Сказка как инструмент воспитательного воздействия.

Сказка как инструмент воспитательного воздействия.

Задача сказки состоит в создании своеобразной виртуальной модели и в организации встречи миров: нашего реального мира и построенного сказочного. Если в результате этого взаимодействия миров у человека возникнет новое или обновленное представление о соб­ственных жизненных ориентирах, пусть даже поначалу смутное, — значит, сказка «работает».

Для того чтобы присмотреться к спектру инструмен­тальных возможностей сказки, взглянем на некоторые ее разновидности. В предметном рассмотрении этой темы нам поможет жанр так называемой «сказки-крош­ки» — сказочной миниатюры объемом менее ста слов. Чаще всего сказку-крошку можно превратить в обыч­ную «большую» сказку путем дополнительной литера­турной обработки, но все ее характерные свойства при­сутствуют уже и в малом варианте.

Сказка-притча: модель духовных ориентиров

Притча как жанр сказки (или — шире — как самосто­ятельный литературный жанр) хороша известна и по фольклору, и по авторской литературе, и по ее приме­нению в области передачи мировоззрения. Ее особен­ности в том, что она стимулирует собственное мышле­ние и дает возможность использования комментариев, уточняющих ее смысл и углубляющих его с помощью дополнительных интерпретаций.

Терпеливая жертва

Злой Клюк поймал мягкого Мляма и намял ему бока. Млям страдал и стонал, а Клюк еще надавал ему под­затыльников. Млям заохал, а Клюк стал пинать его в разные места. Млям плакал, а Клюк злился и кричал: «Ты что терпишь? А ну дай сдачи!» Но Млям был для этого слишком мягок, так что Клюк просто лопнул от злости. Вытер Млям слезы и пошел дальше.

О чем эта сказка? О непротивлении злу насилием? Но главный персонаж, Млям, выглядит не настолько привлекательно, чтобы брать его за образец. В этом заключается элемент провокации, побуждающей искать свою собственную позицию.

Похудание бегемота

Бегемот Беня решил похудеть. Надоело ему слушать, какой он толстый, стал он принимать таблетки. Шкура обвисла, морщины пошли. Друзья узнавать перестали. Пришлось отъедаться. Потом другие таблетки раздо­был. Усох весь, уменьшился. Кто ни взглянет — плачет. Пришлось отъедаться. Еще таблетки купил. Легким стал, как перышко, ветерком сдувает, а толщина не измени­лась. Внутри все в пустоте болтается, заболеть можно. Пришлось отъедаться. Отъелся Беня как следует, гля­нул в зеркало и думает: а чем я так-то плох? И остался бегемот бегемотом.

С одной стороны, здесь речь о том, чтобы не стес­няться быть собой. В то же время, если первая мысль достаточно освоена, сюда может быть добавлен ком­ментарий, обсуждающий вопрос о том, можно ли стать не другим вообще, а именно другим бегемотом.

Блинный язык

Один парень так грубо с матерью говорил, что она не выдержала и крикнула: «Чтоб у тебя язык отсох!» Язык и отсох. А мать как раз блины жарила. Взяла она блин, вырезала из него язык и пришила сыну. Заговорил тот, а всего-то и может выговорить: «Блин, блин, блин». Много времени прошло, прежде чем и другие слова стали у него пробиваться.

Притча, показывающее место ругани в жизни чело­века: это блинный суррогат настоящего языка. И вмес­те с тем дающая возможность обсудить роль жаргона, сленга в отношениях между людьми.

Сказка-приключение: поведенческая модель переживаний

Собственно, элемент приключения нужен каждой сказке, чтобы она была достаточно привлекательной. Когда я рассказываю в литературной студии, как сочи­нять сказку, я говорю о мнемонике ДОМ: Действие (это и есть приключение). Образ, Мысль, — напоминающей о трех желательных элементах всякой рассказанной истории.

,Но и само по себе приключение ценно тем, что оно дает возможность задуматься о своем способе пове­дения на месте главного героя сказки.

Притяжение силы

Пригласили школьников посмотреть силовой завод. Полдня ходили. Видели цеха, где наливают гири тяже­стью, где пекут блины для штанг, где тренеры собира­ют тренажеры, ну и всякое такое. Устали. Под конец им в буфете дали по чашечке силы. А Дюндин, который хотел стать силачом, выпил тайком еще пять чашек. Из-за этого он не мог потом думать ни о чем, кроме своей силы. Даже учиться бросил. Пришлось родителям за него думать. Отдали они сына в цирк, и он там стал гимнастов под купол подбрасывать. А что ему? Он мог и слона подбросить.

Выпил бы ты лишнюю чашечку силы? А пять выпил бы? Бросил бы учиться, если можешь хоть слона под­бросить? В общем, надо подумать, пока сам не попал на экскурсию по силовому заводу. А то потом с мышле­нием могут быть затруднения.

Бык и кнут

Шел бык на луг. Сам шел. А Петр в крик: «Ах, сам? Где кнут?» Взял кнут. Щелк! Бык в плач. Он же сам шел, а тут кнут. Бык хвать кнут — и съел. И на луг. Сам.

Даешь ли ты проявиться самостоятельности, иници­ативе тех, с кем имеешь дело? Готов ли с другой сторо­ны, в другой роли, выхватить кнут и уничтожить его? А после этого — поступишь ли принципиально наоборот или сделаешь то, к чему тебя тянет, даже если к этому тебя и подталкивали?

Сказка-аллегория: оживление абстракций

Виртуальный мир, созданный сказкой, отличается от рьяных абстракций лобовой проповеди. Здесь, в сказочном мире, можно превратить абстрактные свой­ства в реальность и вступить с ними в живое обще­ние.

Шик Пшика

Богатый Пшик любил шик. Одевался с шиком. Ездил с шиком. Гостей принимал с шиком. А уж с каким ши­ком его хоронили!.. И на том свете торжественно встретили. Только попросили от шика отскрестись. Там он ни к чему. Отскребался Пшик, отскребался — ох, сколько соскреб! Смотрят: целая гора шика, а Пшика не видно. Так и не отыскали его.

Это ощутимое, физическое отскребывание, приводя­щее к отсутствию какого-либо остатка, гораздо серьез­нее, чем отвлеченное увещевание отказаться пускать пыль в глаза.

Сад Судьбы

Неудачник Дуан часто жаловался на судьбу. Судьбе это так надоело, что она сбрызнула Дуана увеличива­ющей водой и сделала своим садовником. Смотрит Дуан на сад человеческих жизней сверху — и столько работы у него!.. Из тысячи разных леек все полить надо, тысячу разных удобрений, подсыпать, тысячей инстру­ментов лишнее убрать... Замаялся. «Вот и не ворчи больше», — сказала Судьба, сбрызнула Дуана умень­шающей водой и отправила обратно. И он вздохнул с облегчением.

Уникальный шанс — вместо сетований на несправед­ливость Судьбы побыть некоторое время ее подручным.

Сказка-анекдот: освоение противоречий

Анекдот — это прежде всего парадокс, и сказка-анек­дот приучает нас воспринимать парадокс, осваивать его внутреннюю энергию. Это важно, потому что именно парадокс доводит до обостренного вида, до логической выразительности те противоречия, которые нас муча­ют, раздражают и дезориентируют. Формулируя свою проблему на языке парадокса, мы встаем перед ней лицом к лицу, прекращая попытки спрятаться в тень недомолвок.

Бессовестный товар

На рынке стояли рядом два торговца. Один обвеши­вал да обсчитывал, другой честно торговал. У одного денег полно, у другого так себе.

— Хочешь, немного бессовестности продам? — предложил жулик. Повздыхал честный торговец, но согла­сился: семью-то надо кормить. Получил за хорошую цену коробочку. Открыл ее, а там пусто. Как так? А жулик
смеется:

— Совести-то у меня нет. Что же ты хотел там уви­деть?..

Да, можно пойти на компромисс с самим собой и попробовать ненадолго оставить в сторонке свои прин­ципы. Но будет от этого хоть какой-нибудь толк? Ведь расставаясь со своим стержневым состоянием, пусть даже временно, мы вступаем совсем в другую область, где нам нечего искать и не от чего получать выгоду.

Газонокосящая корова

Взяли корову работать газонокосилкой. Пошла она подравнивать траву на газоне. Старательно рабо­тает, аккуратно. Только начальник недоволен: «Бы­стрее надо!» — кричит. Стала корова скорость уве­личивать, а начальник все подгонял, пока она не стала проворнее моторной косилки работать. Вечером стоит корова в хлеву, подошел начальник и про­сит молоком угостить. Хлебнул из кружки, а там бензин! На следующий день он уже не подгонял ко­рову, да еще мух веткой отгонял. Понял, что ско­рость не главное.

Природа других явлений, внешних по отношению к тебе, тоже требует уважения к ней и соответствия на­шего поведения ее сути. Если, конечно, мы не боимся получить в кружке бензин вместо молока.

Сказка-метафора: перевод рационального в поэтическое

Эта разновидность сказок (или, можно сказать, это свойство любой из них) особенно важна для людей с правополушарным, образным мышлением. Многие сто­роны жизни, ускользающие от них при рациональном анализе, становятся явными и ощутимыми при встрече с соответствующей метафорой.

Песенка для весны

Два поздних осенних одуванчика, седые и почти лы­сые, доживали свое. Росли они из одного корня, но очень различались. Один угасал горестно. Другой сочинял песенку для весны. Горько усмехался над ним первый. Так оба и увяли... Потом пришла весна. Поднялись но­вые бутоны. Один из них, едва приоткрывшись, запел песенку.

Неужели это ты? — прошептал с земли засохший прошлогодний стебелек.

Да, — кивнул цветок. — Мне весна велела цвести снова, чтобы песенка не пропала.

Вздохнул засохший, и этот вздох был последним, что от него осталось.

Это не сказка про карму или какую-то другую концеп­цию возрождения. Это сказка про одуванчики. И про нас с тобой. Верить в спасительную Тайну или мрачно угасать, возмущаясь неизбежным концом? От этого за­висит и наше поведение: сочинять ли песенку для вес­ны — или пропади оно все пропадом...

Таблетки от несладкой жизни

Бурбур все жаловался, что живет несладко. Вот Урур и подарил ему коробку с разноцветными конфетами. Если скучно, съешь красную — будет весело. Если сер­дишься, от зеленой подобреешь. От страха желтая кон­фета избавит... Пришел Урур через месяц, а Бурбур опять недовольный сидит. Обидно ему, что приходится конфетами добиваться того, что у других само проис­ходит.

— Молодец! — крикнул Урур. — Ты самое главное по­нял.

И забрал конфеты, чтобы не мешали.

Вот они — в коробке — конфеты, спасающие тебя от всего. Они ощутимы, разноцветны, можно даже уловить воображением их запах. И теперь, когда мы вместе с Бурбуром подержали их в руках, самое время отказать­ся от них — и неожиданно прийти к чистому, бескон­фликтному самовоздействию.