихотворении «Люби такой, какой я стала…» проведена философская параллель между прошлым (любовью) и настоящим (не-любовью). На примере этого поэтического текста попробуем рассмотреть, как взаимодействует поэтическая грамматика и другие уровни языка.
В лексическом строе стихотворения выделяются темпоральные «осенние» метафоры: «позолоченная листва», «осени усталость», «слегка горчащий мёд осенний», «страницы лет», выражающие печальное ощущение забытого (!) в «долгом беге» счастья. На фонетическом уровне оно поддерживается аллитерацией глухих согласных [ст] в первой строфе, создающей безрадостный осенний звукообраз прошлого.
Люби такой, какой я [ст]ала,
Перели[ст]ав [ст]раницы лет.
Над нами осени у[ст]ало[ст]ь,
Её неяркий тихий [с]ве[т].
Осень – время не-любви, но память (тоже темпоральное понятие) бережно хранит светлые воспоминания. Другими словами, память обладает преобразующим началом и моделирует настоящее в поэтическом сознании автора. Но взаимосвязь прошлого и настоящего не бесконфликтна. Грамматическое исследование показало, что текстообразующую роль в стихотворении играет объективная модальность, которая выражается формой повелительного наклонения глагола «люби», доминирующего в лексико-грамматической структуре стихотворения. Так, в первой строке («люби такой, какой я стала») взаимодействие наклонений – повелительного «люби» и изъявительного «стала» - создаёт особый контекст, в котором предикативные части (главное и придаточное предложения) соотнесены по принципу «нереальное – реальное». Это рождает ощущение дисгармоничного столкновения прошлого и настоящего, любви и не-любви – понятий в данном стихотворении темпоральных, обозначающих страницы жизни лирической героини, которая, вопреки известной философии древних (всё течёт, всё изменяется), надеется, что в одну реку можно войти дважды, мечтая «соединить берега».
Ирреальность взаимного (т.е. счастливого) чувства подчёркивается не только лексико-грамматическим повтором «люби» в этом стихотворении, но и контекстной антонимией императивных сказуемых в придаточных предложениях последней строфы (не «говори» о любви, а «люби» меня!).
Изъяснительное придаточное (обещания вечной, нереальной, любви) противопоставлено придаточному обстоятельственному времени (реальной любви, которая живёт в душе героини и, видимо, никогда не умирала).
Повелительную доминанту «люби» поддерживают глаголы «смотри», «не говори», употреблённые в этой же грамматической форме. Ценность сегодняшних мгновений не может сравниться с ирреальными обещаниями вечной любви:
Не говори мне, что навеки,
Люби, покуда я жива.
Жизнь как категория времени состоит из любви и не-любви. Последняя не менее созидательна, чем первая: это не только попытка восполнить психологическую пустоту настоящего, но и движение к истинной любви – главному достоянию жизни, это путь спасения и прозрения героя, только он этого пока не понимает.
Будущее время глаголов в стихотворении «Связали нитями дождей…» указывает на результат осмысления прошлого.
Скажу «люблю», и слово канет,
Как камень, в глубь души твоей.
Взойдёт улыбки робкий свет,
Как штрих моих сомнений вечных.
Если формы будущего и оправдывают в контексте свою изъЯВительность, то только как указатели на результат осмысления реального прошлого. Не случайно в стихотворении «нитями дождей» связаны «и день, и ночь, и быт, и память». Героиня, видимо, не однажды произносила «люблю», и всякий раз ответом на это признание был «улыбки робкий свет». Грядущей реальности формы будущего не выражают, они в контексте не столько изъявительные, сколько, по сути своей, условные, т.е. выражают не реальные состояния, а возможные, или, точнее говоря, предполагаемые. Не удивительно, что сложносочинённое предложение строфы здесь легко трансформируется в сложноподчинённое с придаточным условия: «Если скажу «люблю», то слово канет…» Таким образом, грамматическая категория будущего времени указывает на предопределённую, неотвратимую повторяемость прошлого в отношениях с любимым человеком. Об этом говорит и темпоральный эпитет «вечных», и соотнесённая с ним пространственная метафора «круг поражений и побед». Только в последней строке единственным глаголом в настоящем времени передаётся безусловная реальность бытия, подводится горький итог «неприятья полумеры».
И вот один, исполнен веры,
Костёр разводишь
под дождём.
Эту горечь подчёркивают аллитерации («[ш]трих», «ве[ч]ных», «о[ч]ер[ч]ен», «пора[ж]ений», «так[ж]е», «ро[ж]дён», «[ж]ест», разводи[ш]ь под до[ж]дём»…), создающие кольцевой звукообраз непрекращающегося дождя - эмоциональный фон стихотворения.
В стихотворении «Я к осени ушла, а не к тебе», как и в стихотворении «Люби такой, какой я стала…», образ осени – темпоральное понятие. Осень – не-любовь, а весна – любовь. Автор использует глаголы в повелительном наклонении «верни» и «спаси», обращаясь к осени, и нам становится понятно, что лирическая героиня живет в ирреальном мире, ведь вернуть ничего нельзя. Осень беспощадна, она никогда не обернется весной: слишком поздно. Но лирическая героиня не в силах проститься с пережитым чувством и готова к самому страшному:
Сдвинь брови обличительно и грозно
И яд любви в бокале поднеси.
У Людмилы Знаевой нет ни одного стихотворения, в котором не было бы параллели между реальным и нереальным. Так и в стихотворении «Ты меня пожалей…» происходит чередование ирреального повелительного, выражающего неуверенность в Нём («ты меня пожалей») и реального будущего, ее неискоренимое желание быть счастливой, отдать всю себя ему («я тебя пожалею»).
Более тонкая передача отношений героини с ее возлюбленным достигается использованием метафоры: она – сад (реально), он – надежда слепая (ирреально). И далее в стихотворении продолжается эта «игра» реального:
Я ослепла почти
И почти что оглохла. -
и нереального:
Удержи тонкий пульс,
Обнимая запястье.
\
ЕЛЕНА ЯГУМОВА
В любовной лирике Елены Ягумовой пустота есть выражение непреодолимого, одиночества. Окружающий мир воспринимается как вселенский сумрак, и это не удивительно. Ведь светом и теплом наполнена жизнь только счастливого человека, а одиночество несёт с собой мрак и холод. «Мрачная» и «холодная» лексика создаёт художественное пространство в небольшом стихотворении «Январь. Середина зимы.», героиня которого чувствует себя пленницей снежного царства.
Январь. Середина зимы.
Вонзаются в небо дымы.
Чёрные вещие птицы –
мрака ночного жрицы,
древний свершая обряд,
крыльями студят закат.
Сумраком выстужен дом.
Всходит звезда над холмом.
Снега занесли нас глубоко.
О-ди-но-ко…
Назывными предложениями первых строк передаётся неподвижность, безжизненность этого мира, а многоточие в конце, указывая на его беспредельность, расширяет границы художественного пространства. Безличное предложение (состоящее из разбитого на слоги сказуемого «о-ди-но-ко»), - это последняя строка стихотворения, ассоциативно связанная с глаголом «вонзаются» и выражающая вселенское по масштабу страдание. Это крик души, который никто не услышит в пустом, холодном, равнодушном пространстве боли. Психологическое пространство боли возникает во многих «зимних» стихотворениях Ягумовой, даже если «мрачная» лексика уступает место «светлой». Окружённая тишиной зимней ночи, очарованная её красотой, лирическая героиня (в который раз!) открывает Вечность в мгновении.
Лунным мехом снег искрится.
На стекло узор ложится
фантастических мимоз…
Этим мигом насладиться
мне не хватит жизни всей.
Но чувство одиночества все же не оставляет, оно даже усиливается, потому что радость не с кем разделить. Грамматически это подчёркнуто контекстной соотнесённостью безличных и определённо-личных конструкций.
Жаль, но не с кем поделиться –
нет ни звука, ни огней…
Ухожу сквозь город сонный
из промытой снегом тьмы
в Храм – на – Боли, сотворённый
одиночеством зимы…
Храм-на-Боли - образ-символ, выражение сложного психологического единства природы и человека. Одиночество зимы и одиночество лирической героини образуют пространство боли, святой, как вера, и не отпускающей лирическую героиню ни на мгновение.
Поэтическая грамматика стихотворения «Ты меня отобрал у стихов и у книг…» создаётся соотношением глаголов совершенного и несовершенного вида. Вид, как глагольная категория, показывающая характер протекания действия во времени и выражающая отношение действия к его внутреннему пределу, обладает богатыми возможностями для передачи внутреннего состояния лирического героя.
В стихотворении противопоставлены Вечность и «по-земному крылатый миг». Вечность (стихи, книги, одинокие закаты) соотнесена с героиней, жизнь которой исполнена «тоски о неведомом». Состояние женщины передаётся глаголами несовершенного вида, обозначающими, как известно, действие без указания на его предел, без ограничения протекания его во времени, длительное или повторяющееся: «из книг узнавала о судьбах времён», «о неведомом мне тосковала», «искала волна меня снова земле возвращала». Вечность не имеет предела, она бесконечна во времени и пространстве, и глаголы несовершенного вида здесь раскрывают отсутствие земных страстей в душе героини, которая ищет «покой в отрешённости волн».
Герой, подаривший женщине «расточительный миг вместо Вечности», возвращает её в земную жизнь. Его «вмешательство» в Вечность - своеобразный отклик на зов Вечности, на тоску женщины о неведомом - передаётся глаголами совершенного вида, которые обозначают действие, ограниченное в своей длительности, имеющее внутренний предел, законченность: «ты меня отобрал у стихов и у книг», заслонил глубину одиноких закатов». Это своеобразное «столкновение» Вечности и мига неконфликтно. Оно, напротив, является выражением их гармонии. Женщина испытала земное счастье, любовь - мужчина прикоснулся к Вечности. Как и в предыдущем стихотворении, у Елены Ягумовой Вечность открывается в мгновении.
Я земное тепло из земного пила,
ты – из Вечности вечность, припав на колена.
ОЛЬГА ГРИЦАЕНКО
В коротком стихотворении «Прости меня…» определёно-личное с однородными дополнениями-метафорами вступление звучит как откровение. Это одновременно и признание собственной вины, и оправдание за несостоявшуюся любовь. Однако в языковом существовании героини, в этой субъективности, кроется противоположная ей по семантике объективность: она создаётся (как бы сама собой!) с помощью повелительного наклонения, позволяя предположить, что чувство вины, скорее всего, надуманно. Модальность повелительного, его «нереальность» обогащает текст, грамматически указывая на то, что причина разлуки заключается, видимо, не в женской слабости. Есть какие-то «внешние», объективные факторы. Интуитивно они осознаются лирической героиней как факторы судьбы. И женщина, говоря о себе, робко ищет причины разрыва отношений вне себя, может быть, потому, что её решение расстаться противоречит её чувству.
Прости меня
за жар огня,
за бред полярной ночи, -
тебя понять
или менять
не хватит женской мочи.
Не удивительно, что безличные конструкции с инфинитивным сказуемым наделены здесь способностью без-личного(!) выражения объективной реальности бесперспективных отношений мужчины и женщины. Такое внутреннее состояние как бы дано ей свыше. Личные ощущения «переводятся» в объективный план, «претендуют» на высшее проявление. Это неуверенная попытка примириться с судьбой, которую нельзя «поправить» и с которой бессмысленно спорить, это психологическая защита от её испытаний. Они звучат философски, как результат глубокой рефлексии лирической героини, композиционно предваряющийся обращением к возлюбленному, чьи чувства она не в состоянии понять и принять.
Способность искренне и глубоко любить во многом определяется умением чувствовать грани любви, из которых складывается её богатство. Лирическая героиня Ольги Грицаенко ощущает эту многогранность. Но в любви первично духовное начало - её доминанта. «Разделение» любви (на «братскую», «дружескую», «материнскую», «женскую»…) упрощает чувство, лишая его внутренней красоты и глубины, переводя в бытовой, повседневный план. Выражаясь языком Пушкина, эта «алгебра разрушает гармонию» любви. И женщина, интуитивно чувствуя это, «ходит по кругу» и, не в силах выйти из него, пытается постичь высшую истину.
И друга люблю, как брата,
И брата люблю, как сына,
И сына люблю, как мужа,
И мужа люблю, как друга,
И с этим хожу по кругу,
И пусть объяснит мне кто-то
Секреты такого счёта…
«И друга люблю, как брата…»
Исследование поэтической грамматики стихотворения помогает раскрыть его философскую глубину. Богатство и многогранность любви, её совершенство во всех ипостасях передаётся синтаксическим параллелизмом первых четырёх строк и эпифорой сравнительных оборотов; стык и анафора подчёркивают исключительность каждой из граней и их гармоничное единство. Эта философия любви пока неподвластна лирической героине, и это позволяет ей глубоко и тонко пережить каждое её проявление. Так и должно быть. Только после этого раскроются «секреты такого счёта», наступит высшее откровение. Не случайно в поэтическом тексте желание женщины «исключено» из замкнутого круга объективной модальности изъяснительного наклонения и «переведено» в ирреальное по сути повелительное наклонение, выражающее неосуществлённую необходимость в знании, к которому лирическая героиня ещё не готова. В этом и заключается мудрость жизни: обрести истину, постичь философию любви – значит пройти долгий путь переживаний и открытий. Чтобы постичь высшую благодать, высшую гармонию, нужно пережить любовь во всех её проявлениях.
* * * *
Твоя ревность,
моя верность, -
это древность
или нервность,
это данность
или странность?
- Это радость,
это равность.
В основе «грамматики любви» этого стихотворения - диалог героини с собой. Сложность отношений мужчины и женщины, непостижимую их сущность, которую так хочется постичь, выражает модальность предположения. Эта субъективная модальность создаётся вопросно-ответной формой стихотворения и однородными именными сказуемыми вопросительного предложения. Связанные попарно, эти сказуемые логически не сочетаются. Абсурдность этой связи, этот «конфликт» грамматики и смысла естественно возникает и в ответе, который не совпадает с предположением. Видимо, законы любви не подчиняются рассудку, необъяснимы с точки зрения здравого смысла, но потребность разобраться в чувствах непреодолима и по-своему необходима. Она обогащает душу более глубоким пониманием любви. Ответ найден вне области рацио, он – в душе женщины, в её любящем сердце.
ЕЛЕНА ГАТИЛОВА
Уникальность грамматики стихотворения «Ты оставь свой взгляд на моей руке…» обусловлена взаимодействием повелительного наклонения первых предложений строфы и форм будущего времени вторых предложений создаётся субъективная модальность, раскрывающая мир души лирической героини. Грамматическая «оппозиция» модальных значений «нереальность- реальность» «стёрта» и поэтому не создаёт «дискомфорт» в поэтическом тексте. Напротив, повелительное наклонение, с его направленностью на будущее, но без определённых временных рамок, выражая несмелую мечту женщины о счастье, которое, может быть, никогда не наступит, звучит синонимично формам будущего времени глаголов-сказуемых. Эта синонимия сближает «ты» и «я», правда, иллюзорно. Ведь, грамматически соответствуя «ты», сказуемое в повелительном наклонении, ирреальное по своей модальности, выражает состояние «я» - желание женщины стать желанной. Так создаётся мир мечты лирической героини, в котором призрачность мечты (модальность повелительного, поддерживаемая анафорой) восполняется готовностью её осуществить (модальность изъявительного будущего времени).
1 строфа:
Ты оставь свой взгляд на моей руке Я пройду за тобой по незримой реке –
Просто так, на память. не споткнусь, не запнусь о камень.
2 строфа:
Ты оставь для меня на песке следы Я уйду по ним от своей беды
Просто так, без смысла.
3 строфа:
Ты меня позови в свой пустующий дом Будет долгим день, будем мы вдвоём
просто так, без цели.
Повторяемость этой ситуации в каждой строфе композиционно организует поэтический текст, помогая воспринять его как цельное произведение. Образ лирической героини, воплощённый в речевой структуре текста, соединяет все элементы поэтического текста в одно целое и является семантическим ядром стихотворения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги, стоит сказать, что стихотворения норильских поэтесс о любви отличаются большой глубиной и яркой индивидуальностью. В этом нас убеждает исследование грамматики, и в частности, грамматических средств модальности, показавшее уникальные возможности русского языка для выражения философии любви в поэзии. Возможности русской «грамматики любви» поистине неисчерпаемы. Именно поэтическая грамматика в её индивидуальном воплощении становится выражением имплицитных смыслов, которые не «поддаются измерению» на других уровнях языка.
Так, например, мне удалось выяснить следующее:
- модальность - это широкая категория, отражающая в поэтическом тексте сложные отношения между лирической героиней, её возлюбленным, миром её мечты и действительностью;
- формы сослагательного и повелительного наклонений, в силу своей грамматической природы обозначая нереальные действия и состояния, в поэтическом тексте психологически взаимодействуют с реальными изъяснительными формами и способны выразить глубокие переживания лирической героини, её отношение к миру; мельчайшие движения души часто подчёркиваются конфликтом грамматики и смысла
- формы повелительной модальности не только раскрывают характер лирической героини, но и могут передать субъективное представление о состоянии будущей реальности;
- использование назывных, а также соотнесенность в контексте безличных и определённо-личных конструкций способны передать неподвижность, безжизненность мира, зеркально отразив внутреннее состояние лирической героини.
- благодаря безличным формам глагола личные ощущения «переводятся» в объективный план, «претендуют» на высшее проявление, воспринимаются как фактор судьбы;
- субъективная модальность может быть создана средствами синтаксиса, например, вопросно-ответной формой стихотворения и однородными именными сказуемыми вопросительного предложения-обращения;
- семантически нагруженной оказывается в поэзии и глагольные категория вида и времени: их контекстное «соприсутствие» позволяет раскрыть гармонию Вечности и мига через восприятие лирической героини;
- у каждой поэтессы философия любви раскрывается индивидуально через свою «грамматику любви»;
Исследование модальности и других грамматических категорий не исключает внимания к поэтической фонетике, лексике, к художественным ресурсам словообразования. Именно поэтому некоторые стихотворения проанализированы многоаспектно. Настоящая работа не претендует на абсолютную завершённость и предполагает в будущем изучение взаимодействия разных уровней языка в поэтической структуре текста. Однако уже сейчас ясно, что грамматический уровень – самый формальный – наиболее интересен и труден в осмыслении. Именно грамматика удивляет нас возможностью выражать глубинные открытия автора, его художественную индивидуальность.
Тестирование девятиклассников показало, что стихотворения норильских поэтесс о любви востребованы сегодняшними читателями. Среди двадцати пяти девятиклассников был проведен опрос, в который были включены строки из любовной лирики классиков и норильских поэтов без указания имён авторов. «Какие строки из стихотворений о любви наиболее созвучны вашей душе?» - спросила я у моих одноклассников. Стихотворения норильских поэтесс нашли отклик в душах читателей (см. Приложения).
Изучение этих стихотворений рассчитано на тех, чьи интересы не ограничиваются лишь «общим» с лирической героиней настроением, а обусловлены желанием постичь сложность отношений мужчины и женщины, их неповторимость, непредсказуемость и необходимость. Для таких открытий нужен читатель-исследователь. Читателю нет необходимости каждое стихотворение рассматривать под лингвистическим микроскопом, но нередко научный взгляд помогает увидеть тайное и стать счастливым его первооткрывателем, ведь известно, что «перо гения выше самого гения».
Практическая значимость работы видится в возможности применения его материалов при углублённом изучении русского языка и литературы на спецкурсах по интерпретации поэтического текста, в работе семинаров научного общества лицеистов, а также на уроках литературы Красноярья.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аймермахер К. Знак. Текст. Культура. – М.: 1998.
Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. – М.: 1976
Арутюнова Н.Д., Булыгина Т.В., Кибрик А.А. Человеческий фактор в языке. Коммуникация. Модальность. Дейксис. - М.: 1992
Глушко А. Лингводицея Иосифа Бродского. Тезисы. В кн.: Иосиф Бродский. Творчество, личность, судьба. – СПб.: 1998.
Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесённость с действительностью. – М.: 1985
Бондаренко В.Н. Виды модальных значений и их выражение в языке. // Филологические науки. 1979. №2.
Валгина Н.С. Синтаксис современного русского языка. М.: Высшая школа, 1991
Шкловский В.Б. Искусство как приём. - 1919
Лингвистический энциклопедический словарь. М.: 1990.
Поповская (Лисоченко) В. Лингвистический анализ художественного текста в ВУЗе.: Учебное пособие для студентов филологических факультетов. - Ростов-на Дону: «Феникс», 2006
Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. М.: Наука, 1990
Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.:1981.
ПРИЛОЖЕНИЯ
1
Анкетирование
Среди двадцати пяти девятиклассников был проведен опрос, в который были включены строки из любовной лирики классиков и норильских поэтов без указания имён авторов:
Какие строки из стихотворений о любви наиболее созвучны вашей душе?
1. Мы пьем в любви отраву сладкую;
Но всё отраву пьем мы в ней,
И платим мы за радость краткую
Ей безвесельем долгих дней.
2. О, жизнь без завтрашнего дня!
Ловлю измену в каждом слове,
И убывающей любови
Звезда восходит для меня.
3. Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.
Но мне не надо Ваших губ и глаз.
Все началось и кончилось - без Вас.
4. Скажу «люблю», и слово канет,
Как камень, в глубь души твоей.
Взойдёт улыбки робкий свет,
Как штрих моих сомнений вечных.
5.Прости меня
за жар огня,
за бред полярной ночи, -
тебя понять
или менять
не хватит женской мочи.
6. Я чувствую, что отпустила горечь,
Как будто за спиной остались горы,
И говорю: «Будь счастлив без меня».
Результаты:
[pic]
Е. Баратынский - 20%
А. Ахматова - 13 %
М. Цветаева - 25%
Л. Знаева – 15 %
О. Грицаенко – 10 %
Н. Блохина - 16 %
Вывод: В результате проведенного опроса, было выяснено, что стихотворения норильских поэтесс нашли отклик в душах читателей.
2
К стихотворению Н. Блохиной «Я бы давно тебе письмо прислала…»
Психологически конфликтное чередование грамматических форм как отражение п [pic] [pic] ротиворечивых чувств лирической героини
[pic]
3
К стихотворению Ю. Меркушевой «В…любви уверенная сердцем»
Наблюдение над художественная функцией страдательных причастий: выСТРАДанность сегодняшних переживаний лирической героини передаётся СТРАДательными причастиями прошедшего времени
[pic]
4
К стихотворению О. Грицаенко «Прости меня…»
Наблюдение над модальностью повелительного наклонения и его художественным «взаимодействием» с безличными формами глаголов-сказуемых: безличные конструкции с инфинитивным сказуемым как выражение объективной реальности - бесперспективности, обречённости отношений мужчины и женщины
[pic]
5
Терминологический словарь исследования
Дефиниция – научное определение
Диктум – основное содержание; реализует объективную семантику предложения.
Дискурс- функционирующий язык
Имплицитность – неявность, подразумеваемость.
Интенциональность грамматических категорий - их связь с речевыми намерениями говорящего; центральное свойство человеческого сознания быть направленным на какой-то объект, нацеленность человеческого действия, выражающая отношение человека к миру.
Когнитивная модальность – модальность, обнаруживающаяся в результате анализа средств художественного изображения, скрытая модальность.
Когнитивный – познавательно-логический аспект
Модальность - функционально- семантическая категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды субъективной квалификации сообщаемого.
Модус – модальная часть содержания; субъективное содержание предложения..
Референция – соотнесённость высказывания с событием внеязыковой действительности.
Семиотика – наука, исследующая свойства знаков и знаковых систем.
6
Стихотворения, анализируемые в работе
«Вдруг понимаю – я теперь ничья…» (Наталия Блохина)
«И друга люблю, как брата…»(Ольга Грицаенко)
«Жизнь летит за звёздной пылью…» (Ольга Грицаенко)
«Люби такой, какой я стала…» (Людмила Знаева)
«Ты оставь свой взгляд на моей руке…» (Елена Гатилова)
«Прости меня…» (Ольга Грицаенко)
«Связали нитями дождей…» (Людмила Знаева)
«Твоя ревность…» (Ольга Грицаенко)
«Ты видишь, я иду уже в тепле…»(Юлия Меркушова)
«Ты меня отобрал у стихов и у книг» (Елена Ягумова)
«Ты меня пожалей…»(Людмила Знаева)
«Ты не убьёшь меня своей обидой…(Наталия Блохина)
«Я бы давно тебе письмо прислала…» (Наталия Блохина)
«Я к осени ушла, а не к тебе…» (Людмила Знаева)
«Январь. Середина зимы». (Елена Ягумова)
